Инкогнито с Бродвея - Дарья Донцова

– Мой муж не желает быть связан хоть с каким-либо скандалом, – сейчас шептала Гуля, – он всегда повторяет: «Что дома творится, за порог не выносится». А Файка тогда пообещала к журналистам побежать, правду им выложить. И про то, как она с моим супругом спала, и про ребенка… про все… Искандер бы очень разозлился на меня. Я же Фаину в дом впустила, а муж приказал никого в дом не впускать – у нас младенец, еще заразу люди принесут. Я не послушалась.

– Не послушалась… – эхом повторил сидевший молча Искандер. – Да, не послушалась. А зря.

– Я же сразу о чем подумала… – хныкала Гуля. – Брак у нас государством не зарегистрирован, захочет супруг – и выгонит меня. И что мне достанется? Рваные тапки. У него много влиятельных знакомых, отнимет у меня Рамазана, деньги, жилье. Я всего лишусь.

– Она тогда на колени упала, – рассмеялась Фаина, – в истерике колотилась. Потом побежала в спальню, деньги принесла, пообещала платить мне каждый месяц, если я исчезну.

– И ты ушла, – пробормотала я.

– Мне было негде жить, – завела привычную волынку Фая, – на Гулькины копейки комнатушку с трудом сняла.

– Да я ей десять тысяч долларов в месяц отсыпала! – взвыла Гульнара. – Это можно легко проверить. Деньги со счета мужа уходили ко мне на счет, я их наличкой снимала. Ой!

Ниязова резко замолчала.

– Однако это интересно, – подчеркнуто спокойно произнес Амиров. – Значит, то, что я давал на содержание твоей несчастной родственницы, которая умирала в платной клинике на аппаратах, на самом деле попадало в руки этой мелкой дряни? Ты меня много лет обманывала?

– Вы вручали супруге немалую сумму и не проверяли, как она ее расходует? – поразился Вадим.

Глав 36

Искандер усмехнулся.

– Десять тысяч в валюте для меня незаметная сумма. Я отдал распоряжение в банк, и деньги стали автоматом капать на счет Гульнары. Ну и доверял жене полностью. Кстати, она объяснила необходимость траты, сказала, что хотела бы помочь двоюродной сестре, которая очень больна. Ей, мол, требуется постоянный уход, живет бедняга во Владивостоке. Я разрешил брать деньги и забыл об этом. А пару лет назад с банком поругался и затеял проверку всех своих активов. Понял, что средства до сих пор снимаются, и спросил у жены: «Твоя родственница еще жива? Ну и ну! Думал, она давно покойница. Ты когда еще говорила, что ей три-четыре месяца осталось». Гульнара ответила: «Милый, ты прямо экстрасенс, сегодня утром двоюродная сестра умерла. Я не успела тебе об этом сказать. Огромное спасибо, я смогла благодаря тебе продлить ее дни на земле». Значит, ты врала. С самым честным видом. Нехорошо, однако. Я очень тебе доверял. Очень. Никогда в твоих словах не сомневался.

– А что мне оставалось делать? – зарыдала Ниязова. – Прости, любимый, прости! Всегда говорила тебе только правду.

– Кроме тех десяти тысяч, – протянул Искандер, – о смерти ребенка, о визите старой подруги…

– Иначе Файка грозилась все рассказать папарацци, – плакала Гульнара. – Когда я перестала ей десятку отстегивать, она истерику закатила, орала: «Мне за квартиру платить нечем, и на улице оказалась»…

– Да ну? – удивилась я. – Десять тысяч валютных рублей в месяц это огромная сумма. Искандер-то Ильясович очень богатый человек, для него это копейки, о которых и забыть можно, а для обычных людей…

Степан кашлянул.

– Прости, Вилка, перебью. Откровенно говоря, я не поверил Амирову. Сам не бедный человек, не могу пожаловаться на заработок, однако про десять тысяч долларов, которые кому-то с моего счета уходят, ни за что бы не забыл. Но сейчас залез на сайт, где опубликованы налоговые декларации бизнесменов, увидел цифру рядом с его именем и скажу: да, с такими доходами то, что выделялось якобы на лечение родственницы, действительно кажется ерундой. Это для меня как десять тысяч рублей.

– Поэтому мне и странно, что Фаина не скопила себе на жилье, – подхватила я.

– Так я собираю, коплю. Но ведь на мальчика-инвалида столько тратить надо – лекарства дорогущие, их Центр просит родителей покупать, – всхлипнула «сестрица». И осеклась.

Несмотря на то что разговор наш был совсем не весел, я расхохоталась.

– Фая привычно соврала, забыв, что мы знаем: никакого Центра Перцова не существует и сына тоже.

– Мне она пригрозила, что пойдет к Искандеру! – закричала Гуля. – Гадина шантажировала меня, заявила: «Раз денег больше нет, устрой мне бесплатное жилье». И я пошла к Антонине Семеновне Вольпиной. А к кому еще мне было обратиться? У меня друзей нет. Я верная жена, а верной жене никто, кроме мужа, не нужен, ни родственники, ни подружки, – заявила Гульнара.

– К кому ты пошла? – изумился Искандер.

– Антонина Семеновна гомеопат, у нее полно клиентов, – ответила Гуля.

– Интересные дела творились в датском, то есть в моем, королевстве… – со странным выражением лица произнес Амиров. Потом улыбнулся. Но эта его улыбка больше походила на оскал.

У Степана тихо запищал сотовый. Дмитриев вынул телефон.

– М-да… – протянул Искандер. – Гульнара, у тебя, оказывается, полчища секретов от меня, твоего мужа.

– Только два, – простонала Ниязова, – деньги Фаины и баба Тося.

– Сейчас еще тайны отыщутся, – злорадно пообещала «сестрица».

– Про доллары ясно, – продолжал Амиров, – ты не хотела, чтобы на свет явилась правда о мертвом ребенке. Это как в старом анекдоте: то ли Гульнара младенца убила, то ли ее подруга младенца убила, но была там какая-то неприятная история… М-да. Здесь хоть понятно, почему ты смолчала. А про Антонину Семеновну почему скрыла? Отчего не сообщила, что общаешься с этой женщиной?

– Помнишь, каким был Рамазан в два года? – прошептала Гуля. – Неконтактным, недоразвитым. Врачи в один голос говорили: «Ничего не получится. Ребенок не выправится». И наши доктора, и зарубежные каркали: «Он даже в коляску не сядет. И у вас будут огромные проблемы с обучением». Я поняла: надо искать альтернативные методы лечения, обычные не помогают. Начала общаться с матерями инвалидов, и одна из них посоветовала бабу Тосю. Сказала, что целительница чудеса творит, дала мне ее адрес. Я привезла к ней медкарту Рамазана. Она ее полистала и вопрос задала: «Вашего сына зовут Рамазан Искандерович Амиров? Отчество и фамилия не православные. Кто его отец?» Я испугалась, что старуха мусульман не лечит, но деваться было некуда. Пришлось отвечать: «Его зовут Искандер Ильясович Амиров, он владелец сети клиник пластической хирургии». И добавила: «Заплачу вам, сколько скажете, только помогите. Мой супруг очень хороший человек, он Иисуса Христа уважает, перед православной церковью шапку снимает». А бабка поморщилась: «Платы я не беру, если хотите, можете в кружку на подоконнике сколько не жалко опустить. Позвоню вам». На следующий день она соединилась со мной и условие поставила: «Помогать стану, если ты мужу своему никогда не проговоришься, чьи лекарства используешь. Поклянись, что рта не раскроешь. Если обманешь – Рамазан умрет». Разве могла я тебе признаться? И чудо-то от ее зеленых капель случилось…

– Зеленых капель? – перебил супругу Искандер.

– Ну да. Баба Тося раз в две недели давала мне странную пипетку, в пробирке спрятанную, – пустилась в объяснения Гуля, – следовало строго по часам, каждый раз в разное время, в ротик ребенку крохотную дозу капать. Ни в коем случае не перепутать. Рамзик на глазах умнеть стал, сидеть смог, даже на ноги подниматься. Все доктора только ахали. Месяц я капли ему давала, потом стала настойками поить. Баба Тося меня хвалила, говорила, что я очень аккуратная, поэтому мальчик гением делается. Женщина, которая мне контакт Антонины дала, предупреждала, что та неразговорчивая и сердитая, мол, если что не так, нагрубит легко. Но я-то тщательная, ни на минуту время приема препаратов не нарушила, порой в три утра вставала, чтобы полторы чайные ложки микстуры Рамзику в рот влить. Наверное, поэтому баба Тося со мной всегда приветливо беседовала. Мы с ней даже вроде бы подружились. Она меня последней на прием записывала, а потом оставляла чаек попить. У нее такая странная квартира – из двух состоит, проход между ними через шкаф в коридоре. Забавно. Антонина Семеновна меня про мужа и сына расспрашивала, ей было интересно про них слушать. Я знала, что целительнице нужна помощница и чтобы она всегда была рядом. Но не везло Вольпиной, не задерживались около нее работницы. Поживет месяц-другой очередная тетка в той части апартаментов, что за гардеробом, и уходит, не выдержав требований бабы Тоси.

Слушая Ниязову, я стиснула губы. Ей-богу, найти зерно правды в бездне вранья Фаины непросто. «Сестрица» успела мне изложить несколько версий своего знакомства с бабой Тосей: сначала говорила, что снимала рядом однушку, потом что познакомилась с Вольпиной, когда та обливалась во дворе водой. И вот сейчас я узнаю, как было на самом деле – похоже, с Вольпиной лгунью свела Гульнара.