Утраченная реликвия - Андрей Воронин

Фраза Дмитрия о номерах, которые выкидывают порой представители столичного бомонда, наверное, вызвала у водителя какие-то ассоциации, вспомнилось ему что-то свое, и он ответил не столько Дмитрию, сколько собственным мыслям. Для него переход от одного к другому получился плавным и естественным, а Светлову, который не умел читать мысли, показалось, что собеседник ответил ему невпопад.

Постепенно разговор все-таки наладился. Дмитрий рассказал водителю парочку старых, нигде не опубликованных ввиду своей повышенной скандальности, но совершенно правдивых хохм из жизни музыкальной тусовки, а водитель в ответ изобразил смешной анекдот про вернувшегося из командировки мужа. До места они добрались в полном согласии; водитель остановил машину у самого подъезда редакции и цену запросил умеренную, вполне приемлемую - сто рублей, несчастных три доллара. В результате Дмитрий в лучшем виде успел на планерку, да и настроение у него улучшилось: как всякий настоящий журналист, он любил общаться с людьми, узнавать что-то новое - если не сенсацию, то хотя бы свежий анекдот.

Высадив пассажира, водитель синей "Тойоты" уехал не сразу. Он немного задержался, сосредоточенно разыскивая что-то в бардачке, а когда высокая дубовая дверь с глухим гулом захлопнулась за журналистом, выпрямился на сиденье и некоторое время изучал таблички, в изобилии висевшие по обе стороны от парадного входа.

Табличек было штук десять, но только одна из них принадлежала газете еженедельнику "Московский полдень". Хорошенько запомнив название, водитель закурил сигарету, подумал немного, запустил двигатель и, развернувшись, погнал машину обратно.

К счастью, за то время, что он халтурил, подвозя неожиданно подвернувшегося пассажира, его клиент никуда не исчез. Его машина была на месте, да и сам он, судя по некоторым признакам, сидел дома: в квартире по случаю пасмурной погоды горел свет, и водитель пару раз видел на фоне окна темный силуэт хозяина.

После обеда, сдав сменщику дежурство, водитель синей "Тойоты" отправился с докладом к начальству. Начальство сидело перед компьютером, по обыкновению раскладывая пасьянс, и в задумчивости поглаживало ладонью свой голый, обезображенный длинным извилистым шрамом череп. Водитель "Тойоты" поставил у двери чемодан, внутри которого был спрятан микрофон направленного действия со всеми прилагающимися к нему причиндалами, и кашлянул в кулак.

- Простудился? - не отрывая взгляда от экрана, с оттенком насмешки поинтересовался шеф.

- Да вроде нет, - ответил водитель.

- Тогда кончай мяться у дверей. Проходи, садись и выкладывай, с чем пришел.

- Данные оперативного наблюдения за объектом, - сообщил водитель "Тойоты", подходя к столу Аверкина и вынимая из кармана стандартный конверт, в котором, помимо нескольких фотографий, лежала магнитофонная кассета.

- Перестань кривляться, Серый, - сказал Аверкин, откладывая в сторону кассету и задумчиво разглядывая фотографии. - Данные оперативного наблюдения... Они же фоторепортаж об опохмелке, совмещенной с выгулом собаки, они же - материалы шпионской слежки... Дело не в словах, а в фактах. Кстати, собака похожа на Шайтана.

- Это и есть Шайтан, - сказал Серый, - Ума не приложу, откуда он у этого парня.

- Этот парень - однополчанин Бондаря. Они вместе воевали, а это, как нам с тобой известно, здорово сближает. А кто второй?

- Дмитрий Светлов. Журналист, работает в газете "Московский полдень".

Аверкин поморщился.

- Газета... Информационный пипифакс! Знаешь, что такое пипифакс? Туалетная бумага. М-да... Не люблю я, когда вместе собираются бывший десантник, который никак не может угомониться и понять, что для него война закончилась, и писака из желтой газетенки. Чрезвычайно неприятное сочетание, вроде сварочного аппарата и прохудившейся газовой трубы под давлением.

Серый позволил себе криво усмехнуться.

- Вы кассету послушайте, - предложил он.

- А на кассете, как я полагаю, разговор между двумя этими экземплярами... Ну-ну. Ты сам-то слушал?

- Я делал запись. Волей-неволей пришлось слушать.

Ей-богу, Саныч, лучше бы мне этого не слышать! Еле удержался, честное слово! Так бы и замочил обоих на месте. Козлы!

- Ну-ну. Что это тебя так разбирает?

- А вы послушайте, послушайте!

- Да я послушаю, послушаю, - передразнил Серого Аверкин. - Долгий разговор-то?

- По делу - короткий. А вообще-то трепались они чуть ли не полчаса.

- Давай-ка отмотай мне до того места, где по делу, и послушаем вместе, - распорядился Аверкин. - Очень мне интересно, из-за чего ты на стенку лезешь.

- Сейчас сами полезете, - пообещал Серый.

Он дотянулся до стоявшего на специальной подставке музыкального центра, вставил кассету и принялся тыкать толстым пальцем в кнопки, перематывая пленку до нужного места.

- Вот, - сказал он, найдя искомое, - слушайте.

Аверкин дослушал до конца, выудил из пачки "Голуа" сигарету и прикурил, окутавшись густым облаком дыма, сквозь которое, как солнце сквозь грозовые тучи, поблескивала его лысая макушка.

- Ну, - сказал он, когда запись кончилась, - и что тебя здесь не устраивает? Ребята башковитые, мозги у них работают хорошо, а главное храбрые парни, не хотят, как все, голову в песок прятать. Все им по барабану - и Аверкин с "Кирасой", и ФСБ с ментами. Люблю таких. Может, зря я этого, объекта твоего, на работу не взял? Нет, я все-таки не пойму, чего ты пузыришься. Ты посмотри, как красиво они нас вычислили! Бондаря-то, как ни крути, мы завалили, и они это с ходу просекли, буквально навскидку - бах, и ваших нет. Лихо! Но данных для хорошего, грамотного анализа у них маловато, вот они под конец и понесли ахинею - про икону какую-то, про налет на антиквара...

- Ахинею, - проворчал Серый. - Да за такую ахинею мочить надо!

- Мочить... Ты, Серый, со мной не хитри. Не умеешь ты этого, не дал тебе Бог хитрости, и все твои мысли на морде у тебя написаны. Предлагаешь мочить всех подряд, а сам, небось, думаешь: а ведь что-то в этой ахинее, наверное, есть! Бондаря-то мы по приказу Саныча грохнули, так, может, и насчет антиквара эти бакланы правду говорят?

- Если бы я так думал, я бы с этой кассетой к вам не пришел, - угрюмо буркнул Серый. - Что мне, жить надоело?

- Кто тебя знает, - сказал Аверкин, незаметно вынимая руку из верхнего ящика стола и бесшумно задвигая ящик. В руке у него ничего не было, и он положил ее на стол, от греха подальше. - Может, ты нарочно вернулся, чтобы побольше выведать, улики подсобрать... Но улики, Серый, это такая ерунда!.. Я где-то вычитал отличную фразу: улики сами по себе не страшны, страшна неверная интерпретация. Вот как раз на этом твои объекты и прокололись. Интерпретация! Насчет Бондаря они меня раскололи лихо, в два счета, а потом пошли дальше, начали интерпретировать и заблудились к чертовой матери. Даже обидно, между прочим. Могли бы догадаться своими мозгами, что приказ о ликвидации Бондаря я отдал не для того, чтобы замести свои следы, а чтобы честь спасти - и свою, и "Кирасы", и его, дурака, честь! Но они об этом, конечно, даже не подумали, для них Бондарь вне подозрений на том простом основании, что он их друг и что его убили. Им - друг! А мне кто - хрен с бугра?!

Я, может, потому и велел его завалить, что любил его, как сына, и хотел от позора спасти. Ведь там, у антиквара, это же его работа была! Чужому Дракон не открыл бы, а напарнику - пожалуйста. А напарник зашел за угол, взял у корешей автомат, вернулся и превратил его в дуршлаг, впору макароны процеживать. Икону подельникам отдал вместе с автоматом, а сам побежал мусорам звонить: ах, приезжайте, у нас тут вооруженное ограбление! Плохо это, Серый. Никогда так не поступай, какие бы деньги тебе ни сулили.

- Погоди, Саныч, - пробормотал Серый, ошеломленный и совершенно сбитый с толку хлынувшим на него потоком информации. - Постой, дай с мыслями собраться. Что, Бондарь продался? Бондарь за бабки напарника завалил? Прости, командир, но мне в это поверить трудно.

- А в то, что это я Дракона грохнул и икону забрал, тебе поверить легко? Что ты мямлишь, как старая дева с искусственным членом в руке: легко поверить, трудно поверить?! Перед тобой две версии, обе одинаково логичные и обе поганые. Одна из них правдивая, другая - сплошное вранье. Выбирай, какая из них тебе больше нравится! Только не забудь, что мы с тобой вместе с самого первого дня, уже шестой год подряд, а Бондарь, хоть и хороший был парень, работал у нас год с небольшим.

- Что за говно! - с тоской воскликнул Серый. - Выбирай... Выбирай, блин, какой глаз себе выколоть - правый или левый!

- Главное, что не оба, - заметил Аверкин. - Время такое, Серый, люди из-за денег всего лишились - и ума, и чести, и совести. Я Бондаря даже не осуждаю. Поскользнулся человек, с каждым может случиться. Это как болезнь, что-то типа временного умопомешательства: поддался соблазну, в глазах потемнело, а потом очухался и поверить не можешь, что все это ты наколбасил, лично, своими собственными руками. И не надо слов говорить: продажная, мол, шкура, предатель . Не был он продажной шкурой, и предателем не был. Просто спасовал, не выдержал, когда его большими бабками поманили, и вот результат. Сломался человек. И убрали мы его вовремя, потому что, ступив на эту дорожку, вернуться уже невозможно: так и будешь всю жизнь стрелять в спину друзьям-приятелям - Погоди, командир, - взмолился Серый. - Что ты мне гонишь про ум, честь и совесть, как на политзанятиях... Ты мне другое объясни: как ты узнал, что это Бондаря работа?