Форпост. Найди и убей - Андрей Валерьев

– Что-то будет.

В первом открытом им ящике было… железо. Сначала Иван ничего не понял, но глянув на инструкцию, подпрыгнул. Арбалет! И может даже и не один, судя по количеству упакованных в бумагу запчастей. В самом низу лежали деревянные коробки с болтами. «Потом сосчитаю». Иван захлопнул крышку и прихватил её шурупом.

Содержимое последнего, пятнадцатого ящика повергло Ивана в шок. На самом верху лежала маленькая деревянная коробочка. Маляренко открыл её и застыл, хотя сердце стучало так сильно, что, казалось, ещё немного и оно разорвётся на части. «Мама, папа! Мамочка!»

На глаза навернулись слёзы. Прекрасные барельефы с портретами родителей расползлись и потеряли резкость. Иван смахнул слезу и вгляделся в родные лица. Он помнил эту фотографию – на ней отцу было от силы лет сорок, а маме и того меньше. Это он их снимал, учась фотографировать только что подаренным ими «Зенитом».

«Тысяча лет. Тысяча. А они всё равно живы». Иван закусил губу. Под барельефом было письмо. Здравствуй, дядя Иван. Пишет тебе твой племянник Артём…

Сердце гулко бухнуло, сбилось с ритма и рухнуло куда-то в живот. Иван Маляренко схватился за грудь и медленно повалился на бок.

Ваня очнулся оттого, что что-то тёплое покинуло его бок, оставив мёрзнуть и перебралось на ноги, начав шебуршиться и устраиваться там поудобнее. «Бимка. Что со мной?»

Иван захотел поднять руку и не смог – силы оставили его. Очень болело в левой части груди. Было тяжело дышать – каждый вдох давался с болью. «Бимка. Что со мной?»

Пёс прекратил крутиться на ногах и, перебравшись к голове, лизнул Ваню в нос. «Бимка…» Иван выключился.

«Это утро, наверное. Светло»

Проснувшись, Иван почувствовал себя значительно лучше, хотя ни пошевелиться, ни открыть глаза не получилось. Очень хотелось есть. Он явно лежал в своей палатке, на ногах привычной тёплой тяжестью дрых Бим. За капроновой стенкой звякали тарелки и бубнили голоса.

– Пойдём, ещё из арбалетов постреляем? «Это Маша»

– Нет. Давай-ка баньку истопи лучше. Это полезнее будет. «Володя»

– Как он? «Володя»

– Уже лучше. Синева с лица почти исчезла. Что это было? Инфаркт? «Алечка»

– Да ну! Смеешься? Какой инфаркт? Переволновался человек, переутомился. Сама говоришь – цвет лица нормальный. Пусть спит. Отдыхает. Ну как? Ты всё ещё не передумала детей делать? «Володя. О чём это он? Какие дети?» Алина хихикнула.

– Сейчас, пойду его проверю. «Что это?» Прохладные губы коснулись его лба.

– Спи, милый, отдыхай. «Я не сплю! Я здесь!»

Жутким усилием Иван приоткрыл веки, но Алины уже не было. Остался лишь её запах.

– Машка, иди баню топи! Кому сказано! «Романов»

Звонко рассмеялась Алина, глухо хохотнул Романов. Через минуту раздался первый сладкий стон. «Я. НЕ. ВЕ. РЮ.»

Часть 4. «Свои»

Когда как-то раз заезжий генерал по пьяной лавочке нахлобучил на блестящую лысину капитана Лужина свою генеральскую папаху, все сидящие за столом дружно покатились со смеху. Капитан здорово смахивал на молодого чеченского старейшину: пышные чёрные усы, большой мясистый нос и торчащие из-под каракуля в разные стороны уши. С тех пор за Георгием Александровичем прочно закрепилась кличка «чечен». Дело это было ещё во времена Союза, когда капитан Лужин проходил службу в далёком сибирском городке под названием Ужур. Так что на этот позывной Гера (так его иногда называли близкие друзья) совсем не обижался. Внешне Гера былинным богатырём не выглядел, хотя парнем слыл боевым и отвечал за охрану одной из ракетных шахт Ужурской дивизии РВСН. Отдав службе двадцать лет, прорву здоровья и шевелюру на своей голове, он был потихоньку уволен со службы из-за сокращения вооружённых сил. Ну как уволен… Родное начальство, не долго думая, перевело капитана Лужина, вместе с десятком таких же бедолаг, военпредом на военный завод под Томском. На мизерный оклад в восемьдесят четыре рубля. И наплевать ему, начальству, да и государству вообще, было на то, что служебной квартиры лишился не только офицер, но и вся его немаленькая семья. Жена, два сына и малютка-дочь. И родители жены. И две собаки. И рыбки младшего сына. Получив две комнатки в рабочей малосемейной общаге при заводе, Гера унывать не стал – всё-таки Томск это не Ужур. Возможностей для умного и делового человека – хоть отбавляй. Армия, и так обошедшаяся с капитаном по-свински, расстаться окончательно, по-человечески не захотела. Наплевав на 23 квадратных метра общей площади, Лужин уволился по-плохому – лишившись напоследок по одной звёздочке с каждого погона. Руки у Георгия Александровича росли из нужного места, мозги – варили и отставной сорокадвухлетний старлей, имеющий в загашнике ещё и красный диплом выпускника ТИАСУРа, снял в аренду однокомнатную квартирку и пошёл работать автослесарем в ближайшую к дому мастерскую.

А потом бабахнуло. Страны, которой он когда-то служил, не стало и началось мутное время. Бизнес у Лужина не «пошёл». Но и неудачником назвать дядю Геру назвать было никак нельзя. Старший сын, пошедший статью в мать, давным-давно служил в ОМОНе, обзавёлся собственной семьёй и регулярно подкидывал на выходные двух замечательных внуков. Средний, Алёшка, пока не женился, хотя постоянно грозился – вот-вот, вот-вот! Подросла и Анютка, превратившись из гадкого утёнка в прекрасную молодую девушку, за которой увивались все парни микрорайона. Долгий и тяжёлый труд, наконец, принёс свои плоды и в свои шестьдесят дядя Гера являлся гордым владельцем большущей пятикомнатной квартиры на окраине Томска и дачи в шесть соток с маленьким домиком – за окраиной оного города. Из плюсов была праворульная «Тойота», возросшая военная пенсия и необременительная работа сторожем в гаражном кооперативе. Сын сосланного в Кемеровскую область донского казака был, всё так же подтянут, сухощав и подвижен.

И с годами, напяливая на себя по случаю купленную папаху, становился похожим на чеченского старейшину всё больше и больше.

Ту злополучную поездочку дядя Гера запомнил на всю жизнь и в малейших подробностях. Супруга его, Надежда Иосифовна, дочь ссыльного поволжского немца и ссыльной же кержачки из староверов, помимо высокого роста и голубых глаз, характер имела совершенно нордический и однажды утром командным голосом попросила мужа съездить за престарелыми родителями, обычно всё лето и до поздней осени, живших на даче.

Иосиф Гансович и Капиталина Гавриловна хоть и были уже сильно в возрасте, но бодрости духа не теряли, днями напролёт с удовольствием возясь на грядках. Дача, почему-то упорно именуемая томичами «мичуринский участок», давала неслабый урожай – солений-варений, зелени и картошки обычно хватало до следующей весны. Тесть с тёщей, тусуясь в среде таких же соседей-пенсионеров, в город, на зимние квартиры не рвались, уезжая лишь в начале октября с первыми заморозками. Но на этот раз, Лужины, съездив на дачу, мнение своё поменяли. Возле дачного посёлка пёстрым палаточным городком встал табор.

Лошадей у дачников отродясь не было, но цыганскую молодёжь это нифига не остановило. Дачи бомбились «на ура» и стахановскими темпами. Робкие попытки старика-сторожа дать отпор закончились расправой, больницей и растерянными глазами участкового. Что делать с этими уродами он не знал. За пару лет до этого местные мужики спалили в соседней деревне несколько избушек, принадлежавших цыганам, так вони было… по самое не могу. Иосиф Гансович, конечно, был ещё весьма крепким стариканом, да и ружьишко с десятком патронов имелось, но рисковать не хотелось. Обычно вывоз имущества продолжался пару недель и вывозилось, при этом, всё. От банок с огурцами до старых металлических кроватей. Даже навесной замок с двери снимался и увозился в на хранение в гараж. На зимовку домик оставался без мебели, печки-буржуйки и с входной дверью, примотанной проволочкой. Бомжам, обильно заселявших дачный массив зимой, не оставляли ничего. Некоторые соседи вынимали и увозили на хранение даже окна.

Вечерний семейный совет постановил выехать всем возможным транспортом. «Королла» главы семьи, старый «Паджерик» старшего, Славки и раздолбанный «Жигуль» Лёшки. Прикинув количество вещей, которые нужно будет вывезти, дядя Гера пригорюнился – ехать придётся без женщин и детей и упаковывать и складывать придётся всё самим. Да и то – придётся делать, как минимум пару ходок, чтобы осилить такой объём. Но тут, пожалуй впервые за всё время, в семейный совет влезла Анюта. Сильно смущаясь она сообщила, что «один её знакомый» сейчас, «временно, папа, временно!», подрабатывает водителем на грузовой «Газели», перевозя из магазина мебель. Супруга победно посмотрела на Георгия Александровича, явно гордясь своей повзрослевшей дочерью, тот усмехнулся в пышные усы, и согласие было получено. Покрасневшая Анютка немедленно вызвонила Серёжку и тот, заикаясь от счастья, немедленно заверил дядю Геру, что к восьми утра он будет как штык и «всё будет в лучшем виде». Тут уже в разговор влезла Ирина, жена Славки, и заявила, что последние тёплые выходные надо бы провести на природе. Особенно с внуками. Потом сам собой организовался шашлык и сослуживец Станислава с женой и ребёнком. Ехать решили всем гамузом и аж на два дня.