Девушка, которая взрывала воздушные замки (Luftslottet som sprangdes) - Стиг Ларссон

*

Драган Арманский взял фотографии, сделанные Кристером Мальмом, и принялся рассматривать двоих мужчин, выходящих из кафе «Копакабана» вслед за Микаэлем Блумквистом. Снимки получились на редкость четкими.

– Нет, – сказал он. – Раньше я их никогда не видел. Микаэль кивнул. Они назначили встречу в кабинете Арманского в «Милтон секьюрити» в понедельник утром. В здание Микаэль вошел через гараж.

– Старший – это Йоран Мортенссон, владелец «вольво». Он преследовал меня, как совесть, не меньше недели, а может, и ранее.

– И вы утверждаете, что он из СЭПО.

Микаэль указал на составленную им историю карьеры Мортенссона – она говорила сама за себя. Арманский колебался: открытие Блумквиста вызывало у него противоречивые чувства.

Конечно, государственная тайная полиция вечно попадала впросак – это касалось не только шведской СЭПО, но, по всей видимости, и всех остальных разведывательных служб мира. Далеко за примером ходить не надо: французская тайная полиция послала команду водолазов-минеров в Новую Зеландию, чтобы взорвать судно Гринпис «Рейнбоу уорриор», что смело можно было рассматривать как самую идиотскую разведывательную операцию, возможно, за исключением участия президента Никсона в Уотергейте. При таком тупоумном командовании нечего удивляться, что регулярно возникают скандалы. Об успехах не сообщается никогда, зато когда делаются глупости или случаются провалы, СМИ набрасываются на службу безопасности со всей крепостью заднего ума.

Арманский никогда не понимал отношения шведских газет к СЭПО.

С одной стороны, СМИ рассматривали СЭПО как великолепный источник информации, и почти любая политическая оплошность выливалась в эффектные заголовки: «СЭПО подозревает, что…» Ссылка на СЭПО сразу придавала заголовку вес.

С другой стороны, СМИ и политики разных уровней дружно набрасывались на сотрудников СЭПО, следивших за шведскими гражданами, если их на этом деле ловили. Тут крылось нечто столь противоречивое, что Арманский каждый раз сомневался в здравомыслии как политиков, так и СМИ.

Против самого факта существования СЭПО Арманский ничего не имел. Кто-то ведь должен следить за тем, чтобы чокнутые национал-большевики, начитавшиеся Бакунина – или какого дьявола подобные неонацисты там читают, – не соорудили бомбу из минеральных удобрений с нефтью и не установили ее в фургоне перед резиденцией шведского правительства. Следовательно, необходимость в СЭПО была, и Арманский считал, что некоторый присмотр за гражданами, если он ведется во имя защиты общей безопасности, совсем даже не вреден.

Проблема, разумеется, заключалась в том, что организация, призванная вести наблюдение за гражданами, должна находиться под самым жестким общественным контролем и за ней должен осуществляться строжайший конституционный надзор. Деятельность же СЭПО оказывалась практически недоступной для наблюдения политиков и членов Риксдага, даже когда премьер-министр назначал специального проверяющего, которому на бумаге предоставлялся доступ ко всему. Арманскому давали почитать книгу Карла Линдбума «Задание», и по мере чтения он удивлялся все больше. В США десяток руководителей СЭПО незамедлительно отправили бы в следственный изолятор за обструкцию и заставили бы строем пройти через публичный допрос комиссии конгресса. В Швеции же они явно были недосягаемы.

Дело Лисбет Саландер показывало, что в этой организации что-то не в порядке, но, когда Микаэль Блумквист пришел и вручил ему мобильный телефон, свободный от прослушки, первой мыслью Драгана Арманского было, что Блумквист сошел с ума. Только вникнув в детали и изучив снимки Кристера Мальма, он с неохотой признал, что подозрения Блумквиста не лишены оснований. Это не предвещало ничего хорошего и означало, что заговор, жертвой которого пятнадцать лет назад стала Лисбет Саландер, действительно имеет место.

Для случайности тут было слишком много совпадений. Допустим, что Залаченко мог убить ненормальный борец с властями, но одновременно с этим у Микаэля Блумквиста и у Анники Джаннини похищают документ, составляющий основу доказательной базы. Это уже серьезно. А к тому же главный свидетель, Гуннар Бьёрк, взял да и повесился.

– Ладно, – сказал Арманский, забирая у Микаэля документы. – Итак, вы не против того, чтобы я передал это своему контактному лицу?

– Значит, вы говорите, что доверяете ему?

– Я знаю его как человека высоких моральных качеств и исключительной приверженности демократии.

– В СЭПО? – сказал Микаэль Блумквист с явным сомнением в голосе.

– Нам с вами необходимо прийти к согласию. Мы с Хольгером Пальмгреном оба одобрили ваш план и сотрудничаем с вами, но я утверждаю, что собственными силами нам с этим делом не справиться. Чтобы все не закончилось катастрофой, мы должны найти союзников среди властных структур.

– О’кей, – неохотно кивнул Микаэль. – Просто мне прежде никогда не приходилось выдавать информацию о материале до того, как он опубликован.

– Но в данном случае вы это уже сделали. Вы уже все рассказали мне, своей сестре и Пальмгрену.

Микаэль кивнул.

– А поделились информацией вы, поскольку сами понимаете, что это дело выходит далеко за рамки статьи в вашем журнале. В данном случае вы не посторонний репортер, а действующее лицо разворачивающихся событий.

Микаэль кивнул.

– И в качестве действующего лица вы нуждаетесь в помощи, чтобы суметь достичь поставленной цели.

Микаэль снова кивнул. В любом случае, он не рассказал всей правды ни Арманскому, ни Аннике Джаннини. У него и Лисбет Саландер по-прежнему имелись тайны от всего прочего человечества. Он пожал Арманскому руку.

Глава 9

Среда, 4 мая

Через три дня после того, как Эрика Бергер приступила к работе в качестве главного редактора-практиканта, действующий главный редактор «СМП» Хокан Морандер скончался прямо посреди рабочего дня. Он все утро просидел у себя в стеклянной клетке, а Эрика вместе с ответственным секретарем Петером Фредрикссоном проводила совещание со спортивной редакцией с целью познакомиться с сотрудниками и понять, как они работают. Сорокапятилетний Фредрикссон был, как и Эрика, относительно новым человеком в «СМП» и проработал здесь всего четыре года. Эрике он казался молчаливым, компетентным в самых разных вопросах и приятным человеком, поэтому она решила, что, когда примет командование кораблем, будет во многом полагаться на его суждения. Значительную часть рабочего времени она прикидывала, на кого сможет опираться и кого сразу привлечет к руководству газетой. Фредрикссон, безусловно, входил в число кандидатов. Вернувшись в центральную редакцию, они увидели, как Хокан Морандер поднялся и направился к двери.

Вид у него был ошеломленный.

Потом он внезапно наклонился вперед, схватился за спинку офисного кресла, а через несколько секунд рухнул на пол и умер еще до прибытия «скорой помощи».

Во второй половине дня в редакции царила растерянность. Около двух приехал председатель правления Боргшё и созвал сотрудников на краткое собрание, посвященное памяти главного редактора. Он говорил о том, что последние пятнадцать лет жизни Морандер посвятил газете, и о той цене, которую иногда приходится платить журналистам. Потом он объявил минуту молчания, а по окончании ее стал оглядываться по сторонам, словно не зная, что делать дальше.

Смерть на работе – явление необычное, даже редкое. По-хорошему, людям полагается умирать где-нибудь в другом месте. Они должны уходить на пенсию или попадать в больницу и потом внезапно становиться темой общего разговора в комнате для ланча. Кстати, ты слышал, что в пятницу умер старик Карлссон? Да, сердце. Профсоюз должен послать на похороны цветы. Смерть прямо на рабочем месте и на глазах у сотрудников затрагивает людей совсем по-другому. Эрика заметила, что редакцию охватил шок. Газета оказалась без рулевого. И вдруг она поняла, что многие сотрудники поглядывают на нее. На темную лошадку.

Хотя ее никто об этом не просил и толком не зная, что сказать, она выступила на полшага вперед и заговорила громким и твердым голосом:

– Я знала Хокана Морандера в общей сложности три дня. Это недолго, но даже столь краткое знакомство с ним позволяет мне со всей искренностью сказать, что я с удовольствием узнала бы его поближе.

Она сделала паузу, уголком глаза заметив, что Боргшё взглянул на нее и, казалось, удивлялся тому, что она вообще стала выступать. Эрика сделала еще шаг вперед. Не улыбайся. Тебе нельзя улыбаться, а то у тебя будет нерешительный вид. Она слегка повысила голос.

– Внезапная кончина Морандера создаст в редакции определенные проблемы. Я должна была сменить его только через два месяца и рассчитывала, что у меня будет время приобщиться к его опыту.

Она заметила, что Боргшё открыл рот, собираясь что-то сказать.