Странник. Зима Мира - Пол Андерсон

Но все же, наверное, бароммианцы сделают все от себя зависящее, чтобы схватить его. Как только коменданту сообщат о его побеге, он сразу же вышлет наряд на поиски. Возможно, он не свяжется с местной полицией, а попытается обойтись своими солдатами. Властям никогда не нравится мысль, что где-то поблизости гуляет на свободе готовый на все человек. И к тому же это явится примером доброжелательности: одним только богам известно, какими напряженными стали сейчас отношения между жителями Киллимарейча и Рахида.

«Поэтому, парень, тебе лучше отправиться в Арваннет, и побыстрее». Приподнявшись на канате, Джоссерек огляделся и стал думать, что же ему теперь делать.

Его заперли в свободной каюте, а затем привязали к скобе, и в таком положении он должен был оставаться до тех пор, пока корабль не вошел бы в пролив Дельфинов. Сквозь иллюминаторы он кое-что смог разглядеть, когда корабль пришел в Ньюкип[11] и пришвартовался. Да и сейчас ему было видно немногим больше.

«Сконнамор» закрывал почти все поле зрения. Это было огромное четырехмачтовое судно с мощным двигателем, вращавшим винт, способное на многомесячное плавание. Однако в этот раз корабль совершил более длительное, чем обычно, путешествие. Как правило, торговцы между Киллимарейчем и Рахидом просто пересекали Материнский океан и входили в один из портов на западном побережье Империи. Но вот уже полтора года, как Арваннет не принадлежал Империи. Не рискуя пересечь пролив Проклятия, капитан Бахин направил свой корабль на юг Оренстейна, потом на запад через Кошачий океан, обходя Эфлис, и, наконец, на северо-запад через Грозный океан к конечной цели. Торговец привез шкуры, шерсть и слонину, всегда пользующиеся здесь спросом, особенно во времена войны (по каким-то причинам варвары, захватившие северный Андалин, не хотели пользоваться преимуществами торговли; как рассказывали путешественники, земля тряслась под копытами орд дикарей). Как бы то ни было, путешествие «Сконнамора» не было чем-то таким уж необычайным для мореплавателей.

Джоссерек осмотрел нос и корму, все, что было справа, слева и позади. Повсюду вдоль реки Джугулар тянулись верфи и склады. На многих кипела работа — там стояли другие суда. Но только «Сконнамор» был предназначен для плавания в океанских водах. Остальные — просто каботажные шхуны, люгеры, рыбацкие лодки, которые никогда не выходили из залива, а также неуклюжие пароходы, испускавшие в небо дым. На берегу Ньюкип встречал непрошеных гостей защитными стенами, башнями, парапетами с бойницами. Лучи только что взошедшего солнца отражались от замшелых каменных стен и высоких икон, подсвечивая красно-золотистым цветом имперское знамя, развевавшееся на самом верху.

К сожалению, Джоссерек мало что увидел. Приходилось надеяться на свою память, морские карты, книги и рассказы моряков. Несмотря на свое название, Ньюкипу было более трех тысяч лет. Раньше сам Арваннет был морским портом. Но океан отступил, дельта заилилась, и по реке стало невозможно плавать. В настоящее время древний из древних лежал в ста милях от берега.

В настоящее время? Целая цивилизация просуществовала и умерла, и теперь из ее останков возрождается новая, а это настоящее все еще длится.

Джоссерек встряхнул мокрой головой. Сейчас не время думать об этом.

Его преследователи решат, что он станет прятаться в Ньюкипе. Но таких укромных мест в этом городе-порту, совсем небольшом и к тому же обнесенном стеной, было мало. В Арваннете больше дыр и нор, чем в корпусе корабля, источенном червями, да и среди его населения в полмиллиона людей затеряться было куда как легче. Не говоря уже о… но это подождет. Сначала нужно туда еще проникнуть незамеченным. А уж тогда он подумает и над тем, как жить дальше.

Воздух и вода заволновались, привлекая его внимание. Да, это его шанс, может быть, лучший за всю беспокойную тридцатидвухлетнюю жизнь. Буксир тащил за собой три баржи. Колеса у него располагались по бокам корпуса. Судя по дыму, поднимавшемуся из высокой трубы, машина работала на дровах. А значит, буксир был построен в этих краях. На равнинах было мало лесов, и рахидианцы использовали для своих немногочисленных машин жидкое топливо. Тогда как завоеватели-бароммианцы до сих пор приберегали их для мореходных и военных целей. Теперь Империя копировала двигатели, работающие на спирту и метане, для мореплавания. На баржах доставлялись бочки с рыбой, ящики с товарами, которые, скорее всего, обменяли у заморских купцов. Здесь они разгружались для дальнейшей доставки в столицу.

Джоссерек поплыл наперерез каравану, используя кроль, из-за чего большую часть находился под водой. Вряд ли его заметят среди плавающего вокруг мусора. Оказавшись рядом с буксиром, он нырнул, дал ему проплыть мимо и вынырнул на поверхность у последней баржи с противоположной буксиру стороны. Борт всего на два фута возвышался над водой. Джоссерек протянул вперед руку, ухватился за веревки ограждения и дал себя протащить немного. Вода бурлила вокруг него. Теперь, когда прошло все первоначальное возбуждение после побега, Джоссерек почувствовал озноб. В дрожь бросала и мысль об акулах.

Он рискнул подтянуться так, чтобы оглядеть палубу. Пара копейщиков примостилась у хибары на первой барже — охрана от грабителей. Они не смотрели по сторонам, а кроме них никого на баржах не было. Джоссерек быстро перевалился через борт.

Три корзины образовывали стенку, за которой можно было спрятаться, — вполне подходящее укрытие. Да еще туда он мог подтащить фламандскую бечевку, сидеть на которой было приятнее, чем на голых досках. Он вдруг заметил, что по привычке, приобретенной во время своих странствий, щелкнул пальцами — жест игрока, благодарившего фей после удачно выброшенных костей. Суеверие? Может быть, да, а может, нет. У Джоссерека не было веры, как таковой. Культ его народа, поклоняющегося богам, вечно сражающимся (но не в битве добра против зла, а в простом противоборстве, вроде противопоставления лета и зимы) он еще принимал, однако даже с раннего детства он не приносил никаких жертв богам.

Джоссерек стянул с себя одежду и расстелил ее по палубе сушиться. Если не считать того, что он был босоног, то вся остальная одежда с головой выдавала в нем уроженца восточного Оренстейна — мужская свободного покроя блуза и яркой раскраски широкие брюки. На щиколотке висел обрывок веревки, которой его связывали, и теперь, сидя среди корзин, он разрезал ее, потом из подвернувшегося под руку куска материи сделал набедренную повязку — глупо было бы шокировать людей своим нагим видом. После этого, по-прежнему оставаясь настороже, он позволил себе прилечь отдохнуть.