Приключения Красной Беретки - Сергей Морозов

И она увидела Писателя. Он был далеко не молод, он сидел за столиком в центре зала и продавал свои книги. Продавал никому, потому что никого не было. Выглядел он устало. Возможно, он просто спал с открытыми глазами. Беретка перекинула косу вперед и прямо направилась выражать свою потребность в болтовне.

— Вы писатель. Да?

— Да, я писатель, — писатель как‑то встрепенулся.

— Если вы писатель, значит, вы пишете книги. Правильно? – Беретка улыбнулась и хлопнула глазами.

— Правильно, — писатель проснулся окончательно.

— А о чем вы пишете?

— Я пишу про простых людей, про их жизнь, про их чувства. Про их проблемы, про отношения, про то, как они эти проблемы решают.

— А моя подруга говорит, что в книгах надо писать только про богов и героев. Потому что в жизни простых людей нет ничего интересного. И я с ней согласна.

Писатель просто не нашел, что ответить, и неожиданно для себя спросил:

— А что делаете вы?

— Я занимаюсь электростанциями, дамбами, генераторами. Я их чиню и иногда строю. Но строю я их настолько хорошо, что чинить их почти не приходится. Вот я и болтаюсь по городу, отвлекаю людей, и желаю, чтобы мною восхищались. А еще я очень любопытна.

Писатель потряс головой, будто пытаясь развеять наваждение. Но наваждение сидело на месте, моргая зелеными глазами.

— Вы меня совсем не отвлекаете. Видите, никого нет. От чего же вы можете меня отвлечь? Вы прекрасны, и я не жалею, что просидел в этом магазине целый день. Теперь уже не напрасно.

— А зачем вы сидите в этом магазине? Я понимаю, вы продаете книги, но ведь идет дождь, а в дождь в книжный магазин вряд ли кто придет. Вы же сами сказали, что никого нет.

— Такая договоренность с издателями… такая договоренность с магазином. Они дают рекламу. Ведь нельзя же обговаривать каждый дождь.

— А если бы вы не сидели здесь?

— Тогда бы книги точно никто не купил. Покупают, потому что с автографом.

— А их покупают?

— Нет, не покупают.

— Мне Скелет рассказывал… ой, так мы зовем одного нашего знакомого, да, рассказывал, что отношение к книгам отражает дух времени. В какие‑то времена их читают, потом наступают времена, когда книги сжигают, иногда вместе с авторами, а кончается все тем, что книги перестают читать. Так меняются люди.

— Даже не знаю в таком контексте, повезло мне со временем или нет…

— А со временем никогда не везет. «О времена, о нравы». Это было сказано о довольно живых временах. А наше время – застывшее. На самом деле, чтобы везло со временем, нужно понимать дух своего времени. Правда, просто?

— Понимаете, у нас есть стереотипы. У меня тоже. Такие девушки как вы, обычно не покупают книги. Но вы знаете про «времена»… Я даже… несколько теряюсь, когда говорю с вами.

— Я покупаю. Правда, я читаю про принцесс и про принцев. И еще про разных зверей. Да, а в последнее время я стала читать всякие умные книги. Но читаю их только с подругой, так веселее. А чтобы не теряться, вы не думайте, когда говорите.

— Не думать, когда говорить… интересная идея…

— Попробуйте. Да, а почему вы пишете именно то, что вы пишете. Они же все равно не покупают?

— Я пишу то, что люди хотят прочитать. На самом деле сначала они хотят что‑то прочитать, а потом я для них это пишу. В результате я – просто зеркало, просто отражение. Да, я пытаюсь рассказать что‑то свое, но на это я могу потратить только пару–тройку страниц из книги.

— А вы можете показать мне эти пару страниц? Я ведь блондинка с ярко–зелеными глазами и я прекрасна.

Писатель улыбнулся и горько усмехнулся.

— К сожалению, нет. В этой книге нет таких страниц.

— А тогда почему, зачем вы ее написали?

— Вы знаете, у нас все в Полисе что‑то делают. А зачем делают – они сами не знают. Какая‑то глобальная утрата смыслов.

— Закат Европы, — сказала Беретка

Писатель просто посмотрел удивленно. Если бы он уже не сидел, он бы точно сел.

— Да, «Закат Европы»… конечно, я разобралась еще не со всеми аспектами…

— Вы знаете про Закат Европы? – Писатель даже несколько воспрянул.

— Да, и еще про сумерки богов, мне скел… один знакомый рассказывал.

— И что вы про это знаете?

— Я знаю, что собственно Европа – это не место, где мы живем, это время, в котором мы живем. А времена рождаются, живут и умирают – точно так же, как люди. А сейчас Европа уже умерла. Сейчас Европа – это иллюзия, причем далеко не божественная иллюзия. А у мертвых нет и не может быть смыслов – по крайней мере, внутренних. А когда смыслов нет, у людей снова возникают всякие иллюзии – то боги умерли, то они сами воскресли… то снова умерли.

— Такого в этой книге определенно нет. Там есть что‑то похожее, по духу…

— По духу времени. А здесь, в этом магазине, есть эта книга?

— Да, есть. Но зачем? Закат Европы свершился. Эта вещь достаточно скучна, особенно для девушек. Читать это не стоит. Все, что могло произойти, уже произошло. Вы, в принципе, это только что как раз и сказали.

— Я ее не читала. Но я ее прочувствовала. Дух времени проходит через нас всех, верно?

— Да. Но похоже, кто‑то не обращает на него внимания, — Писатель пристально посмотрел на Беретку.

— Божественность неподвластна духу времени, а просветленность поднимает над ним. – сказала Беретка и про себя восхитилась: «Ого, как я могу»,

— Каждому – свое, — Писатель впервые улыбнулся.

— Понимаете, я не знаю, что вы писали раньше. Но я думаю, что чем больше вы хотели понравиться читателю, тем менее вам нравились ваши книги. И я почему‑то думаю, что раньше вы не особо старались этому читателю понравиться.

— Все обычно начинают с нонконформизма… Сначала бросают вызов обществу, а потом пытаются повлиять на общество. Хотя какие все, единицы… Но что это за общество… и это общество – это тоже общество стандартных, унифицированных нонконформистов. Оно прекрасно знает про вызов и про нонконформизм. Хотя есть ли это общество вообще?..

— Есть. Сначала они хотят видеть в книгах себя… Потом это вызывает у них отторжение и неприязнь… Потом они вообще перестают читать книги. «На место костров приходит молчание.»

— Может, общества нет, а есть только отдельные люди…

— Есть. — сказала Беретка, и ее глаза сверкнули, — Люди, которые не интересны, которые не обладают никакими талантами, не любят тех, кто интересен и обладает талантами. Но этих людей очень много. И они хотят видеть рядом с собой таких же людей, как и они. Отсюда получаются безголосые певцы, бездарные художники… Хотят видеть рядом с собой – это цемент, скрепляющая сила общества. Но если певцы и художники не столь зависят от масс, то политики зависят от масс по полной. Именно поэтому политики – самые ущербные, самые унылые люди, одержимые чувством собственной компенсации за свои ущербность и унылость. Это и есть общество.