День курсанта - Вячеслав Миронов

Вот уже автозаправка. Пахнет пролитым бензином и солярой. В другой раз показалось, что воняет, но сейчас это запах божественной амброзии! Это запах того, что бег закончился. И начнется пеший переход. Короткий, но пеший! И вот глас с небес, вернее Земы:

— Рота! Шагом! М-а-а-арш!

Второй и третий раз никому повторять не нужно. Тут же перешли с бега на шаг, на ходу поправляя все, что было сгружено на каждого из нас. Сразу останавливаться нельзя! Клапан сердца схлопнется, и вместо победы над кроссом и собой будет деревянный бушлат! Обидно будет! Поэтому всем двигаться! И товарищей, что отставали также нужно пинать, чтобы продолжали движение. Прошли еще немного, и…

— Привал десять минут. Привести себя в порядок!

Смертельная усталость уходит. Тупое оцепление мозга уходит, когда смотришь на спину бегущего впереди. Перемотать портянки, поправить форму, оружие, амуницию, посмотреть на своих мужиков. Все красные, мокрые, пилотки до самого верха пропитались потом. Морды красные. Как из бани! Обещали, что после прихода в училище пойдем в баньку помыться! Эх, под душ! Красота! Вот и еще один стимул в беге — потом в душ! Штатский всегда может дома залезть в ванну, в душ, даже в баню ходить каждый день с веничком березовым (дубовым, еловым, эвкалиптовым. Нужное подчеркнуть, ненужное — вычеркнуть). А вот у военных, фиг там! Все по расписанию! И Слава Богу армейскому, что можно после марш-броска помыться, попутно постираться. Для меня мой подчиненный, по совместительству каптер припас подменную форму. Прибегу, одену «подменку», в баньке постираюсь, ночью утюгом просушу толком. Поутру — как пятак начищенный на солнце медным золотом сверкать буду! И это радовало!

А сейчас морды у всех красные, грязные от разводов пыли и грязи. В кино показывали, как американские солдаты мазали морды специальными красками. Как бабы наносят что-то там на лицо, как индейцы, в качестве боевой раскраски, когда выходят на тропу войну. Так вот американцы — мальчишки с грязным пузом! Посмотрите на наши рожи после марш-броска, так и обсикаетесь, и обкакаетесь. Обделаетесь, одним словом. Всякие там Гойко Митичи — дилетанты!

— Рота, строиться!

Все быстро построились. Даже те, кто отставал весь путь приободрились. И пошли! Строем. Вперед! В Училище! Еще немного и дома! Ходит байка по училищу, что однажды курсант сдуру или с перепуга напоролся на начальника училища полковника Панкратова. И при этом был счастливый, как полный даун. Тот его вопрошает грозным гласом, мол, куда грядемши, юноша? Тот и отвечает, мол, домой. Старый полковник поначалу не понял, куда, это идет курсант. Но когда тот пояснил, что идет к себе в казарму, и это есть его дом родной. У полковника, по легенде, сбежала скупая слеза командирская, и дал он со своего барского плеча ему три дня сверху к очередному отпуску и приказал в отпуске не задерживать. Может, и правда, а может, и врут. Но на заметку надо принять, а вдруг, правда!

Вот и ворота дома родного — КВВКУС! Вечер уже, свободное время, даже курсанты старших курсов смотрят с уважением, парни выдержалипервый полевой выход. Рассматривают, как диковинку, мы для них по-прежнему салабоны зеленые, но уже, вроде, как свои! Прошли обкатку полигоном. В глазах понимание, сочувствие, признание. Молодцы мы! И я — молодец, не сломался.

При подходе к казарме кто-то в строю сказал:

— Слава те, Господи! Дома, блядь!

— Точно!

— Дошли!

Быстро, очень быстро сдали оружие в оружейку, чистить потом, стволы, затворы, залили ружейным маслом, пусть грязь, пороховые газы отмокают. Потом, все потом! А сейчас залезть, пусть и в не очень чистую «подменку», но все равно чище, чем форма, и в БАНЮ!!!!!!!!!!!!!!

Эх! Кто понимает, тот поймет!

Пользуясь служебным положением, занимаю отдельную кабинку с душем, форму грязную под ноги, пусть отмокает! А сам лицо под струи воды, так бы и стоял всю жизнь! Теплая вода хлещет по лицу, а тебе по фигу все! Очень приятно! Счастье! Может, это и есть счастье в жизни, когда стоишь голый под душем в отдельной кабинке, и тебя бьет наотмашь теплая вода?! Намыливаю себя мылом, смываю, тру почти до крови тело. Так, чтобы тело вновь ожило. Плечи, натертые почти до кровавых мозолей от оружия и всего того снаряжения, что тащил на себе! Спину тру, кровь, чтобы забегала по мышцам! Жизнь возвращается в тело, мозг просыпается от анабиоза! Рассеиватель для воды сделан кем-то из предыдущих поколений курсантов, жестянка пробита гвоздиком, лепестки вывернуты наружу, тонкие такие края. Струи воды не просто бегут, а тонкими острыми иглами секут тело. И больно, и хорошо! Наверное, военные — мазохисты. Получают удовольствие от того, что сумели с болью достичь цели, да, и когда моются, то получают удовольствие от боли, что приносит им банальный душ!

Смотрю, кто-то напротив сделал стойку на руках и подставил ступни ног душу. Прямо как в фильме «Противостояние». Повторяю то же самое. На руки, ноги по кафельной стенке вверх, навстречу режущей воде! Кайф! Вечный кайф!

Но стоять вниз головой вечно не получится, надо стирать форму, время ограничено! Намыливаю брюки, на коленях — сплошное грязное месиво. Благо, что здесь есть горячая вода, в казарме ее нет, а поутру — на утренний осмотр. Весь красивый, чистый, утром — учеба! Тру, намыливаю, смываю, намыливаю, тру, смываю. Форма приобретает свой родной оттенок. Грязь уходит темными реками в канализацию. Не думал, что она такая грязная и понадобится столько усилий отстирать ее. Подворотничок после одного беглого взгляда, понимаю, что не отстираю уже никогда. Отрываю на выброс безжалостно. В тумбочке есть подшива свежая. Все! Команда закончить помывку, через десять минут построение!

Ночью встал, дежурный разбудил, сушиться и гладиться, подошло мое время заниматься формой. Первым делом в туалет, сполоснуть морду лица и сигарету в зубы — проснуться. Потом — в бытовку.

Дежурный по роте улыбается, иди, послушай, что рота во сне говорит. А рота ночью по-прежнему воевала:

— Бля! Стреляй! Я прикрою!

— Уходи! Уходи! Я останусь! Я сам их взорву!

И, как водится, материли командира роты — Земцова.

— Зема — пидорас!

— Как ты меня уже заебал, Сергей Алексеевич!

— На, Зема! На! — видимо, этот особенно сильно «любил» ротного, что во сне избивал его то ли ногами, то ли прикладом родного автомата.

Только во сне курсант свободен и волен делать все, что его душе угодно.

Я стоял по роте неоднократно и было любопытно слушать, о чем говорят твои товарищи во сне. Кто-то склонял к любви девушку, кто-то кому-то что-то доказывал в отчаянном споре, но вот так, чтобы вся рота воевала — не слышал. Поулыбался, махнул рукой. Что я сам говорил во сне — только посторонние слышали. Я думаю, что тоже переживал пройденный путь точно так же как и мои товарищи по оружию и учебе.

Утром, стоя на большом разводе в училище, обратили внимание на полковника, который шел странной походкой, корпус вперед, сильно размахивая руками. Как-то не по-строевому.

— Посмотри какие у него ботинки! — кто-то хихикнул из строя.

Ботинки у него действительно были нестроевые. Да, и большой развод в училище по понедельникам, все офицеры были в сапогах. Некоторые брали у курсантов бархотки или сапожные щетки, наводили глянец на сапогах, а этот полковник…

Вдоль строя прохаживался капитан Тропин, он услышал разговоры в строю, подошел и в своей несколько вальяжной манере, нараспев рассказал:

— Значит так. Этот забавный, как вы считаете, полковник в туристических ботинках, не кто иной, как полковник Меркулов с кафедры радиорелейной связи. Он длительное время увлекался мотокроссом, но однажды на областных соревнованиях сломал ключицу…

— И с тех пор носит туристические ботинки?

Народ тихо заржал.

— Так, вот, — не обращая внимания на смех, продолжил Тропин. — Он человек неугомонный, испытывающий себя всегда и везде. И пошел человек в горы. Альпинистом. Несколько лет ходил, учился, и вот в составе группы товарищей альпинистов пошли они на Памир на покорение хрен знает какой горы. Не сведущ я в этих делах, но смысл такой, что по какому-то склону, где люди до них не хаживали, да, и ночью.

— Короче, полный пиздец! — голос из задних рядов строя.

— Примерно так, — Тропин согласно кивнул. — Так вот, они эту гору или пик чего-то или имени кого-то там покорили. Решили переночевать, а с рассветом спускаться в лагерь. Но тут буря поднялась. Их к чертовой матери сорвало, пошвыряло, побило. Итог, буря через сутки стихла, из всей группы восходивших, а было их шесть человек, остался один Меркулов.

Строй затих.

— Он вылез из-под снега, попытался реанимировать того, кто был рядом, сутки искал своих друзей, имущество, снаряжение, еду. Понял, что хрен он спустится вниз сам. А тем паче по-прежнему маршруту. Короче, конец мужику. Он попробовал там, сям пройти. Выживать-то как-то надо. Снег везде рыхлый, валится под ним, то срывается вниз, а мороз крепчает, да, и ночь скоро. Кирдык, одним словом. Спасательная экспедиция придет, чтобы его остывшее тело спустить вместе со всеми. Куда ни кинь — везде клин. Так, он смотрит, что следы на снегу. Присмотрелся — невдалеке снежный барс стоит. То на солнце кошка огромная жмурится, то на Меркулова глядит. То ли слопать желает или за собой зовет. Непонятно, да выбор-то у него был невелик. Вот и пошел он по следам этого барса. Там где зверь прошел, и снег лежалый, плотный, держит вес человека, то камень. Так и спустился он к базовому лагерю. Там и люди уже ждали, начали уже собирать экспедицию спасательную. Спасать только кроме Меркулова уже некого было. Он был сильно обморожен. Спустили его вниз, а там, в больнице, сказали, что пальцы на ногах ампутировать надо, иначе гангрена пойдет выше. Вот так и ходит нестроевой походкой полковник Меркулов. А по горам по-прежнему лазит или как там, у альпинистов говорят… И зверь его вывел к стойбищу. Вроде, и занесен в Красную книгу, и людей должен ненавидеть, а вот поди-ка, понял, что человек умирает, погибает, и провел. А мог и в пропасть заманить, а потом и схарчить. Выходит, товарищи курсанты, что зверь порой благороднее и умнее «венца природы» — человека. Те, кто не станет радистом, покинет славные ряды нашей роты и станет курсантом 43 или 44 роты, и тогда пообщается со старшим преподавателем полковником Меркуловым. Но он до сих пор ходит в горы. Не такие, конечно, крутые, но все равно — горы.