На земле московской - Вера Алексеевна Щербакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды Виктор застал Нину плачущей: она сидела, не зажигая света, все лицо ее и даже руки были солоноватыми от слез. Он стал ее расспрашивать, почему она плачет. Нина на его вопрос ответила загадочным вопросом:
— Не пойму тебя, Виктор, что ты за человек?
Ему бы надо выспросить ее, успокоить, а он принял высокомерный тон и, помнится, не приходил два дня.
У него иногда кружилась голова от сознания того, что его одновременно любят две женщины. В такие дни он чувствовал себя способным не видеться с Ниной неделями и ему казалось, что стоит серьезно захотеть, и он больше никогда не заглянет к ней.
Потом он первый бежал к Нине, сломленный ее выдержкой или равнодушием, каялся, умолял, чтобы она немедленно потребовала от него какой-нибудь жертвы, — он все сделает для нее!
— Не хочу на жертвах строить свое благополучие, — отвергала она.
Практичные Оли уже давно перестали понимать, что происходило с подругой: сколько раз на их глазах она упускала явную возможность поймать Лунина на слове и заставить жениться на себе.
Нина сердилась:
— Вы все о Викторе толкуете, а меня в расчет не берете, будто мои чувства окаменелости…
— А раз так, плюнь на него и не трать попусту золотые денечки!
— Хватит советов! — кричала Нина и замыкалась в себе. Нельзя человека ловить на слове или разными хитростями принуждать его к женитьбе. Да и любит ли она Виктора Лунина, как любила Данилу? Едва ли. Просто одиночество и привычка. Виктор знал ее еще самонадеянной девчонкой с золотыми веснушками на носу. Веснушки давно уже почему-то перестали появляться по весне, а длинный перечень их совместных воспоминаний все рос.
Однажды Нина случайно увидела всех троих Луниных вместе. Сын сидел у отца на плечах, размахивая деревянной саблей, а жена держала мужа под руку, уверенно шагая на своих худых ногах.
Нина не знала, как пройти мимо них, куда отвести глаза! И сразу вся ее жизнь после смерти Данилы стала представляться ей никчемно прожитой, наполненной ложью и самообманом.
«Ну какая тут может быть любовь, когда отец уходит от ребенка?» — думала Нина, не в силах отогнать облик черноголового мальчика на знакомых плечах.
Заводской пятиэтажный дом с четырьмя подъездами жил своей обычной жизнью: из открытых окон неслись обрывки разговоров, музыка, слышались голоса детей. И лишь окно Нины Поляковой мрачно чернело без света; она лежала в постели, растирая кулаками слезы по щекам. Странно, в этой чужой комнате ей все реже и реже вспоминался Данила. Прошлое отмирало, стиралось в памяти.
«Только бы хватило у меня сил развязаться с Виктором, и я начну новую жизнь, — успокоившись, сказала себе Нина. — Может быть, пойду учиться, пока не поздно и на заводе постараюсь стать незаменимой. Сколько теперь женщин, одиноких, лишенных семей, видят цель своей жизни в успехах на работе, на общественном поприще. И ничего — живут и не считают себя обойденными счастьем».
…С Луниным они встретились на заводе случайно у выхода в вестибюль. Было похоже, что эту видимую случайность организовал он.
— Почему ты притворяешься, что тебя нет дома, когда и соседи говорят, что ты сидишь, запершись? — исступленно шептал он, хватая Нину за руку. — Я изнемогаю, вторая неделя минула… Ну зачем так, милая? И эта непонятная жестокость! Впрочем, я догадываюсь…
— Хорошо, приходи, — сказала, поразмыслив Нина. В самом деле: следовало поговорить, попрощаться.
Прежде чем отпустить ее, Виктор, пренебрегая всяким здравым смыслом, быстро притянул Нину к себе и поцеловал на виду у выходящих с завода рабочих, среди которых могли быть и знакомые.
Нина вспыхнула, быстро зашагала прочь: поведение Виктора — неважный залог для хладнокровного разговора, да и вообще нужно ли встречаться для того, чтобы расстаться? Он, вероятно, так и понял это.
«Уйду на вечер куда-нибудь, вот и все», — раздумывала Нина, невольно ловя свое отображение в витрине магазина. В красном с белыми горошинами платье она нравилась сейчас самой себе, и легкое прихрамывание совсем не портило походку.
Лунин не оставил ей времени на колебания: уходить или не уходить, — он ворвался следом и с трагическим лицом заговорил, что он конченый человек, если она не согласится навечно связать их жизни!
— Да ты хоть присядь сначала, — с иронией сказала Нина в ответ на его высокий слог. И добавила: — Прежде чем связываться, развязаться нужно…
— Я знаю, я виноват перед тобой. Сегодня же я во всем признаюсь Фане.
— Нет, подожди, выслушай меня… Я не хочу портить жизнь твоему сынишке. И потом… надо выяснить наши чувства.
У него округлились и вмиг повлажнели глаза. Стол разделял их, и Лунин как будто был рад этому обстоятельству.
Нина внимательно всмотрелась в его лицо.
— Виктор, ты пьян! — с испугом вырвалось у нее.
— Не пьян, а выпил. С горя выпил. Ты пойми меня и прости. — Он потянулся за ее рукой, взял, прижал к щеке и затих. Он думал: сказать или не сказать ей правду об их отношениях, чем беспрестанно мучился последние дни.
Да, он — Виктор Лунин — сукин сын перед ней… Он испугался тогда ее протеза. И отец не пристыдил его, а настраивал против. И вот его — Виктора — настигло возмездие за преданную любовь! Он не любит по-настоящему ни жену, ни сына. И все-таки не так просто взять и уйти от них.
Нина сидела, выпрямившись, не отнимая руки, и с чувством жалости смотрела на склоненный затылок Виктора. Ему, очевидно, тяжелее, чем ей, ведь он вынужден лгать каждый день. А что стоит заглянуть мальчугану в глаза, полные наивного доверия к нему — отцу!
— Погибший я человек, Ниночка, — подняв свои пьяные глаза на Нину, заговорил Виктор. — Фанька подобру не отпустит, всю анкету мне испортит! Она такая.
— Так вот что тебя держит в нерешительности, — не ребенок, а анкета!
Нина вскочила. Кровь бросилась ей в голову. Подбежав к двери, распахнула ее.
— А ну быстрее, шагом марш! — закричала она с покрасневшим от гнева лицом.
Не взглянув на нее, Лунин вышел. Нина знала, как самолюбив Виктор, и ей вдруг сделалось не по себе, — может быть, еще не поздно побежать за ним, вернуть? Кто знает, возможно, потом она пожалеет, что прогнала его?
Так думала Нина, но не сдвинулась с места. Минуты через три, выпив валерьяновых капель, она взяла из шкафа Данилы любимую книгу, «Сагу о Форсайтах», и села читать. Нина надеялась, что чужие судьбы хотя бы на время отвлекут ее от болезненного самокопания в собственной судьбе!
Нина ошиблась насчет
