Язык Адама: Как люди создали язык, как язык создал людей - Дерек Бикертон

Язык не просто уникален — он неестественен. Вопрос не столько в том, почему у нашего вида он есть, а у других нет, а в том, почему он в принципе есть у некоторого вида, — почему каждый из видов, начиная с простейших бактерий, не смог счастливо пользоваться своей СКЖ до скончания веков и поглощения нашей планеты расширяющимся солнцем либо замораживания ее из-за солнца потухшего.

Насколько иным был бы мир, в котором мы жили бы (или, скорее, не жили), если бы все было так!

Но это не так. Хорошо это или плохо (может быть и так и так), мы каким-то образом получили язык, и единственный способ, которым, на мой взгляд, мы или любые другие виды могли это сделать, — это формирование такого рода ниши, которая самой своей природой заставила бы нас разрушить темницу «здесь и сейчас».

Пришло время попрощаться с перепончатокрылыми и позволить им жить своей удивительной, хотя и странной, жизнью. По саваннам гуляют предвестники человечества. Так пойдемте же за ними. Это опасно — не для вас, мой дорогой читатель, но для меня. Чтобы дать вам полное представление о происходившем, я собираюсь подвергнуться риску, надеюсь не очень большому, и слегка высунуться за край надежной, опирающейся на известные факты, земли. Поэтому не забывайте, что некоторые аспекты того, что я буду описывать, могут в дальнейших исследованиях не быть подтвержденными полностью. Но по существу то, что я собираюсь вам поведать, должно было происходить. Нам известно, что наши прародители питались останками огромных животных, нам известно, что они сталкивались с суровой конкуренцией со стороны других хищников и падальщиков, и разумно предположить, что они могли преуспеть только благодаря рекрутированию достаточного количества помощников. И, как я себе это представляю, для этого у них был только один путь, тот же, которым пошли муравьи и пчелы: разрушение стен вокруг СКЖ и достижение способности к перемещаемости.

Поэтому давайте отправимся в прошлое и посмотрим, что могло случиться примерно два миллиона лет назад.

8. Большой взрыв

«Если обезьяны эволюционировали в человека, то почему же они все еще существуют?»

Я завтракал, слушая передачу по радио. Я чуть не упал со стула. Говоривший это был, однако, совершенно серьезен. Более того, его тон был таким самодовольным, как будто бы он только что неопровержимо доказал, что все эти напыщенные профессора — просто безмозглые дураки, потому что не смогли до этого додуматься. Я был так потрясен, что даже не помню, что ответил ведущий. Но совершенно точно, что на той же неделе в колонке писем бесплатной газеты обнаружился тот же вопрос (по счастью, в следующем номере появилось другое письмо, автор которого подготовил для всех читателей начальный курс эволюционной биологии объемом в сотню слов).

Куда же катится наша образовательная система, ужаснулся я. Большего вреда не смог бы принести и старый добрый школьный комитет Дувра[5]. А затем я подумал: ничего себе, может, у всех обвиняемых и правда есть смягчающие обстоятельства.

Видите ли, наш радиослушатель, позвонивший в программу, понимает переход от обезьяны к человеку — что первая просто, эээ, каким-то образом преобразовалась во второго — совершенно правильно с точки зрения того, что большинство экспертов обычно говорили, а некоторые говорят и до сих пор, о переходе от одного предка человека к другому. Во время появления обезьян великое дерево эволюции ответвлялось во все стороны, затем из-за этих ветвей появились мы, прямо как в реальности, когда мы вышли из тропического леса, и вот мы стояли, подвергаясь риску, на самом конце этой длинной голой ветки, на которой не было ни единого сучка.

Австралопитеки превратились в человека умелого, Homo habilis, а умелый — в прямоходящего, erectus, прямоходящий — в примитивного sapiens, тот — в неандертальцев, а неандертальцы — уже в нас. Вы найдете подобное генеалогическое древо человека во всех старых учебниках — гориллы, шимпанзе и орангутаны послушно ответвились, а затем через четыре или пять видов протянулась длинная прямая ветвь, пока внезапно не окончилась на нас. Возможно, мы и произошли от обезьян, но на этих графиках между ними и нами, по крайней мере, приличное расстояние.

Потом, к замешательству многих, все больше и больше квазичеловеческих видов объявилось в виде ископаемых останков. Похоже, наша ветвь, как ни крути, ветвилась, но вы можете, по крайней мере, спасти положение и отбросить эти боковые побеги, посчитав их неудачными попытками, не достигшими человеческого уровня и отбракованными, которые были столь вежливы, что быстренько вымерли, тогда как непрерывная линия развития человека триумфально росла вперед и вверх.

Совсем недавно, в начале нашего века, все еще бушевал спор между сторонниками гипотезы «из Африки» («Out of Africa») и гипотезы о мультирегиональном происхождении человека («Из Африки — коту под хвост?» («Is ‘Out of Africa’out the window?») — вопрошал заголовок в Science). Гипотеза «из Африки» (основанная преимущественно, но не только на исследованиях митохондрий) утверждает, что наши предки вышли из Африки между одной и двумя сотнями тысяч лет назад, вытеснив все остальные разновидности Homo. Гипотеза о мультирегиональности (основанная на предположении о физическом сходстве человека в определенных регионах мира и проточеловека в тех же регионах) говорит, что предки человека во всех частях обитаемого мира — erectus, неандертальцы, и примитивные sapiens — претерпели «повышение уровня», что бы это ни значило, и что все они, более или менее одновременно, эволюционировали в нас.

Поэтому не стоит винить нашего радиослушателя в том, что он все спутал. В конце концов, точка зрения, которой, по его мнению, придерживаются эволюционисты, — что один вид превращается в другой, — есть именно то, чего они и правда придерживались, а некоторые продолжают это делать и до сих пор, когда дело доходит до нашего собственного вида и его непосредственных предков. Если правы были мультирегионалисты и если то, во что они верят, спустить на уровень самого зарождения человечества, то не должно быть никаких обезьян!

Сегодня большинство представителей всех относящихся к делу наук придерживаются гипотезы о происхождении «из Африки». Сложно представить, чтобы кто-то считал иначе, учитывая то, что нам известно о методах эволюции. Время старых добрых генеалогических деревьев, на которых к человеку вела одна прямая ветвь, прошло. Но, что достаточно удивительно, конвенциональные, разветвленные деревья не смогли надолго занять их место.

Когда человеческое семейство начало плодиться, когда на сцене появились Homo heidelbergensis, Homo ergaster, Homo antecessor, Homo helmei, Homo rudolfensis, а теперь еще и Homo floresiensis, генеалогические деревья больше никто не рисовал. То, что обычно рисуют теперь, — это отдельные черно-белые или цветные блоки с подписанными под ними названиями видов, случайно разбросанные по пространству в шесть миллионов лет, расположенные параллельно друг другу, причем некоторые из них перекрываются, некоторые — нет, иногда они соединены паутиной линий, но по большей части по ним ничего не понятно о том, кто же от кого произошел.

Предполагается (по крайней мере, некоторыми), что все эти Homo — отдельные виды. Заметьте, не многие палеонтологи считают истинными видами всех их, очень редко у кого списки истинных видов совпадают, и, вероятно, не найти двоих таких, которые полностью согласились бы относительно того, какие ископаемые кости кому из них принадлежат. Отчасти — потому, что старая поговорка палеонтологов (применимая, однако, к исследованиям в любой области) делит людей на два класса: объединителей (lumpers) и дробителей (splitters). Объединители объединяют все внешне различные виды в одну категорию, а дробители каждому назначают отдельную. Можно ли как-то попасть между дробителями и объединителями?

Да, можно, но для этого нужно перестать трястись над костями и их минимальными отличиями и начать рассматривать биологическую эволюцию, в частности, видообразование и то, как оно происходит.

Видообразованию я собираюсь посвятить следующие несколько страниц.

Это еще один крюк? Мы снова далеко отклоняемся от языка? Ни в коем случае! Мы снова должны сориентироваться на местности при помощи изречения Добжанского: «Ничто в биологии не имеет смысла, не будучи рассмотренным в свете эволюции». А видообразование лежит в самом сердце эволюции — языка ли или чего-то еще, — уясните себе это, и все кости и камни послушно лягут на свое место. Дарвин не зря назвал свою книгу «Происхождение видов» («The Origin of Species»), даже несмотря на то, что на самом деле она о «происхождении посредством модификации» («descent with modification»), а не о том, как новые виды становятся отличными от других. Он знал, что видообразование — именно то, где и начинается реальная деятельность, даже если больше столетия потребовалось людям, чтобы понять, как к ней приступиться.