Повседневная жизнь русской усадьбы XIX века - Сергей Охлябинин

Прежде всего в длинном послании к Паромову излагаются по пунктам всевозможные поручения: приказать дворнику отапливать городской дом, осмотреть все и сделать необходимый ремонт, закупить того-то и пр. По прошествии нескольких дней отдаются приказания осмотреть, в порядке ли дорожные экипажи, отправить вперед кухню с Фомою во главе, музыкантов с капельмейстером и кое-кого из женской прислуги; лучшие лошади, упряжные и рысистые, также отправляются вперед с надежными кучерами.

Наконец, назначен день выезда; за неделю до того начинается в доме суетливая работа: укладывают оставляемое и увозимое; укладывают все, кто что может, благо людей довольно в доме и в дворне, а все-таки на подмогу являются еще некоторые привилегированные личности вроде Анфисы, бывшей горничной моей матери, вышедшей замуж за дворецкого Ивана и теперь находящейся на покое, впредь до какого-нибудь экстренного случая вроде переезда в город, когда она призывается, как доверенная женщина, для переборки и перекладки разного хлама из одного сундука в другой; или Матрены, бывшей няньки, давно отставленной, по причине собственной многочисленной семьи, от должности господской нянюшки; ее обязанность заключается теперь в том, что она ежедневно является в дом, чтобы варить кофе и разливать чай утром и вечером.

И вот взошла, наконец, желанная заря: в шесть часов утра горничная приходит будить Авдотью Сергеевну и нас; но мы уже давно не спим и ждем с нетерпением, чтобы к нам вошли со свечой. Авдотья Сергеевна, уже заранее уложившая свои пожитки и приготовившая вещи, забираемые с собою, облекается во все теплое, начиная с теплых чулок, сверх которых, кроме башмаков, она наденет высокие бархатные сапоги, и кончая смешным, совсем детским белым чепчиком, поверх которого наденется потом объемистый атласный капор с крыльями.

Мы одеваемся также потеплее, молимся Богу и, забыв дисциплину, бежим наверх, в столовую, где отец давно уже расхаживает, разговаривая с управителем и со смотрителем конного завода, по временам отпивая из большой чашки глоток крепкого, как кофе, чаю. Скоро приходит и мать в дорожном костюме, садится пить кофе и затем выходит в переднюю отдать последние приказания ожидающим ее садовнику и коровнице.

Наконец, входит буфетчик Николай, в длинной шубе с рукавами, покрытой синим сукном, с красным гарусным шарфом, повязанным около шеи, скрещивающимся на груди и плотно опоясывающим его, и обычным глухим голосом докладывает: лошади готовы!

Общая суета… все спешат в залу. "Ну, теперь все доброе да садится!" — серьезно возглашает отец, садясь; за ним садятся все. Несколько секунд длится глубокое молчание; затем встают, крестясь на образ, и идут вниз, в переднюю, окончательно укутываться и размещаться по экипажам. Это целый поезд: в первых больших санях с откинутым верхом садятся отец и мать; на козлах, рядом с кучером, усаживается Николай-буфетчик, предварительно разместив, куда следует, дорожный погребец и коробки с провизией; затем в двуместном возке садится с коробками своими Авдотья Сергеевна, герметически укутанная; предлагают кому-нибудь из нас поместиться около нее; но мы смело и решительно отказываемся, потому что в возке ее тесно, душно и скучно; зато как весело в большом рогожном возке, куда сажают нас с няней!

Такого поместительного и удобного экипажа, домашнего изделия, мне не пришлось уже видеть с тех пор: все мы там размещались свободно, и никому не было неловко; самые маленькие могли даже прохаживаться от одного окна к другому и очень покойно спать. На козлах у нас, с кучером, сидел дворецкий Иван, в серой нанковой шубе, с поднятым воротником, также перепоясанный красным гарусным шарфом. За нашим возком следуют еще сани, большие, открытые, в них сидят старшие горничные, девчонка и отцовский повар Николай.

На крыльце и около экипажей теснится дворня, провожающая родных и друзей.

— С Богом! — крикнул буфетчик Николай, касаясь рукой теплой шапки с наушниками, в знак прощального привета, и поезд тронулся» (Мельникова А. Воспоминания о давно минувшем и недавно былом).

Глава пятая. Шлафрок, брегет, картуз дворянский

Одежда — зеркало времени

Историки, этнографы, модельеры и десятки лет спустя после исчезновения того или иного одеяния узнавали по его особенностям очень много для себя интересного, поучительного и загадочного. А вот художники, прежде всего театральные, режиссеры, литераторы, рассматривая старинные костюмы, могли воссоздавать внешние черты былой эпохи.

Причем интересны не только сами предметы одежды, но и аксессуары.

Интересная особенность была характерна для одежды в Российской империи. Если русский городской костюм стал полностью западным со времен Петра, то вот сельский костюм — крестьянский и церковный — оставался исконно русским. Таким образом, в империи костюм разделился на два типа: модный городской западноевропейского покроя и традиционный русский (по большей части в сельской местности).

Однако строгого различия между городской и сельской одеждой не существовало. Модное городское платье хотя и шилось с оглядкой на Европу, но яркие краски, пестрая расцветка и множество отделок выдавали русский стиль. К тому же одежда дополнялась русскими шалями, платками и накидками.

Примечательно также и то, что в дворянских усадьбах на праздничных гуляньях, на ярмарках в городах и в усадебной жизни в сельской местности происходило постоянное общение крестьян с русским дворянством. И естественно, существовало взаимопроникновение деталей, элементов городской дворянской одежды в сельскую и наоборот. Использовались в городском костюме дворян (в качестве декоративной отделки) и изделия народных мастеров (кружево, шитье и т. п.).

Традиционный русский наряд нередко приходил на смену западному. Так, в частности, еще при Николае I издается указ о ношении при дворе фрейлинами платьев русского кроя. Да и позже, вплоть до начала XX века, считалось модным носить именно русский крой. Платья эти создавались из бархата насыщенных тонов и дополнялись золотым шитьем. На голову водружали нечто наподобие старинного кокошника. Именно с легкой руки императрицы Екатерины II на балах стали облачаться в русские платья.

А в военной форме классической русской одежде настоятельно следовал Александр III. Для воинских чинов император вводит русифицированную форму. А именно: на голове — кубанка, сапоги «бутылками» и заправленные в них брюки.

Последние годы XVIII столетия… Что предпочитают носить женщины? Во Франции, тогдашней законодательнице моды, продолжают бушевать революционные страсти. Стало быть, и мода, проникающая оттуда, той же, казалось бы, окраски, проста и органична? Это платья с высокой талией, большим декольте с обилием складок на спине, переходящих в шлейф. Под грудью перехват тонким пояском.

Под платьем из легких льняных или хлопчатобумажных тканей струились волны белых рубашек, а самые рисковые дамы игнорировали их и поддевали одно лишь тонкое белье, к тому же и телесного цвета. «Не можете представить себе, что это за прелестные сорочки: как наденешь на себя да осмотришься, так-таки все насквозь и виднехонько!» — встречаем упоминание о такой «просвечивающей» моде в «Записках» у современника Пушкина, некоего С. П. Жихарева.

В России, лицезрея эту простоту, именно так ее и воспринимают — как революционную. Тем более что этот самый модный силуэт так и назывался — «шемиз» («chemi'se»), то есть «рубашка».

Как же одевался молодой русский дворянин в начале XIX века? Романтики в одежде поубавилось. В России появляются сюртук и редингот. Носят панталоны. А фрак с его взлетающими крыльями становится и вовсе повседневной одеждой. Носить его молодежь умела с некоторым шиком, но достойно. Его фалды диктовали и сам характер ходьбы. Особенно же часто приходилось вспоминать о них, когда доводилось садиться в коляску, бричку, тарантас или линейку.

Заказывая фраки, предпочитали цветные шерстяные ткани. Носили их со светлыми панталонами, на штрипках. Сшить фрак было великое искусство, носить — не меньшее! Элегантности в силуэте придавала чуть-чуть завышенная талия. Воротник полустойки плавно переходил в отвороты, вырезанные края которых походили на ласточкин хвост. Узкие рукава с манжетом должны были доходить до середины ладони. Но, пожалуй, самое сложное было — «построить» грудь. Ее подбивали слоем ваты с большим мастерством. Так что хорошо сидящий фрак был редким и дорогим приобретением.

О пластичности форм, линий и силуэтов этого костюма упоминали многие писатели — Н. В. Гоголь, А. С. Пушкин, В. А. Соллогуб.

«…Он был одет прекрасно. Темный коричневый фрак с таким же бархатным воротником придавал довольно неуклюжему телу какую-то особенную щеголеватость. Шею обвязывал длинный черный шарф с пестрыми узорами, небрежно приколотый двумя булавками, с висячими камешками от Стора и Мортимера[37]. Жилет темный, вышитый шелком и с гранатовыми пуговицами.