Небо истребителя - Арсений Ворожейкин

— На днях с женой уехал в отпуск.

Разговаривая, мы подошли поближе к стартовому командному пункту. Желудев по-прежнему четко, с особым вдохновением руководил полетами. Я поинтересовался:

— Всегда у него так получается?

— В этом деле он молодец.

— Вот и сделайте его руководителем полетов, — предложил я. — Скоро такую должность собираются ввести.

— Давно бы надо, — заметил Скобарихин.

Недалеко от нас в ожидании стоял летчик. Витте Федорович спросил: почему он здесь?

— Хочу обратиться к командиру полка с личной просьбой.

Когда сел очередной самолет и у Желудева образовалось в работе «окно», старший лейтенант подошел к нему и попросил разрешения уехать с аэродрома, чтобы встретить мать.

— Уехать с аэродрома? Во время полетов? — строго переспросил командир полка.

— Да, матери будет трудно добраться до городка.

— Не разрешаю! — отрубил Желудев. — Полк проверяет инспекция, а вы будете болтаться.

Скобарихин, не выдержав неуважительного отношения к летчику и его матери, покраснел и не без раздражения приказал командиру полка:

— Отпустите, — и показал на легковую машину, стоявшую невдалеке от нас. — Пусть едет на дивизионной «Победе».

— Слушаюсь, — ответил Желудев, не испытывая ни угрызений совести, ни обиды, что комдив в присутствии подчиненного отменил его приказание.

Когда мы отошли, Скобармхин, как бы извиняясь за свою резкость, тихо сказал:

— Еще Суворов предупреждал, что строгость от прихоти есть тиранство.

В полку, которым командовал Желудев, мы с Щировым проверили технику пилотирования у трех рядовых летчиков, у всех командиров эскадрилий и двух командиров звеньев. Все они получили хорошие и отличные оценки. Плохую оценку получал только Желудев.

Одни авиационные начальники считают, что инспектирование должно проходить так, чтобы проверяемые штабы и подчиненные им части знали об этом заранее, могли качественнее подготовиться и показать высокие результаты. Другие уверены, что только внезапная проверка способна дать объективную оценку боевой подготовки. Те и другие по-своему правы, поэтому только в один полк мы прилетели внезапно, а другие уже знали о нашем прибытии, но были предупреждены, чтобы работали по своему рабочему плану.

Очередной полк мы инспектировали без Сергея Щирова. Он был вызван во Львов. Решили, что Ткаченко будет проверять технику пилотирования только днем, а я только ночью.

Первый час предварительной подготовки к полетам проводил командир полка майор Иван Ярцев. Мое внимание привлекла одна деталь. По приказу руководить полетами должен был заместитель командира полка. Но с нашим приездом в приказ были внесены изменения. Руководить полетами назначался сам командир. Во время перерыва мы со Скобарихиным перешли из класса в штаб эскадрильи. Иван Ярцев встретил нас со спокойным достоинством. По словам комдива, он был лучшим летчиком в соединении. В войну вступил девятнадцатилетним младшим лейтенантом, в конце ее стал майором. Как только мы втроем уселись за стол, я спросил командира полка:

— Почему вы сами решили руководить полетами?

На волевом лице удивление, Ярцев с некоторой даже обидой пояснил:

— Вы меня на эту ночь проверять не запланировали. А я бездельничать не люблю: или летаю, или руковожу полетами.

— Это хорошо, — похвалил я. — Но оставьте все как было.

— Слушаюсь, — понизив голос, ответил Ярцев, но его деятельная, откровенная натура пересилила в он спросил: — Значит, я буду при инспектировании полка наблюдателем?

— Нет, командиром полка. Ваше дело — помогать нам, инспекторам, проверять летчиков. Вы лучше знаете их. С вами я слетаю по маршруту.

— Ну это другое дело!

В следующую летную ночь, как и было запланировано, я полетел с командиром полка на двухместном «лавочкине». Ярцев продемонстрировал классический высший пилотаж. Единственно, что у него не так чисто получилось, это мелкие виражи. Однако я на них не обратил особого внимания. Если их выполнять строго по правилам, они для летчика-истребителя, привыкшего пилотаж выполнять в быстром темпе и с большими перегрузками, кажутся нудными. Да и в воздушных боях мелкие виражи почти не применяются.

После посадки я не сказал о полете ни слова, и мы пошли на стартовый командный пункт. Это был двухэтажный домик, похожий на башню. На верхнем застекленном этаже находился руководитель полетов со своими помощниками, внизу располагалась комната для ожидания полетов и подготовки к ним. Когда мы пришли в эту ярко освещенную комнату и сели за стол, я попросил Ярцева:

— Дайте оценку своему полету.

— Кажется, слетал нормально.

Этот же вопрос я задавал Желудеву и получил такой же ответ. А какая разница в полетах!

— Нет, вы, Иван Петрович, слетали не просто нормально, а отлично.

От моей похвалы Ярцев зарделся.

— У кого учились классно пилотировать?

— На войне у своего любимого командира полка Сергея Петухова. После войны, — он немного замялся и, чуть смущаясь, взглянул на Скобарихина, — у своего комдива.

Скобарихин, сидевший рядом, от такой похвалы подчиненного смутился, и я подумал: Витте Федорович скромный человек. Он не только мастер летного дела, но и умелый методист, поэтому его, как мне было известно, собираются перевести в ДОСААФ для работы с допризывниками.

— А теперь, — говорю Ивану Петровичу, — покажите расчетные данные для полета по маршруту.

Ярцев вынул из планшета полетную карту с яркой ломаной линией и цифрами расчетных данных. Длина маршрута 430 километров. Три излома. Первая прямая 140 километров. Высота 5000 метров. Скорость 400 километров в час. Время полета 28 минут…

— Вы, — спрашиваю, — со штурманом полка советовались?

— Нет. Не успел.

Как только мы вышли из хорошо освещенного командного пункта, вас плотно накрыла темнота. В душу невольно закралось сомнение — не заблудиться бы: у меня с Ярцевым были большие расхождения в расчетных данных. Может, приказать Ярцеву взять мои расчеты? Но я инспектор, а не инструктор. В случаях грубых отклонений от маршрута прикажу Ярцеву следовать за мной. Если же и мне не совсем будет ясно местонахождение, запрошу по радио аэродром, чтобы обозначили себя вертикальным лучом прожектора. Его световая стрела в такой темной, но звездной ночи будет видна с любой точки нашего пути.

Взлетали против ветра. И с тем же курсом вышли на первый отрезок маршрута. Звездное небо! Оно кажется цветистым колпаком. На земле же виднеются только редкие огоньки: люди спят. Земля не просматривается, а только угадывается по этим редким огонькам. Прошли расчетное время по данным Ярцева.

Он доложил:

— Разворот влево.

— Понял, — отозвался я.

Второй отрезок маршрута. Приборную скорость командир полка выдерживает точно — 400 километров в час. Однако на высоте она по прибору меньше истинной. На второй поворотный пункт мы прибыли не через 21 минуту, а значительно раньше и с отклонением влево. Мое расчетное время точно сошлось с фактическим. Я выжидаю, что дальше будет делать проверяемый. Он, хорошо зная район полета, конечно, распознал по сиянию огней, где находится второй поворотный пункт. Красный огонек на левом крыле самолета Ивана Петровича заколебался. Я понял, что он кренит «лавочкина», чтобы уточнить свое местонахождение. Наконец проверяемый сообщил:

— Подошли ко второму поворотному ориентиру на пять минут раньше, с отклонением влево…

Чтобы дать ему время на поиск причины своей ошибки, я передал:

— Идите на поворотный ориентир, погасите запасное время и точно по своей схеме полета выйдите на последний отрезок маршрута.

— Понял, выполняю.

На последний отрезок маршрута мы встали в расчетное время Ярцева. С минуту он держал приборную скорость 400 километров в час, но, поняв, что мы окажемся над аэродромом на 6 минут раньше, попросил разрешения уменьшить скорость полета.

— Не разрешаю! — ответил я. — Держите по прибору четыреста, но подсчитайте, когда мы окажемся над аэродромом, и сообщите мне.

— Понял вас. — И через несколько секунд: — На точку придем на шесть минут раньше.

После посадки командир полка подошел к моему самолету, доложил мне:

— Товарищ подполковник, майор Ярцев выполнил полет по маршруту. Разрешите получить замечания?

— Замечаний я давать не буду: вы сами хорошо все знаете, как подготовились к полету и как выполнили его. Район полета вы хорошо знаете, поэтому так небрежно отнеслись к расчетам. Посмотрю, как слетает по этому же треугольнику командир эскадрильи.

У командира эскадрильи штурманские расчеты были выполнены правильно, но полет он выполнил с небольшими отклонениями. При подведении итогов инспектирования полковник Ткаченко уделил внимание полетам по маршруту и воздушным стрельбам. Эти виды подготовки у проверяемых были наиболее слабыми, а ведь дивизия предназначена для дальнего сопровождения бомбардировщиков.