Клан Кеннеди - Лариса Дубова

Когда через десять с лишним лет эти скандальные откровения были опубликованы, шокированный Джозеф Кеннеди пытался отрицать подобные беседы. Он утверждал, что Дирксен фантазировал, сообщая в германский МИД то, что там хотели бы прочитать{200}. Но это была явная ложь. Во-первых, Дирксен, дипломат старой школы, был заинтересован в том, чтобы дать своему начальству адекватное представление о беседах с американским послом, о том, каковы его позиции. Во-вторых, вряд ли кто-то иной кроме Кеннеди мог снабдить его такой деталью, как антисемитские настроения в гольф-клубах Бостона. Можно быть уверенными в том, что Дирксен верно отразил позицию американского официального представителя.

В то время как в Европе дело всё быстрее приближалось к военной развязке, Джозеф Кеннеди, отлично понимая, что при любом повороте событий он не получит ни малейшего одобрения своих действий, решил выждать и взял длительный отпуск. В декабре 1938 года он отправился в США, заявив напоследок журналистам: «Я просто собираюсь отдохнуть и немного подумать об Америке»{201}.

На самом деле у него были куда более важные намерения.

На первом плане стояла задача сгладить разногласия, которые возникли с Белым домом, убедить Рузвельта, что Европа стремительно движется к войне, в которой США, по его мнению, не должны поддерживать ни ту ни другую сторону. Но Джозеф размышлял и над более отдаленными и, можно сказать, грандиозными целями. Прошла уже половина второго президентского срока Рузвельта, и приближались новые выборы. Никогда еще в истории США президент не выдвигал свою кандидатуру на третий срок. Американцы почти не сомневались, что и на этот раз Рузвельт отойдет в сторону, дав возможность Демократической партии выдвинуть другую кандидатуру. Почему не попробовать стать номинантом на высший государственный пост? Такие мысли не раз приходили в голову Джозефу. Он не принимал еще решения, будучи, как истинный делец, очень осторожным, но подспудно не исключал такой возможности.

Сразу после прибытия в Вашингтон посол отправился в Белый дом. Во время встречи с президентом он уверял, что европейская война может начаться уже ближайшей весной. США не только не готовы к войне, не уставал он повторять, любая помощь Великобритании и Франции в конце концов приведет к вовлечению в вооруженный конфликт за чуждые интересы и будет чревата для Америки катастрофическими последствиями. Кеннеди призывал Рузвельта объявить, что принимаемые им меры по укреплению военного могущества США направлены исключительно на обеспечение безопасности в Западном полушарии. По своему обыкновению президент кивал головой, но переводил разговор на другие темы. Кеннеди понял, что трещина между ним и Рузвельтом, во всяком случае, не уменьшилась{202}.

Из столицы Джозеф отправился в свое имение во Флориде. Он общался с богатыми и влиятельными соседями по Палм-Бич, вел долгие телефонные разговоры не только с Розой и детьми, которые остались в Европе и отдыхали в Швейцарии, но и со знакомыми по бизнесу, с политиками и журналистами. Он прямо не ставил вопрос, каковы его шансы стать кандидатом демократов на высший пост, но по настроению собеседников убеждался, что это возможно только при условии, если Рузвельт не нарушит почти двухсотлетней традиции и не выдвинется на третий срок.

Слухи, что Кеннеди прощупывает почву, проникли в прессу. Дело дошло до того, что корреспондент лондонской газеты позвонил Розе на швейцарский курорт Сент-Мориц, чтобы выяснить, правда ли, что посол собирается в отставку и скоро заберет свою семью в Америку. По-видимому, проинструктированная мужем перед отъездом, Роза ответила: «Мы надеемся оставаться в Англии еще долгое время, может быть годы. Мы любим Англию и любим англичан»{203}. При всей своей неопределенности, связанной с хитрым переводом разговора в другую плоскость, это заявление можно было воспринять как уверенность миссис Кеннеди в том, что ее супруг не собирается покидать своего поста. В прессе рассматривали это заявление как средство сокрытия истинных намерений американского посла в Великобритании{204}.

Надо сказать, что действительно жизнь обширного семейства в Лондоне была полна удовольствий. Роза и дети вращались в самых высоких кругах, везде на них обращали внимание. Особенно выделялась вторая дочь, восемнадцатилетняя Кэтлин, обладавшая не только приятной внешностью, но и живым умом и общительностью. За ней постоянно увивались великосветские поклонники. Младшие дочери продолжали учиться в церковной школе, но режим там был сравнительно свободный, и они в случае необходимости появлялись в свете. Роберт учился в светской школе и также всё больше привыкал к британскому высшему обществу.

Что же касается шестилетнего Эдварда (Тедди), то его только отправили в начальный школьный класс, предупредив, что он не просто американец, но сын посла и должен вести себя подобающим образом. Однажды Тедди обратился к матери с вопросом, можно ли ему стукнуть такого-то одноклассника. Видя ее недоумение, он сказал: «Ведь ты говорила мне, что я не должен драться, потому что папа — посол». Слегка поразмыслив, Роза дала сыну разрешение нанести ответный удар, полагая, что международный инцидент в результате этого вряд ли возникнет{205}.

Надо отдать должное супругам Кеннеди — при всем своем богатстве и высоком положении в «столице мира», каковой продолжали считать Лондон, родители культивировали у младших детей сравнительно демократический стиль мышления и поведения. Им разрешали ездить на городском автобусе и в метрополитене, вступать в разговоры с незнакомыми, рассказывать о своей стране, но ни в коем случае не упоминать, кем работает в Лондоне их отец, и вообще стараться избегать темы о родителях.

Посольские перипетии накануне и в начале Второй мировой войны

В начале февраля 1939 года, не приняв окончательного решения относительно дальнейшей собственной карьеры, американский посол в Лондоне вновь отправился через океан для исполнения своих обязанностей. На борту корабля «Куин Мэри» он подолгу беседовал с возвращавшимся на родину лордом Лотианом, который совершил ознакомительный визит перед назначением его послом Великобритании в США. Находившийся на этом же пароходе известный леволиберальный журналист Луис Фишер не преминул познакомиться с обоими дипломатами и вынес самое нелицеприятное впечатление о них обоих. О Лотиане он писал, что, по мнению последнего, Чемберлена не любят только «радикалы, евреи и лекторы». А Кеннеди полностью в этом поддерживал англичанина{206}.