Матерый - Сергей Донской

- Полтинник, - сказал он. - На большее такой товар не тянет.

- Ай! - взвизгнула Варя, делая попытку освободить топик от захватившего его указательного пальца.

- Заткнись, курва! - Комиссар схватил ее за локти, лишая способности к сопротивлению. При этом он тоже норовил оценить оголившуюся грудь пленницы. Для этого ему пришлось прищурить один глаз, но все равно розовых сосков маячило перед его взором ровно в два раза больше, чем положено. - Курва! повторил он с пьяной убежденностью.

В сумочке у Вари хранился электрошоке?, без которого она не отваживалась выходить по вечерам из дома после того, как ее однажды ограбили прямо на улице. Но Суля вырвал сумку из Вариных рук и небрежно отшвырнул в сторону.

- Что вам от меня нужно? - спросила она шепотом.

- А то ты не понимаешь, мочалка драная, - ухмыльнулся Комиссар.

Резко развернутая к нему лицом. Варя увидела его открытую пятерню, летящую навстречу, и, успев машинально зажмуриться, ощутила сокрушительный толчок в лоб, после которого помышлять о сопротивлении стало некому.

***

Окончательно очнулась она лишь утром следующего дня. Руки стянуты за спиной собачьим поводком; одна нога пристегнута наручником к ножке неподъемного сейфа, рот заткнут каким-то тряпьем.

Кажется, в качестве кляпа Варины мучители воспользовались ее собственными трусиками, изорванными в клочья, - она узнала запах своего дешевого дезодоранта. А еще во рту ощущался отвратительный привкус несвежих мужских носков. Изгибаясь всем телом, Варя заплакала от унижения и сознания собственного бессилия.

Сколько водки в нее влили вчера эти изверги?

Сколько раз поимели? То, что происходило в незнакомом доме, вспоминалось лишь урывками, как болезненный бред. Бутылочное горлышко, раздвигающее стиснутые зубы. Нож, который подонок по кличке Комиссар держал возле ее горла. Пощечины.

Тяжесть чужих тел.

Все виделось как в тумане, и поначалу Варя решила, что это от спиртного, которое она не переносила на дух. Но, поморгав ресницами, она поняла, что все дело в слезах. Сначала их было не так уж и много, но когда Варя увидела, во что превратились ее обновы, на которые она копила деньги почти два месяца, слезы побежали по щекам ручьями. Ее лучшая юбка превратилась в тряпку, да и она сама была не лучше - такая же истерзанная, грязная, валяющаяся на полу. Лучше бы ее просто убили. Потому что, как жить дальше, Варя себе совершенно не представляла.

Перевернувшись на спину, она запрокинула голову и подождала, пока высохнут слезы, застилавшие глаза. Села, стараясь не тревожить лодыжку, прихваченную стальным браслетом. С ненавистью посмотрела на громадный старомодный сейф, который насильники вчера приподнимали вдвоем, чтобы придавить свободный браслет ножкой, и вдруг вспомнила, что лиса, попавшая в капкан, перегрызает себе лапу.

Но Варя была всего-навсего молоденькой девчушкой, слабой, растерянной, раздавленной свалившимся на нее несчастьем. И она все еще верила в то, что люди хоть чем-то отличаются от зверей. Варя несколько раз ударилась голым плечом о стальную махину и поняла, что ни сдвинуть ее, ни приподнять у нее не хватит силенок. Избавиться от кожаных пут на руках тоже не удавалось. Оставался единственный вариант: разбудить одного из своих мучителей и попросить отпустить ее на свободу. Все равно они получили от нее все, что хотели. Раз уж не убили, надо было как-то жить дальше.

Второй этаж дома, куда заманили Варю, представлял собой довольно просторное помещение, задней стеной которому служил скат крыши. Сюда были завезены мягкий уголок, кое-какая мебель, несгораемый шкаф и всякая офисная рухлядь вплоть до компьютера. Свободного пространства все равно оставалось предостаточно. На нем запросто умещались и низкий стол с остатками вчерашнего пиршества, и хрупкая Варя, и два здоровенных парня, каждый из которых был в полтора раза выше и в два раза тяжелее ее. Намаявшись ночью с пленницей, они притомились и продолжали спать беспробудным сном, хотя солнце все сильнее прогревало их мерзкую берлогу.

Комиссар, развалившийся на диване, подходил для задуманного больше, чем дерганый, насквозь лживый и самовлюбленный Суля. В его натуре угадывалась гнильца, сквозившая и в манере говорить, и во взгляде, и в том, как он норовил прижигать Варю сигаретой, вынуждая ее шевелиться под собой. Комиссар в сравнении с ним казался туповатым, заторможенным. Зато - более прямолинейным и гораздо более сильным. Если уж полагаться на одного из этих бандитов, то пусть это будет главарь, едва умещавшийся на диване.

До предела натянув цепь наручников, Варя вся вытянулась в струнку и осторожно тронула голову Комиссара босой ногой. Ощущение было такое, словно прикоснулась к ощетинившемуся ежу. Он упорно не желал реагировать на все более настойчивые толчки, этот проклятый еж. И лишь после десятой или одиннадцатой попытки с дивана донеслось хриплое:

- Ну? Чего тебе?

Варя требовательно замычала. Приподнявшись на локтях, Комиссар буркнул:

- О, йогиня какая выискалась... Зарядку делаешь?

Правильно. Хвалю.

- М-м-м!

- Кляп просишь вытащить? - догадался усевшийся на диване Комиссар, поскребывая густую растительность на груди. - Так ты же орать начнешь...

- Н-н-н! - возразила Варя, отчаянно мотая головой.

- Ну, гляди у меня! Вздумаешь голосить - зашибу на хрен. Поняла?

Она кивнула. Во рту, освободившемся от тряпичного кома, моментально скопилось столько слюны, что Варя никак не могла заговорить. Собственный язык казался слишком большим и неповоротливым.

Комиссар расценил ее молчание по-своему:

- Похмелиться небось хочешь? Чердак трещит? - Не дождавшись ответа, он тяжело протопал к столу и, прихватив откупоренную бутылку шампанского, пожаловался:

- Лично у меня башка прямо раскалывается. Не колхозная все-таки...

Это было дико, но парень, изнасиловавший Варю, теперь искал у нее сочувствия. Словно они были добрыми друзьями, хорошенько повеселившимися минувшей ночью.

- Отпустите меня, - попросила Варя. Наручники на ноге мешали ей свернуться в калачик, как ей того хотелось, и сознание собственной наготы заставляло ее обращаться к мучителю с опущенными глазами.

Как будто это она должна была стыдиться, а не Комиссар.

Он воспринял это как должное. Оттянув резинку своих цветастых трусов, он удивился совсем другому обстоятельству:

- О, какая нескладуха! Хрен стоит, а голова падает. Требуется это дело сбалансировать. - Половина выдохшегося шампанского пролилась мимо его глотки, но остальное попало по назначению, и несколько секунд спустя он застонал, блаженно отдуваясь:

- Ух ты, хорошо!.. Подлечишься, Варюха?

- Отпустите, - повторила она; - Пожалуйста.

- Ага, щас. - Комиссар закурил и, выпустив к потолку первую порцию дыма, благожелательно поинтересовался:

- А кто нас с Сулей в чувство приводить будет? На тебя вся надежда. Будешь у нас заместо сестры этого.., милосердия, только без сутаны, что особенно ценно... Суля! Сулейман Батькович, просыпайся! Не то шеф нагрянет, вставит нам по самое "не балуйся".

Не добудившись дружка, Комиссар заговорщицки подмигнул пленнице:

- Как вчера свалился, так и лежит. И всегда в штанах, заметь. Мерзнет, что ли? Как этот.., ямщик в степи.

У Вари вырвался непроизвольный нервный смешок. Покосившись на нее, Комиссар насупился:

- Ты вот что... Особо не веселись. Не заплатим мы тебе. Все башли на накрытие поляны ушли, а в бумажнике у Сули одна мелочовка осталась, для понта... Только не ори, - предупредил он, шагнув вперед. - Без тебя мозги накреб.., набре.., короче, перекосоеблены.

- Я дам вам денег! - воспряла Варя. - У меня есть. Много.

- Много? - Комиссар оживился тоже. - Это что-то новенькое. - Кожа на его голове заходила ходуном. - Ладно, гони свои бабки, а я тебе обеспечу сразу все райские наслаждения. Без всякого "баунти".

- Вы меня не так поняли! - выпалила Варя. - Я заплачу вам, если вы меня отпустите!

- Сколько, конкретно? - Комиссар склонился над ней так резко, что у него хрустнули позвонки.

Вся его ссутулившаяся фигура представляла собой настороженный вопросительный знак.

- Пятьсот рублей.

- Мало. - Лапища Комиссара сграбастала грудь пленницы и смяла ее, как будто это была бесчувственная глина.

- Тысячу рублей! - взмолилась она. - Деньги у меня в сумочке, честное слово!

- Ха! Из сумочки я и сам могу взять.

Фальшивый свист исполнил мелодию известной песенки про то, как финансы поют романсы.

- Ладно, - сказала Варя с отчаянием. - Две тысячи. Двести рублей лежат дома, а остальные я займу.

Свист резко оборвался на протяжной ноте. Комиссар осклабился и выпрямился во весь рост. Варя вдруг подумала, что вести переговоры с этим здоровяком - все равно что играть с медведем, вставшим на дыбы. Добродушие его казалось все более обманчивым.

- С тебя штука, - заявил Комиссар. Немного помолчал, ожесточенно поскребывая растительность на черепе и уточнил: