Зима в Непале - Джон Моррис

Теперь мы достигли самого северного пункта нашего путешествия и, отдохнув несколько дней, повернули на юг.

С севера на юг направлены основные транспортные артерии Непала.

Огромные параллельные хребты, отходящие от Гималаев, делят страну на ряд долин, орошаемых бесчисленными потоками, берущими начало в окружающих горах. Все они текут к равнинам Индии и, сливаясь друг с другом, образуют несколько крупных рек, даже не успев достигнуть первой ступени предгорий. Поэтому, путешествуя по Непалу, все время приходится преодолевать непрерывные крутые подъемы и спуски, в чем мы и убедились на собственном опыте. Естественно, пути через горы с запада на восток нет, и жители отдаленных районов, если им нужно попасть в Катманду, предпочитают, спустившись на равнины, добираться до столицы длинным круговым путем по железной дороге через Раксаул, от которого в Катманду идет шоссейная дорога.

Мне казалось, что стоит нам добраться до Баглунга, все трудности останутся позади: дальше нам придется идти в основном вдоль хребтов на юг, и мы будем постепенно спускаться к равнинам. Мои предположения не оправдались. Именно последняя часть нашего путешествия оказалась самой тяжелой, в основном потому, что нас подстерегали неожиданности. Дорога шла вдоль реки Гандак, но временами долина становилась совсем узкой, превращаясь в обрывистое ущелье, поэтому мы все время взбирались на горы, чтобы как-то продолжать путь в нужном направлении. Распространено мнение, что в Непале сравнительно легко путешествовать с севера на юг, однако оно основано на изучении карт и на проверку оказалось мифом. Рельеф страны так запутан, что для уставшего путешественника все равно, в каком направлении он двинется.

Выйдя из Баглунга к концу дня, вместо того чтобы выбраться из долины, мы все еще шли вниз по течению Гандака. Деревни, которые попадались нам по пути, находились где-то высоко над нами, и, почувствовав, что с нас хватит на этот день, мы разбили лагерь на песчаной косе возле реки. На противоположном берегу высился крутой утес, высотой почти в тысячу футов. Он закрывал весь пейзаж, только клочок неба виднелся над головой, и, когда стало темно, в окружающем мраке он засиял, усыпанный звездами.

Я поднялся рано утром. Тонкое покрывало тумана тихо плыло вниз по долине и над ним, лениво взмахивая крыльями, летели два больших баклана. Пока я наблюдал за ними в предрассветной прохладе, из какой-то деревни сверху к реке пришла стирать девушка. Она несла небольшой медный поднос, полный алых поинсеттиа. Прежде чем войти в воду, она на секунду опустилась на колени в молчаливой молитве. Сложив руки ладонями, девушка поклонилась реке и бросила в воду свое подношение из цветов. У нее остался только один цветок, который она воткнула себе в волосы. Меня глубоко тронула красота этого простого поклонения. «Вот истинно религиозное общение с силами природы, никто не захочет поменять его на чужую веру», — подумал я.

Следующий день снова был очень утомительным из-за непрерывных подъемов и спусков по крутым склонам. К концу его мы оказались высоко над рекой, на плато, усеянном деревнями. Наша тропа соединялась здесь с прямой дорогой, идущей из Покхры к равнинам Индии. Движение по ней было очень оживленным: из Индии носильщики тащили на себе железный лом, керосин, сахар: из высокогорных районов, пограничных с Тибетом, переправлялись тюки с шерстью. Большинство носильщиков производили впечатление людей слабого телосложения, по внешнему облику они несколько напоминали индийцев. Среди них были жители низменных тераев. Было видно, что они страдали от малярии, широко распространенной в этих областях. Носильщики жаловались, что, только необходимость заставляет их работать в горах и они с трудом переносят здешний холодный климат.

Плато, на котором мы разбили лагерь, было маленьким, не более одной квадратной мили. Вокруг теснились горы, а по их склонам расположилось множество мелких деревень. Местность эта слишком неровна, а климат сух для земледелия, поэтому жители занимаются главным образом скотоводством — выращивают жалких коз и овец и продают их или обменивают на рис. Когда мы проходили через одну из деревень, ко мне обратился с дружеским приветствием брахман-крестьянин. Он бездельничал возле своего уютного дома. Когда я ответил на его приветствие, он стал, однако, жаловаться на свою бедность.

— У меня ничего нет, — сказал он, — только дом, да немного жалкой земля, да несколько коров и буйволов…

Я прервал его, спросив, чего еще он хочет от жизни.

— Чтоб всего было больше! — ответил он коротко.

Мы нырнули в следующую долину и побрели вдоль реки. Путь был очень тяжелым, потому что даже зимой, когда вода стоит на самом низком уровне, река подступает к самым скалам, не оставляя места даже для узкой тропинки, и нам нередко приходилось взбираться по отвесным склонам на высоту несколько сот футов. Это было не столько опасно, сколько утомительно. Кроме того, мы продвигались вперед с такой черепашьей скоростью, что ломались все наши планы. К концу дня долина стала расширяться и впервые за день мы увидели хорошо утоптанную тропу. Но тут нам стало ясно, что она, круто извиваясь, ползла вверх тысячи на две футов по скалистым уступам, на которых невозможно устроиться на ночь. Уже стемнело, когда мы добрались до вершины, где находилась какая-то жалкая деревушка. Искать подходящее место времени не было, поэтому мы установили палатку на самой вершине утеса, на крошечном рисовом поле площадью несколько квадратных ярдов, куда с трудом взобрались. Всю ночь дул ветер, брезент палатки хлопал и мешал заснуть. Утром мы увидели, что лагерь разбит на самом краю обрыва: прямо перед нами была пропасть.

Мы собирались отдохнуть денек, но, если не считать прелестного вида, место было довольно негостеприимным.

Местные жители заверяли нас, что следующий переход будет очень легким; нам надо было постепенно спуститься к Рани Гхату, где мы предполагали ненадолго остановиться. К тому времени я уже хорошо знал, что на информацию полагаться нельзя; однако одна старуха сумела нас убедить, и вопреки здравому смыслу мы решили идти дальше. Кроме того, нас прельщала перспектива приятного купания в конце пути.

С рассветом мы выступили, но до цели добрались только через тринадцать часов, причем нам пришлось преодолеть не меньше четырех невероятных подъемов и спусков. Около полудня мы оказались перед очаровательной узкой долинкой. Поблизости был и ручей. Поскольку мы наивно полагали, что все худшее уже позади, то решили остановиться и неторопливо позавтракать. Попутчики-носильщики (их было человек тридцать) разделяли наши планы; побросав тяжелые тюки с шерстью рядом с собой, они разлеглись вокруг нашего костра.