Зима в Непале - Джон Моррис

Прибытие самолета — единственное развлечение в Покхре. На аэродроме собирается по меньшей мере двести человек в ожидании этого события. За порядком в толпе никто не следит, и пассажирам приходится с трудом прокладывать себе путь через заслон из глазеющих зевак, которые жаждут своими глазами увидеть чудесную машину. Много лет назад, путешествуя вдоль непало-индийской границы, я с интересом прислушивался к рассуждениям гуркхов, которые впервые увидели поезд. Они никак не могли понять, каким образом он движется, и приходили к выводу, что дело здесь не обходится без «западной магии». Но теперь я заметил, что самолет не вызывает у местных жителей подобной реакции и воспринимается ими как обычное явление. Сначала я не мог понять причины этого, но однажды, стоя в аэропорту Покхры, услышал, как пожилой человек бранит своего сына за чрезмерное восхищение самолетом. «Ты ведь знаешь, что в древние времена, — сказал он, — наши боги постоянно перелетали из одного места в другое. Они навещали друг друга на вершинах гор. Как же, ты думаешь, они могли это делать, если бы не было самолета?»

В аэропорту мы покупали восхитительные мандарины по двадцать пять штук на шиллинг. Я знал, что Покхра славится своими цитрусами, и удивлялся, почему их нет в других частях страны. По-видимому, в далеким Прошлом некий предприимчивый фермер ради эксперимента привез и посадил несколько деревьев, от них и произошли современные цитрусовые рощи. Фрукты отправляют вниз и продают на равнинах Индии. Промысел этот не организован: обычно человек на свободные деньги покупает фрукты, несет их вниз, на равнину, и продает там по сходной цене. На большей части территории Непала условия благоприятствуют выращиванию разнообразных фруктов. Садоводство здесь могло бы стать выгодным делом, пример тому долина Кулу, что находится в горах Восточного Пенджаба.

Незадолго до отъезда из Покхры мы случайно услышали, что две недели назад был распущен кабинет и премьер-министр посажен в тюрьму по обвинению во взяточничестве и коррупции. Новость эта, однако, не вызвала никакого интереса.

— Нам все равно, что делается в Катманду, — сказал мне старый гуркх, офицер на пенсии. — Беда наших политических деятелей в том, что они слишком торопятся разбогатеть, поэтому их быстро разоблачают. После них приходят новые, и все повторяется сначала.

Когда дожди прекратились, мы увидели, что снеговая линия сильно опустилась, и на горах пониже появились снеговые шапки. Атмосфера была так чиста и прозрачна, что, казалось, ло самой далекой горы можно дойти за день.

5 января мы покинули Покхру в прекрасном настроении; утро было великолепное. Мы направлялись в Баглунг, собираясь повернуть оттуда прямо на юг и добраться до тераев, где был небольшой аэродром, чтобы улететь обратно в Катманду. Наши друзья миссионеры уверяли нас, что Баглунг находится на расстоянии одного длинного дневного перехода: даже самые слабые из них легко проделывают этот путь за два дня. Я знал, что карта, которой мы располагали, весьма неточна, но даже с учетом этого обстоятельства не мог предположить, что мы доберемся до Баглунга быстрее, чем за неделю. Так оно и случилось. Позднее я понял, что для врачей было делом чести передвигаться в горах так же быстро, как это делают местные жители. Благодаря длительному общению с последними они приобрели такие же смутные представления о времени и пространстве.

К концу дня мы поднялись на две тысячи футов над долиной. Тропа шла чуть пониже гребня длинного хребта, который совершенно закрывал вид на горы. Внизу, прямо под нами, лежало озеро Покхра, изумрудно-зеленое в угасающем свете дня. Была ясно видна вилла короля, но сейчас ее оскорбительное безобразие смягчалось расстоянием. Так как поблизости не было деревень, мы разбили лагерь возле маленького ручья.

Мы уже перешли границу административного дистрикта Каски. В свое время Каски и соседний дистрикт были наследным владением Джанга Бахадура и его преемников. Насколько я знаю, Джанг Бахадур ничем не был связан с этими местами и даже никогда не был здесь, но он являлся их сюзереном, и это обеспечило ему и его потомкам титул махараджи. Премьер-министров из семьи Ран везде ошибочно считали махараджами всего Непала. Но, хотя они являлись фактическими правителями всей страны, махараджами были только в Каски и в Ламджанге.

На следующий день мы пришли в Каски. Это селение утратило свое прежнее значение, превратившись в группу разбросанных крестьянских хозяйств. Однако нетрудно понять, почему оно так долго оставалось независимым. Расположенное под гребнем высокого хребта, который господствует над окружающей местностью, селение оказалось совершенно неприступным для войск, вооруженных на уровне восемнадцатого века.

На вершине хребта, на высоте около тысячи футов, над селом все еще стоят развалины старой крепости. Подъем туда обещал быть трудным, а нас ожидал долгий переход. Поэтому мы решили не осматривать крепость. Все мы, но не Денис. Пока Бетт и я разбирали лагерь, он отправился вверх на гору. Мы уже собрались тронуться дальше, когда сверху раздался его крик. Слов разобрать было нельзя, но мы поняли, что он призывает присоединиться к нему. Отправив караван вперед, мы довольно неохотно стали карабкаться на гору. Никакой тропы не было, и дорогу спросить было не у кого. Однако на окраине Каски перед нами вдруг появился неизбежный брахман, который безапелляционно заявил, что мы должны вернуться.

— Туда идти нельзя, — сказал он, — здесь святая земля. Гора священна, а в крепости — наш храм.

Убедившись, что мы все равно пойдем туда, он несколько успокоился.

— Ладно, — сказал брахман, — только снимите ваши башмаки и идите на гору босиком, а то оскверните святое место.

В этот момент я случайно взглянул вниз и убедился, что стою как раз рядом с местной импровизированной уборной.

— Если это святая земля, — сказал я, — вы могли бы постараться держать ее в чистоте.

После этого мы зашагали вверх на гору, не обращая более внимания на крики брахмана.

Крутая тропа была вымощена неплотно пригнанными камнями, и мы все время скользили назад. Я задыхался и уже готов был сдаться, если бы не Денис, советовавший нам поторопиться. Он, по-видимому, был чем-то взволнован. Когда, наконец, запыхавшись, мы одолели подъем, перед нами развернулась изумительная горная панорама. Я никогда не видел ничего подобного; это было настолько потрясающее зрелище, что в течение нескольких минут никто из нас не произнес ни слова.

Отсюда начинался отвесный обрыв, глубокий, в несколько тысяч футов. У подножия его лежала широкая долина, усеянная пятнами крошечных деревень, окруженных апельсиновыми рощами. Река — светло-голубая лента, извивающаяся по долине, — с этой высоты казалась неподвижной. На противоположной стороне местность круто поднималась к другому хребту, а за ним вставала одинокая вершина Мачар Пучхара, который рвался вверх из окружающих его долин. Направо высился пик Аннапурна, но он казался ниже из-за соседства другой, более близкой горы. Каждая грань Мачар Пучхара, каждый его ледник были высечены словно из хрусталя. На небе не было ни облачка, и оттуда, где мы стояли, виднелась вторая его вершина, которая и придает горе сходство с рыбьим хвостом. Мы находились так близко от Мачар Пучхара, что можно было разглядеть непрерывно меняющийся узор теней, отбрасываемых лучами восходящего солнца, и гора уже больше не выглядела неподвижной массой, а, казалось, обрела свою собственную жизнь. Я не склонен ко всяким мистическим переживаниям, но в этот момент испытывал ошеломляющее чувство ничтожества человека, тщетности людских желаний.