Пять президентов - Павел Багряк

Креер с достоинством поклонился.

– Что-то я сегодня в плохой форме. Отвратительно себя чувствую.

– Что вы ощущаете? – деловито осведомился доктор.

– Неприятный вкус во рту, кружится голова и какой-то звон в ушах.

«Вот-вот, – подумал Джекобс. – И у меня то же самое: головокружение, звон… этот проклятый звонок!»

– Но самое неприятное, – продолжал президент, – это какие-то странные провалы в памяти. Я, например, совершенно забыл все, что было со мной сегодня утром и вчера вечером.

– Провалы? – заинтересовался доктор. – А скажите, господин президент, у вас ничего не мельтешит перед глазами?

– Как вам сказать? Мельтешит! – неожиданно признался президент. – Какой-то странный предмет, похожий на тыкву.

– Давно это у вас?

– Со вчерашнего дня. С того самого момента, как я посетил регби. Этот предмет не оставляет меня в покое. И знаете, у меня все время такое чувство, что я должен схватить его и куда-то бежать!

«Боже мой! – с ужасом подумал Джекобс. – Те же симптомы! И у меня перед глазами все время предмет… похожий на Кена. И тоже хочется бежать! Что это творится?»

– Джекобс! Джекобс! Ты меня слышишь?

– Извините, господин президент.

– Джи, ты не помнишь, что я делал после того, как вернулся с регби?

Джекобс сокрушенно покачал головой и осторожно сказал:

– Извините, господин президент, но у меня тоже провалы в памяти.

– Разрешите… – вмешался доктор Креер. – Разрешите вас осмотреть, господин президент.

Он быстро сосчитал пульс, измерил давление, на несколько секунд приставил к груди стетоскоп.

– Учащенное сердцебиение, – резюмировал он. – Можно подумать, что вы все еще находитесь на стадионе. Ведь я не раз предупреждал: не следует злоупотреблять спортивными зрелищами.

– Да, да, вчера я действительно переволновался. Это было ужасно: Прайс не смог точно пробить в ворота. И это в самый решающий момент! Ах, этот проклятый мяч всегда летит не в ту сторону!

Креер озабоченно посмотрел на президента:

– Боюсь, что ваше увлечение спортом становится угрожающим. Мне это не нравится.

– Дорогой Арнольд! Разве есть в мире место лучше стадиона! Только там обо всем забываешь.

– Запишите, – строго сказал Креер, обращаясь к Джекобсу. – Утром и вечером мясной отвар. На обед фрукты и лимонный сок. Алкоголь исключить на три дня. Обеспечить резкую смену впечатлений. Послушайте, дорогой Джекобс, зачем вы пишете под копирку?

– Я знаю, что делаю, – проворчал Джекобс. – Пусть будет в двух экземплярах.

Креер пожал плечами.

– А сейчас, господин президент, вам не мешало бы отвлечься. Заняться чем-нибудь… по возможности интеллектуальным. Чтобы вытеснить из головы навязчивый желтый мяч.

– Это мысль! – сказал президент. – Я давно собирался выступить по радио или телевидению. Джекобс, предупредите студию, что я прибуду через тридцать минут.

В 11 часов 08 минут Таратура, увидев промчавшуюся по шоссе черную машину с флажком президента на крыле, доложил по рации:

– Шеф, проехал третий.

Проводив президента, Джекобс снова вытащил заветный альбом и открыл чистую страницу:

– Как он сказал?.. «Мяч всегда летит не в ту сторону…»

В этом, по мнению Джекобса, был определенный смысл, но, как всегда, президентской мысли не хватало ровно чуть-чуть, чтобы попасть в заветный альбом. Чего же ей не хватало? А вот чего: «Мяч всегда летит не в ту сторону, потому что та сторона всегда оказывается этой».

– Как вы себя чувствуете, Ларошфуко? – вслух произнес Джекобс, беря ручку и уже готовясь пополнить свою коллекцию новым изречением, как вдруг его остановила неожиданная мысль: сказал ли эту фразу президент или, быть может, она явилась плодом его собственного расстроенного воображения?

Рука Джекобса повисла над чистой страницей.

– Была не была! – наконец решился он и с нажимом вывел красивую букву "М".

– Вы еще тут, дорогой Джекобс? – осведомился невесть откуда появившийся Креер с большой сигарой в зубах.

Джекобс с видимым раздражением захлопнул альбом.

– Пойдемте ко мне, я дам вам одно чудодейственное лекарство! А еще лучше пропустим по стаканчику. Все ваши хворости как рукой снимет!

Джекобс вздохнул и, взяв драгоценный альбом под мышку, пошел вслед за доктором.

А на столе секретаря, в круглой хрустальной пепельнице, осталась лежать докторская сигара. Тонкий синеватый столбик дыма несмело и зыбко тянулся вверх.

Акт четвертый

Дверь открылась, появился президент и только было собрался произнести: «Джекобс, ты отлично сегодня выглядишь!», как удивился до такой степени, что потерял дар речи.

– Дж!.. – получилось у него, и он протер глаза.

Секретарь отсутствовал!

Отсутствовал тот, кто должен был сидеть в этом кресле за этим столом, словно прикованный к ним цепями; кто последние пятнадцать президентских лет был непременной составной частью этой комнаты наряду с телефонными аппаратами, люстрой на потолке и ковровой дорожкой до самой двери; кто был символом и одновременно живым олицетворением порядка в президентском доме…

Невероятно.

Нет, что ни говорите, но день начинался на редкость удачно!

Если бы кто знал, как надоела президенту вся его президентская жизнь! Этот глупый утренний ритуал, когда он должен говорить Джекобсу идиотскую фразу, уже потеряв всякую надежду услышать в ответ что-нибудь новенькое и смешное; эти ханжеские физиономии слуг; эта постная и несоленая пища, которую нельзя было брать в рот от одного сознания, что десятки людей, отвечающих за драгоценную президентскую жизнь, пробовали и обнюхивали ее, прежде чем подать на президентский стол; эти отвратительные эскулапы во главе с Креером, которые при каждом президентском чихе устраивали консилиумы, укладывали его в постель и пичкали всевозможными таблетками; эти тупые телохранители, которые даже в туалет входили прежде, чем туда войдет президент; эти машины, отучившие президента ходить; эти бесконечные напоминания о том, что много спать нельзя, и мало спать нельзя, и работать нельзя, и не работать нельзя, и туда нельзя, и сюда нельзя, того нельзя, этого нельзя!.. Тьфу! Если бы безмозглый кретин Боб Ярборо хотя бы краем глаза видел, какая мука быть президентом, он снял бы свою кандидатуру, отдав голос за существующего президента, тем самым убив его окончательно.

Вот почему сегодня утром старый Кен совершил подлинную революцию в своем налаженном президентском быту: он впервые за пятнадцать лет не позвал Джекобса в кабинет звонком, а вышел к нему сам! Так есть Бог или нет Бога, если первый нетрадиционный шаг привел к такому исключительному везению: Джекобса на месте не оказалось!