Русская Армения - Евгений Марков

Наш талантливый и умный главнокомандующий, задумав этот штурм, по-видимому, очень мало знал о действительном состоянии карсских укреплений, которые так легко были захвачены русскими во времена Паскевича, но которые в пятидесятых годах были приведены в неприступное положение энергическими стараниями английских инженеров и офицеров, Вильямса, Тисделя, Лека и Томсона, засевших вместе с 26.000 турками за валы Карса и главным образом руководивших его защитою, заодно с неустрашимым и талантливым венгерцем Кмети, — тем самым Измаилом-пашею, который, собственно, и отбил все отчаянные приступы русских войск к фортам Карса, и один только из турецких вождей не сдался потом русским, а ушел из Карса.

Правда, Муравьев почти все время отказывался от мысли штурмовать Карс и хотел заставить его сдаться тесною блокадою, во время которой он одерживал одну победу за другой над отдельными отрядами турок, пытавшихся нападать на него или прорывать блокаду. Но когда печальный оборот на крымском театре войны позволил Омер-паше высадиться с значительным отрядом в Абхазии и Мингрелии, с целью идти на освобождение Карса, а падение Севастополя настоятельно потребовало какого-нибудь блестящего реванша на азиатском театре войны, где и войска нетерпеливо ждали решительного боя, — Муравьев не счел возможным отлагать долее взятие Карса и двинул свои войска, в ночь на 17-е сентября, несколькими колоннами на приступ передовых укреплений левого берега, господствовавших над всеми фортами.

С всегдашнею своею отвагою и решимостью бросились наши виленцы, тульцы, ряжцы, белевцы на кручи и скалы, увенчанные сильнейшими батареями, но, далеко не добежав до стен и валов их, измученные этим карабканьем по обрывам, попали под губительный перекрестный огонь траншей и фортов и падали сотнями, тысячами, залегали в неприятельские рвы, за трупы товарищей, и целыми часами безнадежно отстреливались от осыпавших их отовсюду гранат, картечи и пуль; врывались много раз в окопы и форты, и устилали их своими трупами. Один генерал за другим, один полковник за другим, бесстрашно бросавшиеся в атаку впереди своих полков, выбывали из строя, убитые и раненые, и команда то и дело переходила от нового начальника к новому, от генералов чуть не к обер-офицерам, расстраивая и смущая отряды… Генералы Ковалевский и князь Гагарин, полковник Шликевич, Серебряков, Ганецкий, Москалев, Лузанов, Брещинский и множество майоров, капитанов, поручиков были убиты или опасно ранены.

Тохмас-Табию пришлось брать генералу Майделю с отборным цветом кавказского войска, с ветеранами мингрельского, грузинского, эриванского и др. полков. Храбрецы гренадеры опрокинули массы турок, овладели одним из лагерей, захватили батарею с орудиями и даже ворвались в самый редут Тохмас-Табии, но, поражаемые изо всех соседних турецких батарей, не имея лестниц, чтобы взлезать на отвесные стены редутов, не могли держаться на захваченных местах и отливали назад, устилая путь мертвыми и ранеными. После Майделя три раза водил на отчаянный штурм Тохмаса-Табии своих рязанцев храбрый полковник Кауфман; он тоже овладел было двумя редутами, переколов там всех защитников, но перекрестная канонада из Тохмас-Табии и Вели-Паша-Табии обращала поле битвы в сплошное жерло огня и делала бесплодным всякое геройство. Только изумительному присутствию духа Кауфмана (впоследствии правителя Средней Азии) и его быстрой сообразительности рязанцы обязаны были тем, что могли пробиться мимо центральных фортов Карса на соединение с частями войск, действовавших против другой линии укреплений, потеряв менее трети людей.

После полудня русские войска, потеряв всякую надежду на успех штурма, были отведены назад; по официальному донесению Муравьева, у нас выбыло из строя около 7.500 человек, — из них более 250 одних генералов и офицеров; и быть может, эта цифра была еще несколько уменьшена против действительности.

Однако, эта прискорбная неудача не смутила твердого духом Муравьева, и, обложив еще теснее Карс, он имел счастье все-таки овладеть им со всеми его войсками и орудиями, за что и получил в награду прозвание Муравьева-Карсского. 16 ноября того же 1855 года, всего через два месяца после злополучного штурма, русская кавказская армия вступила в ворота Карса, и в тот же день Муравьев доносил государю: „Карс у ног Вашего Величества. Сегодня сдался военно-пленным изнуренный голодом и нуждами гарнизон сей твердыни Малой Азии. В плену у нас сам главнокомандующий исчезнувшей тридцатитысячной анатолийской армии, Мушир Васиф-паша; кроме него, восемь пашей, много штаб и обер-офицеров и вместе с ними английский генерал Вильямс со всем его штабом. Взято 130 пушек и все оружие“.

Теперешние укрепления Карса произвели на меня очень внушительное впечатление. Это уже не крепость, как понимали ее в старину — тесное место, окруженное стеною и башнями. Это — целый громадный воинский стан, занявший собою пространство в десятки квадратных верст, целая система отдельных крепостей, взаимно помогающих друг другу и разобщенных на многие версты друг от друга. Миллионы затратили на эту ясность турки, миллионы, хотя опять-таки турецкие, затратили на нее потом англичане, из дружбы к России посылавшие на защиту и укрепление Карса своих инженеров и генералов; не один, должно быть, миллион затратила, наконец, Россия, чтобы эту неприступную твердыню обратить в более неприступную, в первоклассную пограничную крепость, достойную великого государства.

Можно даже думать, что при теперешнем состоянии Карса ни один из наших возможных азиатских врагов не подумает и попытаться брать его, так что, по всей вероятности, удары турецкой армии, если они когда-нибудь будут, направятся уже не на Карс, а на Эривань, где не встретит врага ни одна сильная крепость…

Хотя мое патриотическое чувство, еще не освободившееся от диких инстинктов животной борьбы, переполняется горделивым удовлетворением при сознании народной силы, так блестяще проявленной в этом несокрушимом оплоте нашего государственного рубежа, — но вместе с тем другое, более грустное чувство шевелится в тайниках души, и делается жалко и больно, что трудовые заработки стольких нуждающихся, бедно и тесно живущих людей должны идти не на улучшение их собственного быта, не на умножение света и добра в среде человечества, а на орудия взаимного истребления, — что столько молодых и здоровых сил, цвет своего отечества, отрываются на многие годы от мирного и плодотворного труда, для того, чтобы, вооружившись с ног до головы, быть готовым каждую минуту столкнуться в озлобленной схватке с народом-соседом, осыпать без счета ядрами и пулями, яростно колоть и рубить своего брата-человека… И как не вспомнить с благодарным чувством, бродя среди этой сплошной страны всяких человекоубийственных устройств и снарядов, — именуемой крепостью Карсом, — великодушной попытки нашего молодого Государя прекратить, наконец, общим согласием правительств и народов безумное взаимное соревнование государств огнем и мечом, пушками и армиями, и возвратить бесплодно растрачиваемые теперь на вооружения и крепости сотни миллионов народного заработка их истинному назначению — посильному улучшению внутренней жизни народов!..

Евгений Марков

1901