Крымскй щит - Юрий Иваниченко

Не менее внимательно следили за Шурале и два немца за мутными стеклами окон…

— Партизан, что ли? — спросил Генрих напарника, Гербига.

— Да вроде не похоже… — пожал плечами тот.

Шурале и впрямь вид имел типичного татарского «оборонца»: армейский радикулитно куцый ватник, не по сезону ушанка, облитая свиной кожей; самозарядный карабин Симонова, конечно, на немецкий «маузер» даже издали не похож, да не те времена нынче, чтобы железяки перебирать… И вообще поведение татарина для победителя было как-то…

— А «уголков» на рукаве у него нет…

— Шлёпни его, на всякий случай.

Гербиг встал с колена и высунул дуло «шмайссера» в приотворённые створки окна. Толкнул воронёным стволом одну створку пошире…

И словно в ответ на это приглашение в образовавшуюся щель влетела «лимонка», ткнулась в застёжку немецкого ремня, со стуком упала на пол, покатилась, рокоча по половицам…

Хачариди, стоявший под окном, развел руками и состроил Володьке гримасу: «Ой, не хотел!».

Стёкла с грохотом и звоном вылетели на булыжную мостовую.

Сергей чуть присел, опираясь спиной в стену, и приготовил пулёмет как подножку. Она спружинила под ногой Шурале, подкидывая его вверх, когда он с победоносной руганью золотоордынских предков влетел в опустошённый проем окна, курившийся пылью и дымом. Сразу же, раз и другой, звякнул его карабин…

После короткой перестрелки немцы, кто живой оставался, вышли из дома с поднятыми вверх руками. Выходя, они твердили испуганной скороговоркой традиционную с 43-го формулу капитуляции: «Сталин гут! Гитлер капут!»

Давно ведь поняли? И на что было надеяться…

Похожая сцена случилась и в другом, еще более просторном доме. Оказывается, дюжина немцев, попавшихся на любительское лицедейство Сабаева, была охраной штаба какой-то саперной службы…

Штаб сам по себе был небольшой. Часовой на каменном крыльце дома был, видимо, уже внутренне подготовлен к мысли о повторении 18-го года. Внушительного кулака не самого высокого, но жилистого Шурале Сабаева было вполне достаточно, чтобы приготовить его к капитуляции. Причем, Шурале даже не пришлось стучать своим кулачищем по горшку каски, обтянутой серой тканью, — только сунуть под нос для подробного изучения.

Тем временем лично командир отряда в сопровождении Хачариди и Володьки протопали гулким, полутемным коридором и, открыв дверь в штабное помещение, направили стволы на двух штаб-офицеров, сидевших за столом, телефониста и то ли денщика, то ли адъютанта, который, единственный, схватился было за автомат, висевший на спинке стула.

Но Беседин посмотрел на него строго и сказал, словно шкодливому пацаненку:

— Руки вверх! — причём по-русски.

И все, как один, штабные встали с поднятыми руками.

— Оружие собрать, пленных в обоз, — распорядился Фёдор Фёдорович и, подойдя к столу, с любопытством, но и досадой одновременно, стал рассматривать карту Симферополя, исчерченную разноцветными карандашами, и перебирать гербовые бумаги.

— Кликни Яшку, где он там… — бросил Беседин через плечо Володе и пробормотал сам себе задумчиво. — Надо срочно найти наших армейцев…

Яшка мало чего понял в бумагах.

— По-моему, тут речь идёт о том, что мы и так знаем…

— То есть? — нахмурился Фёдор Федорович.

— Это какая-то саперная служба, тут написано: всё — Zu demolieren, zu zerstoren… громить, уничтожать, разрушать.

Приложение 3 к приказу 17-й армии, оперотдел № 18/44 от 14.03.44 г.

Всё, что нельзя будет использовать в боевых действиях и снабжении во время отхода к крепости Севастополь, а также его обороны или при эвакуации по морю и воздуху и нельзя будет вывезти, уничтожить..

— М-да… — протянул Фёдор Фёдорович.

Действительно, приказ командования 17-й армии относительно операции «Тигр», план эвакуации с Крымского полуострова в союзную Румынию, исполнялся подчинёнными с немецкой педантичностью: взрывались мосты, падали телеграфные столбы, взрывами закручивались в винт железнодорожные рельсы, уводились на строительство оборонных сооружений по Севастопольской дороге колонны пойманных в облавы гражданских, угонялись гурты скота…

Обезоруженных штабных, солдат и унтер-офицеров, выгнали на улицу, в хвост партизанской колонны под охрану колченогого дяди Мартына с его любимым обрезом. С виду таким нестрашным, по сравнению, скажем, с автоматом или пулемётом. Но немцы словно почувствовали, какую роль обычно исполняет дядя Мартын в так называемой «трофейной команде»… Сразу ещё более притихли, присмирели под миролюбивым его взглядом из-под косматых бровей…

А вскоре удалось их сплавить в общую колонну военнопленных, позднее размещённую в пустом помещении на улице Воровского, рядом с заводом имени Кирова.

По просьбе румынских солдат, немцев поместили отдельно в другое помещение, которое находилось через стенку, — во избежание драк между ними. Между «союзниками» это случалось в последнее время довольно часто. Похоже, румыны были всерьёз недовольны тем, что немцы втянули их в эту бессмысленную войну…

Партизаны всё чаще встречали регулярные войска, проходящие к алуштинской дороге. Шли колонны измученных боями, но взбодрённых успехом наступления пехотинцев, куда бодрее рокотали моторами и лязгали гусеницами танки, усаженные десантом, гремели артиллерийские орудия вслед за ЗИСами и тягачами.

Каждого советского воина партизаны встречали с радостью, как живой символ победы и ещё больших побед в дальнейшем. Но, кроме того, Фёдор Фёдорович высматривал какую-нибудь штабную машину, памятуя о документах из немецкого штаба в своём командирском планшете… И вот, наконец, негустую партизанскую колонну стал властно рассекать зелёный «виллис» с лейтенантом на переднем сиденье, рядом с сержантом водителем, и парой автоматчиков на заднем. Сразу за ними следовал чёрный «мерседес-бенц».

«Они!» — мгновенно подумалось Беседину, когда он обернулся назад, чтобы выяснить причину переполоха в колонне. Переполоха особого характера, без шума и ругани.

Обогнув «виллис», где с каменными лицами сидели особисты с малиновыми погонами, Беседин пригнулся, заглядывая в оконце «мерседес-бенца», сразу на заднее сиденье. Оттуда на него с недоумением воззрилась бледная физиономия с опущенными усами.

Без слов Фёдор Фёдорович помахал перед ней планшетом.

Майор с заднего сиденья, мгновение подумав, похлопал по плечу адъютанта…

— Вот, товарищ майор, добыли буквально пару часов назад в штабе какой-то инженерной немецкой части, — представившись, доложил Беседин.

— Майор «Смерша» Годин, — ответил майор. — Ну и чего вы это свое добро в штаб бригады не передадите, а тычете, кому ни попадя… — подумав, он поправился: — Не по субординации…

— Честно говоря, товарищ майор, представления не имею, где его сейчас искать. В городе во время боёв, хуже чем в лесу. А мой паренёк перевел, что это приказ по 17-й армии…

— Ваш паренёк? — хмыкнул майор. — Партизан-переводчик? Этот, что ли?

Он исподлобья глянул на Яшку, с прусской выправкой вытянувшегося во фрунт подле командира.

— Так точно!

— Фамилия? — вроде бы не отрываясь от просмотра бумаг, буркнул Годин.

— Рядовой шестого партизанского отряда Яков Цапфер!

— Немец, что ли? — поднял подозрительный взгляд майор.

— Еврей… — раньше Цапфера, и как бы машинально, вставил Фёдор Фёдорович.

— Хай будет еврей… — снова потускнел Годин. — Ладно. Правильно поступили, товарищ… — он глянул на плечи деревенского кожушка Беседина в привычном поиске погон. — Товарищ командир. Мы как раз в штаб 383-й направляемся. Оттуда свяжемся… Благодарю за службу!

Он коротко, не дотянув даже до козырька фуражки, козырнул и стал забираться обратно в не слишком тесную утробу трофейного «мерседес-бенца», раскачивая его так, что заскрипели рессоры.

— Спасибо, товарищ командир… — по лицу Яшки всё ещё ползли красные пятна.

— Отвоюемся, подпишу ходатайство… — рассеянно пробормотал Фёдор Фёдорович.

Сам он в успех подобного мероприятия верил слабо…

Всех немцев в 24 часа выселили из пограничного Крыма в первые же дни войны. Комсомольский вожак Яшка Цапфер из семьи екатерининских ещё переселенцев в это время наглухо заблудился с звеном пионеров-следопытов в районе Мангупа…

— Продолжаем движение навстречу отряду Ибрагимова, — не то скомандовал, не то припомнил Фёдор Фёдорович.

В городе оставались не одни только арьергардные части вермахта, да какие-нибудь не успевшие вовремя убраться штабы тыловых служб. Ну и предатели, которых немцы понабирали не только из татар, но и русских, здешних кавказцев, да и мрази других национальностей. Поэтому Володька не удивился, когда передовой разъезд из трёх всадников шарахнулся и попятился, рассыпанный пулеметной очередью немецкого МГ и… отчаянной матерщиной, с которой прилично было бы оборонять Севастополь в 41-м.