Гроза над Миром - Венедикт Ли

 Наоми остановилась перевести дух. Пини овладевало тихое отчаяние.

 – Наоми… Ты рядом и, в то же время, так далеко, что не могу до тебя докричаться…

 – Я внимательно слушаю.

 – Оставим дрязги… Но мы двое… Ты хочешь все забыть?

 – Пини… Ты не девочка. Хватит держаться за мою юбку. Выйдешь замуж и всю дурь как рукой снимет. Здоровая молодая женщина с естественной ориентацией. Я увлекла тебя, заставила уступить моим капризам. Виновата...

 – Ты порываешь со мной?! Гонишь в шею – не нужна больше?

 – Оставишь меня, когда сама того пожелаешь. Мы можем и не расставаться насовсем.

 – …

 – Дело твоего отца проиграно. Время его вышло. Но есть выход.

 – Говори, – прошептала Пини.

 – Вага заключит мир с Арни и отдаст ему власть. Фактически. Формально он останется хозяином Острова. «Царствует, но не управляет». Окруженный до конца жизни почетом и уважением. Я гарантирую.

 – Зачем тебе?

 – Так надо, чтоб избежать раздоров. Власть Арни будет смотреться, как законное преемство. Мне легче добиться всего этого, если поможешь мне. Станешь рядом со мной, – она поднялась, призывно протянула руки.

 – Иди же ко мне!

 Пини, как зачарованная, встала. «Громовержец» в очередной раз поменял курс, и в каюту заглянуло солнце, коснулось щеки Пини, словно пробудив ото сна. Улыбка Наоми была фальшивой, гаденькой.

 «Она может уболтать кого угодно!»

 – Ты диктуешь, как победительница. 

 – Так оно и есть, – Наоми больше не улыбалась, вглядывалась настороженно. – Не хочу напрасных жертв. Будьте благоразумны. Знаю, что Джено вербует к себе бывших чистильщиков. Это – акт отчаянья и это – отвратительно. И еще…

 Уголки рта у нее приподнялись в страшноватой ухмылке. «Словно сейчас клыки покажет…»

 – Если хоть кто, хоть раз еще употребит в бою химию… Жестоко казню всех виновных.

 Слова давались Пини с трудом.

 – Наоми… Ты – чуждый нам человек. Только сейчас увидала. Ела наш хлеб, делила кров. Потом просчитала выгоду и продалась Арни. Теперь зовешь меня: сдай, детка, папочку и заживем… Предательство для тебя – обыденное дело, все ты меряешь на свой манер.

 Наоми подняла руку, пытаясь заставить ее замолчать. Сверкнул золотой браслет с миниатюрными часиками ганской работы – то, что они были раз в десять дороже ее собственных, взбесило Пини еще больше.

 – Нет! Теперь ты не перебивай! Все за меня решила, все продумала. Кобеля своего в мужья мне прочишь, я угадала? Тогда наследование власти станет совсем уж естественным. Замечательно увязано. Так вот – спрашиваю в последний раз. Я, Пини Картиг предложила тебе амнистию. Принимаешь или нет?

 Ответ Наоми был коротким и неприличным. Она снова плюхнулась на диван.

 – Утри сопли и отправляйся. Что мы тут наговорили – не бери в голову. Все скоро решится само собой и в мою пользу, знай. И тогда я выдеру кое-кого как сидорову козу. Пока, Пини. Зла тебе не желаю.

 Уходя, Пини обернулась.

 – Ты мастерица плевать в колодец, Наоми. Но будет время, когда горько об этом пожалеешь.

 Наоми вновь насмешливо улыбнулась.

 – Все мы – грешные люди. Буду рассчитывать на твое снисхождение.

 – И часы свои правильно надень! Невежа! – Пини хотелось побольнее уколоть ее, но Наоми спокойно ответила:

 – Так мне легче следить за временем…

 Пини решила уйти шумно, но тяжелая дверь кают-компании не годилась для того, чтобы ею хлопать. Короткий смешок Наоми и Пини, красная как рак, выскочила на палубу.

 Гребцы ждали и почтительно помогли ей занять место в лодке. Пини прикрыла ладонями пылающее лицо.

 «Что со мной? Я ее – ненавижу!»

 Наоми, оставшись одна, задумчиво играла пустой чашкой. Стоило ли так резко обойтись с Пини? Она внутренне сильный человек, факт. Прибавить сюда воспитание. Просто так ее не убедить, приходится слегка бить по мозгам. Из нее выйдет хороший союзник, даром что подруга и любовница… А иметь такого врага…

 Наоми зябко поежилась.

 Отец в молчании стоял у окна, выглядел усталым, под глазами набрякли мешки. Бренда сидела на подушках, подобрав под себя ноги, неподвижная, как статуя.

 – Все, пожалуй… – Пини не знала, что еще добавить к своему, изрядно вымотавшему ее, рассказу.

 – Когда я убедилась, что крыша у нее течет и говорить больше не о чем…

 – Тебе тяжело сейчас, Пини… – отец говорил тихо и ласково.

 – Так плохо, как… когда умерла Левки… Внутри болит.

 Отец подошел, ласково обнял Пини за плечи. Провел большой, грубой ладонью по дивным, цвета спелой пшеницы, волосам.

 – Женщина, которую ты так полюбила, никогда не существовала на свете. Наоми для тебя словно умерла, когда ты узнала ее такой, какова она есть. Все остальное, раньше – была роль, маска, которую она носила. Терпи… Все пройдет.

 Подала голос Бренда:

 – У нас еще морока… Свободна, Пини.

 – Послушайте, тетушка…

 – Уже выслушала. А зовут меня – Бренда.

 Вмешался отец:

 – Ступай, отдохни. Что будет важное – я потом скажу.

 – Стэн исчез, Вага!

 – Когда он отправился в Верену?

 – За день до прихода «Громовержца». Я угадала, что она будет там раньше.

 – Три дня Стэн жевал там сопли? Один?

 – Был еще человек. Приглядывал. Стэн не знал.

 – Стэна трудно обмануть. Если заметил слежку… Решил, что ему больше не доверяют, хотят убрать после…

 – Нет-нет. Убрать его не входило в мои планы. Позже. Пока – пригляд. 

 – Его могли опознать. Хозяин Верены не заинтересован в осложнениях и…

 – Да! Этот хмырь у нас в печенках. Я берегла Стэна для него.

 – Дальше.

 – Все! Когда она заявилась в школу, Стэн ошивался в толпе любопытных. Он сбрил бороденку, покрасил волосы потемнее – помолодел, не узнать. Ни дать, ни взять – школьник из старших. Эта стерва прошла ни на кого не глядя. Берегли ее здорово, за спинами не видать, но Стэн был так близко! Толпу стали теснить, и мой человек потерял Стэна. С тех пор его никто не видел. Чего не пойму: он струсил или не захотел?

 Теплое тело Тонки, ее ритмичные вздохи, она лежит на нем, содрогаясь все сильнее, нет на свете никого, кроме милой девочки…

 Сумасшедший стук в дверь, вопль Бренды:

 – Вага! В порту – «Громовержец»!

 Улица освещена неверным светом факелов. Большая бухта сияет отраженным светом обеих лун. Мрачное пятно на ней – «Громовержец». Парни с эмблемами Арни на куртках ведут тщедушного юношу, глаза его дико блестят. Ставят на колени посреди булыжной мостовой. Окна в домах по обеим сторонам улицы открыты – люди смотрят, превозмогая страх.