Последний секрет Парацельса - Ирина Градова

Схватив сотовый, я принялась набирать телефон Лицкявичуса, но вовремя остановилась, так как взгляд мой случайно упал на правый нижний угол компьютера, показывающий время: половина третьего ночи. Вместо того чтобы звонить, я набрала сообщение с просьбой отзвонить мне завтра утром. Глава ОМР позвонил ровно через минуту: как я могла забыть, что этот человек никогда не спит?

– Итак, наша нежная и ранимая девушка Ляна, которая не в состоянии вынести жесткой беседы с Агнией, фотографировала покойников в высокохудожественных ракурсах, – подытожил Лицкявичус, заканчивая вводить присутствующих в курс дела. Присутствующие – это Никита, Павел, Вика и Леонид.

– Карпухин знает? – спросила я.

– Уже, – кивнул глава ОМР. – Я позвонил ему, как только поговорил с вами. У него, кстати, есть новости, но по телефону майор отказался их сообщать – сказал, что ему нужно видеть всех сразу. Он подойдет позднее. У Вики, кстати, тоже имеется кое-какая информация.

– Ага, – откликнулась девушка, встрепенувшись, словно мокрая птица, сидящая на самом краешке стула, как на карнизе. – Мой гуру вычислил адрес компьютера, на котором, скорее всего, создавался сайт. Я передала его Артему Ивановичу, он обещал разобраться.

– Но это же здорово! – радостно воскликнул Никита. – Теперь, по крайней мере, мы полностью уверены, что сайт и пропавшие тела взаимосвязаны – более того, знаем, кто может быть к этому причастен!

– Нет-нет, – покачала я головой, – все слишком… не то чтобы просто, но чересчур уж банально, вы не находите? Детишки развлекаются – и все? А как же рука, принадлежащая, судя по всему, Полетаеву?

– Да, – согласился со мной Лицкявичус, – и пропавших покойников как к делу пришить? Ни один из них на фотографиях сайта не фигурирует – ну, за исключением полетаевской кисти, да и то предположительно! Ребятишек наших мы, естественно, прижучим, но, боюсь, за всем этим стоит нечто более серьезное. И некто более серьезный.

– Чем больше я варюсь в нашей среде, – задумчиво произнесла я, – тем больше понимаю, что почти все преступления замешены на материальном аспекте.

– Это так, – снова кивнул Лицкявичус. – Карпухин мог бы вам подтвердить, что львиную долю всего криминала составляют ситуации, в которых замешана денежная выгода, и лишь малая часть остается за мелочами типа ревности, мести и так далее. Ну и маньяки, разумеется, занимают не самое последнее место, хотя и далеко не так распространены, как утверждают СМИ. Вы это, собственно, к чему, Агния Кирилловна?

– Да вот думаю, какую материальную выгоду можно извлечь из сайта «Парацельс. com»? Никаких товаров они не предлагают, ничего не рекламируют…

– Они набирают неофитов, – заметила Вика как бы между прочим. – Вербуют, значит.

– Вот и встает вопрос – зачем? – подал голос Павел Кобзев, до этого молча прислушивавшийся к разговору и не подававший признаков жизни, как и Леонид, нервно теребящий свои ногти с безупречным маникюром. – Зачем им нужны новые члены – чтобы делать дурацкие снимки в моргах?

– Знаете, – осторожно вступил в беседу Никита, – вы, конечно, извините, если что не так, но в этих фотках лично я не вижу ничего сверхъестественного. Когда я учился в Военно-медицинской, мы тоже любили выпендриваться, и у меня до сих пор сохранились снимки нашей группы в обнимку со скелетами, колбами с органами и так далее! И в морг мы любили захаживать, хоть нас и гоняли: ну, посудите сами, как можно выучить анатомию по картинкам в учебнике? Нужна практика, необходимо самому в кишках поковыряться, чтобы знать, как они устроены и где расположены! Вы же знаете, какие баталии у нас идут за каждый труп, за любую возможность в нем покопаться! Да, антураж оставляет желать лучшего, согласен, но тема вполне понятна: ребята дорвались до возможности запустить лапки внутрь человеческого организма – заметьте, не живого, а мертвого. И что, судить их за это? Не вижу, простите, состава преступления!

Разумеется, в чем-то Никита прав. Всем, кто имеет хоть какое-то отношение к медицине и знает положение дел на кафедрах медицинских вузов, известно, что студентам крайне редко достается что-то, за исключением мышей и лягушек. Это очень плохо, так как в России не принято завещать свои тела для медицинских исследований, в отличие от многих стран Европы. Более того, родственников больных зачастую даже не удается уговорить использовать органы только что умершего члена семьи для спасения чьей-то жизни – чего уж мечтать о том, чтобы они позволили забрать тело для исследований! Подобное использование трупов считается в России чуть ли не святотатством, надругательством над человеком. Обычно в анатомичку попадают лишь невостребованные трупы, а это, как правило, старики и инвалиды, которые, как это ни печально, никому не нужны. Вот так и получается, что студенты-медики изучают медицину по книжкам, какая уж тут теория Парацельса о бесконечной практике!

Взглянув на Лицкявичуса, я заметила, что он хмурится.

– Ты меня удивляешь, Никита, – холодно сказал он. – По-твоему выходит, недостаток практики оправдывает неприкрытый цинизм? Этот сайт создавался и поддерживается людьми, не имеющими ни малейшего представления о морали, они упивались своим «творчеством», с удовольствием показывали плоды своих «трудов» всем, кто пожелает, более того, подводили под свою беспринципную позицию псевдонаучную основу, даже Парацельса приплели! Так можно дойти до того, что оправдать вскрытие могил с целью пополнить свою практическую базу или кражу тел из больниц, например.

Никита покраснел: он вовсе не то имел в виду, когда выразил свое мнение, но Лицкявичус не относится к тем людям, с кем не приходится следить за словами, и парень уже жалел о том, что вообще открыл рот.

– Да ладно тебе, Андрей! – вступился за Никиту Павел. – Мы же все понимаем, что он имел в виду.

Лицкявичус не ответил – возможно, просто не успел, потому что дверь в кабинет распахнулась, и вошел Карпухин. Сказать, что он выглядел довольным, значило не сказать ничего: майор сиял, как медный гривенник.

– Хорошо, что дождались меня! – радостно сказал он, плюхаясь на ближайший к двери стул. – Новости хорошие – просто превосходные.

– Ну так не тяни! – сказал Лицкявичус, отводя тяжелый взгляд от Никиты и позволив парню вздохнуть наконец полной грудью. – Что за новости?

– Во-первых, – начал майор, – в отношении смерти этой девчонки, Ляны: в лаборатории сделали экспресс-анализ содержимого ее желудка. Результаты, конечно, еще будут перепроверять, и официального заключения пока нет (вы не представляете, чего мне стоило выцарапать предварительную информацию, но дело того стоило!). Тем не менее уже сейчас можно сказать, что Ляна отравлена люминалом.

– Люминалом? – удивленно переспросил глава ОМР. – Тем же снотворным, что обнаружили при эксгумации тела Людмилы Агеевой?

Я невольно напряглась при упоминании имени подруги. По мере того, как шло расследование, я как-то отстранилась от личностного аспекта, и теперь Карпухин напомнил мне о том, что два человека из нашей команды потеряли близких. Я украдкой посмотрела на Леонида. Он сидел прямо, как прилежный ученик на уроке у строгого учителя, весь обратившись в слух. От его обычной апатии не осталось и следа: что ж, наконец и его пробрало. Я бы только порадовалась такой перемене, если бы не трагизм обстоятельств!

– Именно! – победно сверкая глазами, отозвался майор. – Странное совпадение, верно?

– Это дело все целиком состоит из совпадений, – пробормотал Лицкявичус, надавливая пальцами на прикрытые веки: очевидно, бессонные ночи все же дают о себе знать. – Люминал, значит? Его ведь отпускают только по рецепту, да, Паша?

– Только, – кивнул Кобзев: кому, как не ему, психиатру, знать все о снотворных и успокоительных средствах. – Норма отпуска – десять-двенадцать таблеток при обязательном наблюдении врача. Средство довольно сильное, быстро вызывает привыкание при регулярном применении. Лично я стараюсь таких препаратов не выписывать, чтобы потом не было лишней головной боли!

– Вообще удивительно, что у девочки ее лет могло оказаться такое средство, – пробормотала я. – Правда, она ведь лечилась у психиатра…

– Кстати, о психиатре! – хлопнул себя по ляжкам Карпухин. – Я с ним связался, и он сказал, что не выписывал Ляне никаких снотворных. У нее вообще не было проблем со сном. Личность у девицы и в самом деле была очень нестабильная, часто случались истерики, потом накатывала депрессия – особенно когда она еще жила дома. Между прочим, именно ее психотерапевт настаивал на смене обстановки, которая может помочь преодолеть кризис личности. По его словам, они поддерживали постоянную связь, и Ляна изменилась в лучшую сторону, чувствовала себя довольной, говорила, что нашла друзей, они хорошо к ней относятся, и вообще, похоже, была вполне счастлива. Психоаналитик не может объяснить, что вызвало внезапный срыв и желание покончить с собой.