Прорыв - Андрей Ливадный

– Что думаешь, Шершнев?

Иван ответил не сразу. Обдумывал варианты, проверял себя, но крути ни крути выход напрашивался один.

– Штурмуем, – произнес он.

В центре проекции появилось третье измерение – контур П-образного здания потянулся вверх, вырос пропорционально масштабу на высоту четырех этажей.

– Больничный корпус. Построен пять лет назад, еще до начала глобальной засухи. Типовой проект.

Иван кивнул. Подобные больницы возводились за счет средств ООН. По всему континенту насчитывалось более четырехсот аналогичных строений.

– Здесь содержатся заложники. По моим данным, девяносто пять человек.

Шершнев понял, какую дилемму предлагает решить Штокман. Слезть с елки, ничего не ободрав, не выйдет. Местность вокруг открытая, в окраинных зданиях выставлены наблюдательные посты, незаметно проникнуть на территорию населенного пункта в данной ситуации нереально, а значит, у наемников Радича будет достаточно времени на ликвидацию заложников и уничтожение следов проводимых тут экспериментов.

Штокман израильтянин. Штабист, педантичный служака. Террористов ненавидит всей душой, особенно наемников. В таком сочетании видна его слабость. Часто производной от ненависти является пренебрежение к противнику, его недооценка. Педантичность в данном случае тоже порок. Действуя по стандартным схемам, успеха не добьешься, но майор под пулями еще не побывал и потому не склонен к импровизациям.

Работать с таким командиром – одна головная боль.

– Мы уже трижды блокировали Радича. И каждый раз ему удавалось ускользнуть. Существуют несколько ключевых специалистов, с которыми он работает. Их тоже взять не удается. Таким образом, Радич сохраняет ядро группы и вновь разворачивает деятельность в другом месте. Получить новое оборудование и человеческий материал для него не проблема – финансирование экспериментов, по самым скромным оценкам, исчисляется миллиардами евро.

Штокман насупился.

– Вероятно, вы, капитан, предлагаете решить, что важнее – сохранить жизни заложников или уничтожить Радича с его ближайшими сподвижниками?

Шершнев кивнул.

– Заложников мы не спасем в любом случае. Эксперименты, проводимые группой Радича, несовместимы с понятием «жизнь». Он испытывает импланты, разработанные некоторыми остающимися в тени корпорациями.

– Я знаю, – сухо ответил Штокман. – На подопытных тестируются два типа вживляемых устройств – кибернетический расширитель сознания и метаболический корректор. Но вы сами только что упомянули, капитан, за деятельностью Радича стоят транснациональные преступные группировки, тесно связанные с бизнесом. Вы верите, что с устранением нескольких наемников чудовищные опыты прекратятся?

– Станислав Радич не простой боевик. Он учился в институте кибернетики, прекрасно разбирается в нанотехнологиях, имеет обширные знания в области медицины. К тому же он талантливый организатор, имеющий прочные связи в криминальных кругах всего мира. Ликвидировав его, мы не решим проблему полностью, но спасем тысячи жизней и надолго приостановим чудовищные испытания.

Штокман выслушал его с недовольным видом. Слишком лестная, по его мнению, характеристика для террориста задела майора за живое, но, взглянув на русского спецназовца, он сдержал эмоции.

– У нас два десятка отлично подготовленных бойцов. Мы в состоянии провести полноценную операцию! – недовольно напомнил он.

– У Радича полсотни боевиков на заранее подготовленных позициях, – спокойно осадил его Шершнев.

– Предлагаете вызвать авиацию? Превратить все это, – Штокман указал на покинутый жителями городишко, – в огненный котел?

– Нет. Есть другой план.

– Изложите.

– Пусть четверо бойцов возьмут патрульный джип и «засветятся» на окраине населенного пункта. После того как по ним откроют огонь, нужно, чтобы водитель действовал профессионально. Внедорожник хорошо бронирован, если его загнать вот сюда, – Шершнев указал на карте небольшую расселину меж двух выступающих из потрескавшейся земли скальных образований, – бойцы окажутся как бы в ловушке, но на самом деле позиция выгодная, ее можно удерживать довольно долго.

– Смысл? – хмыкнул Штокман.

– Отвлечь внимание боевиков. Появление патруля ООН не вызовет переполоха. Угроза поначалу будет выглядеть минимальной, но, когда они попытаются атаковать позицию и понесут потери, Радичу придется перебросить часть сил к северной окраине. Он ослабит южное направление, где местность совершенно открыта и достаточно пары наблюдателей…

– …которые успешно заметят штурмовую группу и поднимут тревогу!

– Нет. При условии, что патруль продержится минут двадцать.

– Что это даст?

– Я со своими бойцами успею преодолеть открытый участок местности, подобраться вплотную к окраинным зданиям, ликвидировать наблюдателей, проникнуть на территорию больницы. Мы попытаемся взять Радича живым, сохраним жизни заложникам, в случае необходимости займем оборону, чтобы не позволить уцелевшим боевикам уничтожить экспериментальное оборудование и документацию.

В глазах Штокмана появился блеск. Возможно, сейчас он подумал о своей карьере, которая, безусловно, выиграет от столь дерзкой и блестящей операции. И тут же во взгляде израильтянина промелькнуло сомнение – не много ли берет на себя русский капитан спецназа? Так ли хорошо подготовлены его бойцы, чтобы ползком преодолеть открытый участок, не совершив ни единого промаха, ни одного неверного движения?

Голографическая проекция погасла.

– Выводите отделение на исходную позицию, – пристально взглянув на Шершнева, распорядился он. – Начнете, как только патруль завяжет перестрелку. Четверых бойцов я оставляю в своем распоряжении.

Шершнев не ожидал, что майор так быстро согласится с его планом. Что-то задумал? Или просто поверил в профессионализм российского спецназа?

Жара стояла невыносимая. От лучей палящего полуденного солнца не спасали даже специальные термокостюмы.

Щекотливая капля пота скатилась по щеке, к подбородку.

Шевелиться нельзя. Мимикрирующая ткань экипировки плохо адаптировалась к экстремальной температуре, иногда, под определенным углом зрения, со стороны, были заметны сбои, способные выдать бойца. В большинстве случаев подобные неприятности случались в движении.

На защищенной частоте связи изредка потрескивали помехи. Похоже, где-то вдалеке бушевала «сухая гроза» – из-за резкого изменения климата подобные явления стали вполне обыденными для Африканского континента.