Алый флаг Аквилонии Спасите наши души - Александр Борисович Михайловский

тут - целый пеший караван, груженный разным трофейным барахлом, так что не поймешь, что и откуда взялось. Отправив бегом вперед одного бойца налегке нести благую весть о нашем возращении, старший унтер, загадочно хмыкнув (мол, сами все увидите), продолжил нести службу на вверенном ему участке.

И вот - распадок между двумя холмами, откуда открывается вид на береговой лагерь. Теперь удивляться пришлось уже нам... Нет, поразило нас не то, что боцман Карелин за девятнадцать дней успел развернуть целую индустрию по заготовке впрок запасов вяленой и копченой рыбы и мяса. И не тому, что все наши подразделения были уже в сборе (вот это как раз было ожидаемо). Оторопь вызывали пасущиеся под деревьями кони в количестве двух десятков голов, а также мельтешащие между бойцами лейтенанта Гаврилова, поручика Авдеева и подпоручика Акимова вызывающе заметные люди в красных расшитых золотом мундирах и таких же фуражках. А эти, простите меня, откуда тут взялись - неужели пристали к товарищу Гаврилову по дороге? Не Каменный век, а какой-то проходной двор! Накидал Посредник всякого разного на наши головы, теперь придется все это разгребать...

И тут я вижу, как навстречу нашей колонне, спускающейся к лагерю, обещающему отдых и долгожданную безопасность, спешат пять человек. Вон воентехник Наумов, оставшийся на субмарине за старшего, вон лейтенант Гаврилов, вон поручик Авдеев и подпоручик Акимов, и с ними еще один неизвестный пока мне еще тип в красном мундире. Ну что же, будем знакомиться! Только вот интересно, это последний сюрприз или будут еще?

- Здравия желаю, товарищ капитан-лейтенант! - приветствовал меня лейтенант Гаврилов. - Переход прошел нормально, потерь в личном составе и походном имуществе наш сводный отряд не понес, даже, напротив, обрел неожиданное пополнение. Да и у вас, я смотрю, тоже не без прибытка в людях? - Он кивнул на наш табор и весело подмигнул.

- Да, товарищ Гаврилов, - подтвердил я, сбрасывая с плеч тяжелый вещевой мешок, - мы вернулись не без прибытка, но об этом позже, потому что тот разговор очень долгий и серьезный, а сейчас давайте поговорим о вашем пополнении.

- Знакомьтесь, Николай Иванович, - сказал поручик Авдеев, - корнет Михаил Васильевич Румянцев, субалтерн-офицер лейб-гвардии Гусарского полка - он вместе со своими людьми свалился к нам из самого конца русско-турецкой войны. В тысяча восемьсот семьдесят седьмом году с отличием окончил Николаевское кавалерийское училище, был распределен в Гвардию и убыл в свой полк, находящийся в составе Действующей армии. Потом со взводом гусар пошел в разведку, заблудился, и вышел уже здесь, прямо на нашу сводную роту, марширующую в обход Мраморного моря. Мы, конечно же, ввели молодого человека в курс дела, объяснили, что и откуда взялось, а также куда движется, после чего корнет и его люди не без колебаний решили присоединиться к нашей команде. Уж очень наши порядки отличаются от всего, к чему корнет Румянцев привык с младых ногтей.

Я смерил корнета оценивающим взглядом - и увидел безусого юношу, явно шокированного свалившимися на него чрезвычайными обстоятельствами, но далеко не сломленного. В то же время корнет не был похож на закоренелого крепостника-монархиста, только и думающего о том, как бы посильнее угнетать трудящихся крестьян. Скорее, он выглядел как юный идеалист, которого существующая в его время действительность должна была обломать до полной неузнаваемости в самые кратчайшие сроки. При царском режиме молодые люди с такими наивными глазами никогда не выходили ни в генералы, ни даже в полковники, и, уходя в отставку, не превращались в успешных коммерсантов. В лучшем случае они погибали молодыми за веру, царя и отечество, а в худшем от безвыходности начинали пить горькую и тонули на дне бутылки.

- Значит так, товарищ Румянцев, - сказал я, - надеюсь, что вас уже просветили по поводу того, что у нас тут имеются командиры и подчиненные, а также понятие о жесткой воинской дисциплине, но нет классового деления на бар и мужиков, аристократов и быдло?

Тот вспыхнул лицом, будто девушка, и с горячностью, свойственной юности, ответил:

- Да, господин капитан-лейтенант, я был проинформирован о царящих у вас тут порядках, и должен сказать, что как человек прогрессивных убеждений ничего не имею против уважительного отношения к простым людям.

- Очень хорошо, - кивнул я, проигнорировав «господина». - А теперь должен добавить, что это правило распространяется не только на ваших боевых товарищей, но и на местных жителей - как тех, кого мы взяли под защиту своего отряда, так и тех, которые продолжают вести привычный для себя образ жизни. Позволят ваши прогрессивные убеждения такое отношение к представителям местного человечества, или они навсегда останутся для вас презренными дикарями, а их женщины грязными скво?

На этот раз корнет Румянцев расплылся в улыбке.

- Я думаю, что мои убеждения мне это позволят, - облегченно сказал он, - в детстве я буквально обожал книги Фенимора Купера, Генри Лонгфелло, Майна Рида и Густава Эмара о храбрых и благородных индейцах.

- В таком случае, товарищ Румянцев, у меня к вам больше вопросов нет, - сказал я. - Думаю, что на этот раз Посредник не ошибся, и вы легко вживетесь в наш коллектив.

- А кто такой Посредник? - спросил наивный корнет.

Я хотел уже было ответить, но меня опередил подпоручик Акимов.

- Посредник, Миша, - сказал он с добродушной усмешкой, - это одно из имен Того, кто свел нас всех вместе и ненавязчиво ставит нам задачи. Ну, вы понимаете, о ком я говорю? Или вы думаете, что оказались тут случайно, без всякого умысла или замысла?

Корнет опять покраснел, а я сказал:

- Кстати, об очередной задаче, товарищи. У меня для всех вас имеются весьма тяжелые новости. Впереди нас ждет трудная и кровавая работа по специальности. В западной оконечности Галлиполийского полуострова уже дней десять орудуют остатки британского пехотного батальона, командир которого объявил эти земли британской колонией, а местных жителей - своими рабами.

- Николай Иванович, эти англичане с эскадры адмирала Горнби? - спросил корнет и осекся от того, что так беззастенчиво перебил начальство.

- Нет, товарищ Румянцев, - ответил я, - они из британского десантного корпуса, воевавшего тут с турками в тысяча девятьсот пятнадцатом году. Но сдвиг на сорок лет вперед по временной шкале ничего не меняет в излюбленном британском поведении. Мы своими глазами наблюдали образчики самого неприкрытого и омерзительного насилия над местными жителями, а также стали свидетелями массовых убийств и издевательств над беззащитными