Ричард Длинные Руки – фрейграф - Гай Орловский

— Чего так решила?

Она пнула уже другой кувшин, но тот даже не вздрогнул, словно доверху набит золотыми монетами или золотым песком.

— Этот вот из эпохи династии Упетингов, — сказала она сумрачно. — А вон эти — из Версавии.

— Подумаешь, — возразил я. — Коллекционера ограбил, только и всего!

— Коллекции не возят через пустыни взад-вперед, — отрезала она. — Но тебе этого не понять, ящерица?.. А из дворца сорока кувшин не унесет…

Принцесса, сидя на каменном полу, радостно попискивала, счастливо перебирая кольца, драгоценности, серьги, подвески на грудь. Так же машинально, повинуясь непонятным нам, людям, и даже ящерам, женским инстинктам, замедленными движениями одела на шею золотой медальон с красным камнем на золотой цепочке, затем три ряда жемчужных нитей, перебрала кольца, выбирая покрасивее, как предполагаю, или подороже, кто этих существ знает…

Мириам все-таки поглядывает на сокровища жадно, жалеет, что была дурой, надо было идти, ну и что, пусть даже дракон, зато какой богатый, здесь на трех королей хватит, драконы не одно столетие стаскивали сюда сокровища…

В пещере тесно, даже мне повернуться не получится, Мириам буквально подлезла мне под брюхо и деловито шарила обеими ладонями по земле в районе задних ног, ничуть не страшась, что наступлю и раздавлю.

— Что ты ищешь? — поинтересовался я.

— Яйца, — ответила она. — Вдруг нащупаю яйца…

— Яйца? — переспросил я. — Какие? Зачем?

— Драконьи, — объяснила она. Посмотрела на мою морду и поспешно сказала, заливаясь румянцем: — Можно взять и вырастить из драконьего яйца маленького дракончика!

— Ого, — сказал я. — И что?

— Приручить, — объяснила она. — А когда подрастет, посадить на цепь у входа во дворец.

— Чтоб людей жрал?

— Чтобы все видели величие и могущество короля. Давай и тебя посадим на цепь?

Я прорычал:

— На цепь? Зачем?

— Это так красиво, — заверила она, — от тебя все будут без ума! Цепь — лучшее украшение для мужчины.

Я подумал, поинтересовался:

— Короткую цепь или длинную?

Она вздохнула.

— Короткую мужчины рвут, а на длинной всю жизнь счастливы.

Принцесса повертела головой, на детски чистом личике отразилась горькая обида.

Я спросил участливо:

— Что случилось?

Мириам вклинилась саркастическим голосом:

— А ты не понимаешь, рептиль?

— Нет.

— Зеркала нет, — сообщила она победоносно. — Что все сокровища мира, если нельзя показать другим… и даже увидеть на себе?

Принцесса жалобно посмотрела в нашу сторону.

— Милая Мириам, — сказала она просяще, — что-то здесь не так… Мне кажется, золотая цепочка и золотой медальон с рубином как-то не совсем рядом с жемчужными нитями… Белое с желтым не сочетается. Вроде бы так не совсем красиво. Как думаешь?

— Гм, — сказал я.

Мириам раздраженно дернула плечом.

— Вики, не обращай на рептилию внимания. Что жабы в красоте понимают?

Я подумал, что мужчины в таком случае все до одного рептилии, даже рептильные рептилии, что на рептилиях сидят и рептилиями погоняют. Все мы полнейшие рептилии в таких непонятных вопросах, как духи, макияж и шляпки с перьями.

— Мне вот другое интересно, — произнес я в пространство, — зачем этот дурак таскал это?

Мириам оглянулась, в глазах безмерное удивление.

— А тебе не лучше знать?

Я поинтересовался:

— Потому что дурак?

— Потому что дракон, — поспешно уточнила она.

Я отмахнулся.

— Он дикий, а я — цивилизованный, слуга великого повелителя всех драконов. Мне эта ерунда ни к чему. В наших краях ходят в жемчуге по щиколотку.

— Ого!

— Золотыми слитками, — добавил я, — швыряют в бродячих собак. А вороны алмазы клюют.

Она спросила непонимающе:

— Зачем?

Я поморщился.

— Дуры, что с них взять? Как и женщины.

Принцесса, уже обвешанная драгоценностями, как новогодняя елочка, тяжело покрутилась возле сундуков, на ней должно быть не меньше десяти килограммов золота и камешков, затем вздохнула так печально, что у меня защемило сердце, и начала замедленными движениями снимать с себя всю эту ерунду.

Мириам с облегчением перевела дыхание, в таком виде с принцессой возиться было бы еще труднее. Я поглядывал на гордую дочь пустыни искоса, вслушивался в интонации.

Что так быстро догадалась, что не собираюсь ее жрать, — ладно, просто умная и догадливая. Что буквально сразу начала со мной борьбу, обзывая рептилией, а то и вовсе рептилем, отстаивая какие-то позиции — понятно, сила воли, характер, выкованный в жестокой борьбе за выживание в жаркой пустыне… но откуда ей знать про эпоху династии Упетингов или династию Версавии? Тем более отличать принадлежащие им предметы?

— Мириам, — позвал я тихонько.

Она быстро оглянулась.

— Да, жаба с крыльями? Снова хвост прищемил?

— Да, — согласился я. — Помассируешь?

— Размечтался!

— Давай колись, Мириам, — сказал я мирно. — Ты не простая дочь погонщика верблюдов, верно?

Она огрызнулась:

— Мой отец не погонщик, а проводник караванов! Это очень высокая должность. Немногие умеют…

Я прервал:

— Ладно-ладно. А почему не визжала в диком восторге, завидев столько золота и украшений? Любая другая с ума бы тронулась от таких сокровищ.

— А что толку, — проворчала она, — мы же здесь, в твоей берлоге. Какой толк наряжаться перед рептилем?

— А инстинкты?

Она нахмурилась, глаза засверкали подозрением:

— А что это? Ты на что, гад подколодный, намекаешь?

— Натура, — пояснил я. — Суть женская.

Она помолчала, меряя меня злым взглядом.

— Рептилии все дурные, вижу. Если брать женскую суть, то и королевская дочь должна визжать при виде золота, забыв обо всем. Так? Значит, я все-таки не одна такая.

— Или хорошо воспитанная, — предположил я. — Либо наконец сообразившая, что не в золоте счастье, а в таком вот красавце, как я.

Глава 2

Она фыркнула и, отвернувшись к принцессе, начала с преувеличенным интересом выспрашивать о ее жизни во дворце. Потом мне показалось, что интерес вовсе не преувеличенный, но что Мириам преследует на самом деле, так и не придумал, из-за чего даже немного отложил старт с обрыва.

Принцесса щебетала уже весело и беззаботно, счастливая, что избежала брака с ненавистным Растенгерком. В будущее, как я понимаю, никогда и раньше не заглядывала — не женское дело, в ее жизни все решали за нее, и сейчас она в полной наивной уверенности, что за нее будем решать и заботиться о ней мы двое.