Таинственный след - Кемель Токаев

— А что? Они давно уже меня приглашают! Просто мне не хочется. К чему простому человеку чины? Сами пристают, помоги, говорят, вот и хожу, — он смеялся довольно, и ноздри его в этот момент раздувались особенно заметно.

Иногда он напускал на себя важный вид, прохаживался взад и вперед по комнате, говорил, будто отчитывал кого-то:

— Не все, кто носит фуражку с голубым околышем, — милиционеры. Чтобы быть настоящим защитником интересов народа, мало носить форму. Надо воображение иметь, ум. Ну, а у нас как раз со смышленостью туговато. Во многих случаях мы видим обратную сторону дела, выносим ошибочное заключение. Легкое дело превращаем в запутанное, тянем попусту время...

Товарищи по отделу догадывались, что не его это слова, выстраданные мысли, а просто повторяет он, как попугай, чужое, но вида не показывали, слушали. Забава. Послушают, послушают, а потом кто-нибудь из остряков и вставит:

— До большого кресла руки не доходят. А что может быть лучше места, где деньги большие платят? Да и слава тебе, почет...

— Хо! Нашел о чем говорить! — отзывался незамедлительно Байкин, не замечая, как всегда, иронии. — Если бы хотел я в управление, давно там сидел бы. Брат-то моей жинки в самом министерстве работает. Прошептал бы он, что надо, на ухо полковнику Даирову — и дело в шляпе. Но по мне пропади все такое пропадом! Уж лучше на ровном месте стоять, чем с высокого падать. Привыкнешь еще к высокому посту, с тоски подохнешь, как скинут, — заключал он и разражался довольным хохотом.

Кузьменко наслышан был подобных рассказов о Байкине. За время, пока разыскивал Петрушкину, он успел узнать его и сам. Байкин робел перед начальством, распоряжения выполнял беспрекословно, всегда выражал готовность исполнить любое дело. Быстрый и скользкий, как лезвие бритвы, не очень умный, он был трусоват, когда дело касалось его самого. Изыскивал любые способы, чтобы уйти от ответственности. Любил пошушукаться с начальством наедине, если удавалось услышать какую-либо новость. Потому Кузьменко улыбнулся против воли, заметив появившегося на пороге Байкина.

— Проходи, садись, Кожаш, — сказал майор приветливо. — Чую я, новостью пахнет. Ну-ка, выкладывай, послушаем.

Байкин вытащил из кармана платок, вытер им потную шею, лицо. Заговорил взволнованно:

— Ай, думаю, наверное, та самая гражданочка и есть, я и сам раньше по пятам за ней ходил. Но решил все же проверить для ясности. Как устный портрет получил, так после этого и вовсе уверился в своем предположении. Короче, догадка моя подтвердилась. — И он рассмеялся довольно. Положил ногу на ногу, откинулся в кресле с видом человека, совершившего большое дело. — А хитрая какая! Как лиса, со следа сбивает. Я вам из автомата позвонил нарочно, чтобы увидели сами, да занято было. Но ничего, теперь она никуда не уйдет.

Радости Байкина не было границ. Жалоба Петрушкина изрядно насолила ему: его незаметно, но настойчиво стали отстранять от оперативной работы. Теперь, как представлялось ему, выпала возможность обелить себя перед начальством. Он сам, по собственной инициативе взялся за поиски «загадочной женщины», не жалея на это свободного времени. И вот — нашел... Он ждал сейчас от майора слов благодарности, даже руку приготовил для ответного пожатия — вытер потную ладонь о колено.

Но Кузьменко повел себя почему-то не так, как ожидал Байкин. Облокотившись о стол, он застыл неподвижно, думая о чем-то. Не поблагодарил, теплого слова не сказал. Как будто вовсе не пожелал показывать своего отношения к делу. Равнодушие майора озадачило и огорчило Байкина. Стало обидно и досадно: «Я весь город облазил, все подошвы истер, чтобы найти эту бабу, а они вместо благодарности нос воротят. Небось, докладные потом начальнику управления слать будут, будто сами все сделали. Премии получат, звездочку на погоны добавят. Ну, а таким рядовым, как я, не достанется, конечно, ничего. Невезучий я человек, всегда моя доля другим достается. Да еще и насмешничают, черти. Но ничего, на сей раз не сорвется, посредников не будет. Ну-ка, пусть попробуют со мной не посчитаться, я им покажу такое, что света белого невзвидят...»

Кузьменко наконец очнулся. Байкин, уловив момент, вскочил на ноги, вытянулся перед майором.

— Вы, надеюсь, разрешите мне уйти? — сказал он, нарочито растягивая слова.

Кузьменко бросил на него быстрый взгляд и пожал плечами:

— Что-то ты слишком суетлив сегодня. Как это понять? Поспешишь, говорят, людей насмешишь. Садитесь и никакой нервозности, пожалуйста! — последние слова майор произнес приказным тоном. У Байкина была нехорошая привычка, и он об этом знал. Начнет говорить что-нибудь, вроде бы хорошо получается сначала, а конец речи смазывает. Сам не поймет потом, почему у него так получилось. Не раз он досадовал на себя, ругал на чем свет стоит за такую привычку. Давал слово не повторять ошибки в следующий раз, приучался не говорить много, и все же каждый раз отступался, поступал легкомысленно, опрометчиво. Вот и сейчас, поняв свою оплошность, уставился вопрошающе на майора.

— Кого видел?

— Да женщину ту, которую искал... с золотыми коронками.

Кузьменко поморщился.

— Да говори ты яснее, ради бога... Какая женщина, какие коронки?..

— Я... Я нашел ту самую женщину. Ту самую, с золотыми зубами, которая увела с собой старуху... Она, слово даю!

— Давно бы так и сказал. Хорошо. Надо проверить все сначала, не будем пока шума поднимать, — Кузьменко собрал бумаги. — Ну, пошли!

Байкин понуро поплелся за майором. «Ох, как вы мне завидуете! Не переносите чужого успеха!»

ГЛАВА ПЯТАЯ

Есть люди, которым не приходилось испытывать нужду, которым не выпадали в жизни большие страдания. Они не знают, что жизнь может быть очень горькой на вкус, подчас невыносимо тяжелой. Но человек, не испытавший ударов жизни, не умеет ценить и радости, не умеет сочувствовать чужим бедам. Житейские грозы обходят таких стороной, и небо над ними бывает всегда ясным и безоблачным. Время не доставляет им особых хлопот и забот, жизнь становится слегка приторным наслаждением. Они живут в своем малом мирке и не знают, что у мелкого человека и неприятности бывают мелкими и радости тусклыми. Так бывает всегда, если ты не сопричастен жизни народа, не живешь его радостями, не томишься его болью.

К такому вот разряду «счастливых» людей относилась и семья Масловых. Родоначальник этой семьи славился богатством по всей Воронежской губернии. Могучий, широкобородый дед был одним из тех редких людей, что сумели пробиться в жизни правдами и неправдами. В свое время покровительствовали ему сановные особы, у жандармов он пользовался весьма лестной репутацией. Состарившись, он ушел на покой, стал вести жизнь тихую и мирную, дав своим Детям и внукам возможность учиться. Один из его правнуков, закончив инженерную школу, принял участие в строительстве Каргалинского суконного комбината. Потом он так и обосновался в Верном, полюбив его тихие, тенистые улицы, журчащие арыки и величественные горы, окружавшие городок. Ему нравились его незлобивые жители и всегда празднично побеленные опрятные дома. И здесь потомки Маслова росли и множились, как грибы. Родовитый дед был гордостью всех потомков, и поэтому даже дочери его, выходя замуж, не меняли фамилию, сохраняя в чистоте благословенное имя деда.

Твердо держалась семейных традиций и Галина Придановна Маслова. Переписала, к примеру, на свою фамилию мужа. Это был, по-видимому, роковой шаг с его стороны, так как первый муж проживал с ней после этого недолго. Маслова осталась хозяйкой всего состояния мужа, жила в селе Тастак, на южной его окраине. Большой, добротный дом на краю села говорил о том, что Маслова — женщина хозяйственная. На высоких, выкрашенных голубой краской воротах красовался деревянный петух.

От калитки к дому ведет выложенная блестящей галькой узкая дорожка, по обеим сторонам которой пламенеют цветы, стоят аккуратной шеренгой плодовые деревья. В саду чисто прибрано. В углу сада бьет прозрачный родник, он придает особую прелесть и очарование двору.

Кузьменко с Байкиным долго смотрели на дом через забор, потом решительно толкнули калитку. Толкнули и остановились озадаченно на месте, не веря своим глазам. В тени деревьев, на лавке сидели лейтенант Майлыбаев и хозяйка дома, потягивали ароматный чай. Самовар — видно, только поставили на стол — исходит еще паром. Стол заставлен лакомствами. Посуда поблескивает на солнце. Оба оживленно беседуют о чем-то, как давно не видевшиеся друзья. Беседуют, не замечая появления Кузьменко и Байкина, которых заслонили густые ветки.

Миловидная молодая женщина, в просторном халате из китайского шелка хлопотала у стола, заботливо ухаживая за гостем — подавала холодное мясо, свежие огурцы, зеленый лук.

Байкин, не выдержав, зашептал на ухо майору:

— Вот эта баба — она и есть! Видали, какая холеная, так и расстилается перед ним. Заарканила лейтенанта, как жеребца. Я ей сейчас покажу, как тут колдовство разводить! — Байкин рванулся было вперед, но майор преградил ему дорогу.