Я беременна, профессор! - Амелия Борн

мужа. Как же мне стало спокойно в тот момент, когда моя рука коснулась Альберта! Гладкая горячая кожа под пальцами, мерно поднимающаяся грудная клетка…

Я поднялась выше и мои пальцы легли на скулу мужа. Щека была с небольшой щетиной, как я и любила. Склонившись, я провела по ней губами и почувствовала, как Альберт замер. Наверняка проснулся, чего я и хотела.

– Даша?

В его голосе был вопрос, полный удивления, как будто он ожидал, что его в ночи поцелует кто угодно, но только не я. Сдержав нервный смешок, я кивнула. В темноте это было не видно, поэтому пришлось сказать:

– Да, это я.

И после краткого мгновения окружающий мир пропал. Остались только Альберт, я и чувство, что нет ничего иного. И никого тоже нет.

Он подмял меня под себя так неожиданно, что я и охнуть не успела. Набросился на губы с поцелуями, прорычал что-то нечленораздельное, когда попытался сорвать с меня футболку, но ему это не удалось.

– Прости… не могу больше терпеть, – выдохнул муж, и я улыбнулась.

Помогла ему в том, чтобы избавиться от одежды. Сначала от футболки, потом от простых домашних шортов, в которых обычно спала. Осталась безо всего и почувствовала себя беззащитной.

– Тебе уже точно можно? – выдохнул Альберт.

– Ты врач, тебе лучше знать.

Черт! Что я несу?

Поклонский замер, и я притянула его к себе за шею. Выдохнула в губы:

– Если ты меня сейчас не трахнешь – я умру.

И он был со мной полностью согласен. Снова издал звук, похожий на рык, склонился сначала к моим губам, но тут же переместился к груди. Обхватил сосок, и я застонала. Как же мне этого не хватало! Этих ласк, касаний, осознания, что муж хочет меня точно так же, как и раньше! Я, кажется, за это жизнь была готова отдать.

Пальцы Альберта коснулись меня между ног, и я развела их шире. Я была безумно возбуждена. Мне хотелось вытворять с мужем все, что бы он только ни потребовал от меня. Все, на что не решилась бы до этого. Да, между нами было столько вещей, которых мы еще не обсудили, о чем еще недоговорили, но сейчас они были такими неважными! Все исчезло и стало блеклым. Все, помимо нашей с ним близости, от которой сгорали в пожаре мы оба.

– Не больно? – спросил Поклонский, входя в меня сразу двумя пальцами.

Я замотала головой, распахивая бедра шире. Давая ему возможности войти как можно глубже.

– Нееееет, – простонала так, что возникла угроза просыпания Гоши.

Но он спал, как ни в чем не бывало, позволяя нам с Альбертом наконец делать то, чего мы оба так хотели.

Муж начал двигаться во мне пальцами, лаская внутри, давая мне чувство наполненности. А я стонала, пытаясь быть сдержанной, потому что очень не хотела прямо посреди секса бежать и успокаивать сына.

Все стало таким неважным. Наша ссора, наши размолвки и недопонимание. Было лишь желание брать и отдавать. Срывать одежду с мужа (чем я и занялась) и вытворять с ним все безумства, на которые мы были способны.

Когда Поклонский подвел меня к черте, за которой был лишь слепящий оргазм, и остановился, я жалобно захныкала, потому что он убрал пальцы и перевернул меня так, что я теперь лежала на животе.

– Я хочу кончить с тобой вместе.

Он сказал это, и все кругом исчезло. Только возбуждения стало еще больше, хотя, я не понимала, как можно испытывать его в таких количествах, и не сойти с ума.

Муж потянул меня за бедра, я подалась назад. Почувствовала, как мне между ног упирается горячий член, сама сделала движение и насадилась на него, едва не взвыв от удовольствия. Оно было таким острым, сосредоточилось внизу живота, заставило меня отстраниться и снова податься к Альберту. Только бы чувствовать, как он входит в меня. Как растягивает. Как наполняет до ощущения мурашек, бегущих по телу со сверх-скоростью.

– Дааааа! – выдохнула я, стоило мне почувствовать палец мужа, которым он очертил клитор. – Дааа! Ещеее!

Святой Парацельс! Пусть только Гоша не проснется и не потребует нашего присутствия! Но сын, кажется, спал беспробудным сном и совсем не собирался устраивать новых истерик. Хитрюга!

Поклонский стал двигаться быстрее, я и сама подавалась ему навстречу с ускоренным темпом, предчувствуя скорую разрядку, и когда она случилась, откинула голову назад. Альберт же склонился ко мне, коснулся губами моей скулы и хрипло застонал. Замер, и я чувствовала, как внутри меня пульсирует его член. Боже, если мы сейчас зачнем еще одного ребенка, я сочту нас психами! И все же это было самое правильное, что могло произойти. Семя Поклонского во мне, после всего того, что мы пережили. Наше соитие, когда он не спешил выходить из меня, просто крепко держал за бедра, а я ощущала его близость. Такую необходимую и правильную.

Муж все же вышел из меня, лег и устроил меня на своей груди. И я, почувствовав усталость и засыпая, сказала:

– Завтра обо всем поговорим.

И услышала короткое:

– Да. А сейчас спи.

А сейчас спи – продлилось непростительно долго. Когда я встала, папа расхаживал по кухне с Гошей наперевес, и я сразу поняла, что сын голоден. Просто не мог быть сытым после того, как я проспала столько времени!

– А где Мила? А Альберт? – спросила я осипшим голосом, забирая у папы сына.

– Мила спит. Альберт уехал на работу.

– Хорошо. Почему ты меня не разбудил? – потребовала я ответа у отца.

– Ты так сладко спала…

Вздохнув и улыбнувшись, я удалилась обратно на диван, где мы с мужем предавались разврату в эту ночь, и вскоре Гоша удовлетворенно зачмокал.

Я смотрела на сына и понимала, что теперь все позади. Все недопонимания с Альбертом. Наши выяснения относительно того, что он меня обманывал все это время. У нас есть то, что не так уж и часто встретишь – ничем не омраченное счастье. Такое огромное, что оно вмещает в себя и меня с мужем, и наших детей, и тех, кто нам был дорог. И глупо было променять его на обиды, в которых Поклонский уже давно раскаялся.

Зазвонил телефон и я нахмурилась. Гоша, до этого сосавший грудь, тоже застыл и нахмурил бровки. Звонила Люда, и я просто сбросила вызов и сосредоточилась на кормлении сына. Теперь все будет так, как у нас и должно было быть с того момента, когда я впервые увидела своего профессора. Ведь не зря же в него влюбилась сразу, в самом-то деле!