Искусство видеть. Как понимать современное искусство - Лэнс Эсплунд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уроженец Сан-Франциско, Ричард Серра вырос среди песчаных дюн, а в студенческие времена проводил лето, работая на стройплощадках сталелитейной компании «Bethlehem steel» заклепочником, – он вставлял раскаленные заклепки в отверстия на стальных балках (отец Серра работал на судоверфи во время Второй мировой войны). Серра получил степень бакалавра по английской литературе в Калифорнийском университете в Санта-Барбаре и профессионально занимался серфингом. Скульптуры Серры навевают воспоминания о песчаных дюнах, своевольных волнах и необъятном, вздымающемся и опадающем теле океана. Получив степень бакалавра изобразительных искусств Йельского университета, Серра путешествовал по Европе, Египту и Японии.
Серру влекли биоморфные субстанции, скульптуры Константина Бранкузи; скрученная мускулатура созданных в пятнадцатом веке скульптур Донателло; и «эллипс Борромини», который Серра увидел в Сан-Карло алле Куатро Фонтане в Риме – церкви семнадцатого века, где архитектор Борромини дублировал овал пола овалом потолка. Всё это оказало значительное влияние на фирменные «Закрученные эллипсы» и «Закрученные спирали» Серры. Кроме того, на творчестве скульптора отразился опыт посещения древнеегипетских храмов и гробниц, которые впечатляют не столько занимаемым пространством, сколько его переосмыслением, скульптурированием, использованием, а также своим взаимодействием с песками Сахары, водами Нила и небом. Помимо этого, Серру вдохновляли японские сады, сквозь которые вы проходите дугами и кругами, и они открываются вам через движение, пространство и время, а также память, природу, искусство и ожидание.
Серра решил бросить живопись и стать скульптором после того, как увидел «Менин» (1656) Веласкеса в Прадо. Такая реакция может показаться странной, ведь «Менины» считаются апогеем европейской живописи, но Серру на этой картине впечатлило пространство – а именно то, как на зрителя проецируется иллюзионистский интерьер полотна. В «Менинах» Веласкес написал себя у мольберта за работой над семейным портретом, и Серра понял, что он сам, а не королевская семья – главный предмет изображения, что Веласкес смотрит на него. Этот ошеломляющий подход к пространству произвел на Серру глубокое впечатление, и он заинтересовался скульптурой, снятой с пьедестала, – не созданием статуй и их размещением, но организацией осязаемого пространства и интерактивной среды.
Чтобы принять и полюбить задумки Серры, потребуется время. На экспозиции в Dia: Beacon я сначала подумал, что четыре скульптуры выглядят как гигантские накренившиеся пни и что они, по сути, не отличаются друг от друга. Но вскоре я понял, что, хотя каждая из них может существовать как самостоятельное произведение искусства, вместе они подобны тематической композиции. Подобно деревьям, эти скульптуры в любой момент как будто готовы перерасти выделенное им пространство. Кренящиеся то в одну, то в другую сторону, большие овальные скульптуры кажутся живыми: они будто поигрывают мускулами, запугивая и нейтрализуя окружающее их пространство. Но становится ясно, что Серра не подавляет пространство, а созидает его – что он создает путешествия, в которых каждый элемент, будь то сталь, свет или воздух, взаимодействует со зрителями и обладает физическим присутствием и ощутимым напряжением. Со временем – когда скульптуры стали словно пробуждаться и потягиваться – я почувствовал, что нахожусь не в галерее, наполненной стальными объектами, но прохожу по клетке между четырех гигантских чудовищ.
Со временем скульптуры Серры начинают казаться более мирными и не такими угрожающими. Подобно японским садам, «Закрученные спирали» играют с памятью и ожиданиями озадачивающим, удивительным образом. Нас удивляет их бесконечное разнообразие. Если смотреть на скульптуры издалека, они могут показаться громоздкими и инертными. Но они втаскивают нас внутрь, как водовороты, заставляют выделывать всё новые и новые восьмерки вокруг их будто бы непрерывных фасадов. Поняв, что внешняя оболочка каждой скульптуры уникальна и что неожиданно перед вашими глазами появилось отверстие, чем-то схожее с возникающим между двумя скакалками в дабл-датч, вы решаетесь войти.
Внешняя оболочка каждого «Закрученного эллипса» в Dia: Beacon расщеплена только в одном месте узкой, высотой с человека, щелью и заставляет вас зайти и выйти в одном и том же месте. Каждый такой вход смотрит в определенном направлении: запад, юго-восток, юго-запад или восток. У входов стены эллипсов отклоняются в разные стороны, как будто выплескиваясь наружу от самого основания или падая на зрителя. Заходя внутрь, вы как будто мобилизуетесь, стараясь убедиться, что этот карточный домик стабилен, потому что скульптура, вызывая головокружение, уже начинает выводить вас из равновесия и даже заставляет усомниться, что пол ровный.
Глядя на скульптуры снаружи, вы ожидаете, что изнутри они будут полыми. Но, заходя внутрь, вы немедленно понимаете, что скульптуры Серра, составленные из высоких изогнутых коридоров разной ширины, спиралью сходятся к собственному центру. Стены коридоров как будто грозятся вас раздавить, и вас, слегка покачивая, толкает вперед, а затем наружу. Вы чувствуете себя так, словно управляете качающимся на бурных волнах кораблем. Серра привносит во внутреннее пространство своих скульптур заряженную атмосферу, которая временами как будто трансформирует пустоту в объем. Кажется, что вы находитесь внутри кубистской или конструктивистской скульптуры. Иногда пятисантиметровые стальные стены слегка отрываются от пола, как будто поднимаясь и присаживаясь в плие; солнечный свет украдкой заглядывает через стены скульптур сверху и снизу, вливается, как прибой, темнеет силуэтами на высоких красноватых фасадах и разрезает серо-зеленый цементный пол своей острой, яркой белизной.
Продвигаясь между изогнутых стен, кренящихся, расширяющихся и сжимающихся коридоров и открытых пространств, я чувствовал себя словно крот, всё глубже и глубже роющий нору в пустотах скульптуры. Это было похоже на исследование пещер или древних гробниц. Последний раз я чувствовал подобную жажду тайн и приключений внутри произведения искусства, когда двигался сквозь проход, соединяющий погребальные залы Великой пирамиды в Гизе.
Когда я одиноко стоял в «Dia», во внутреннем пространстве одной из скульптур Серры, и разглядывал пару окруженных ореолами пятен под царапинами, напоминающими длинные диагональные отметины от когтей или пиктограммы дождя, я чувствовал себя так, словно видел древние знаки. Я ощущал, что нахожусь не в произведении современного искусства, не в древней гробнице и не на природе, но в каком-то странном соединении того, другого и третьего. И я пережил нечто сродни тому, что испытывал раньше во время долгих послеполуденных прогулок по
