Профессионал. Мальчики из Бразилии. Несколько хороших парней - Этьен Годар

— Я могла бы попробовать…

— Радости моя! В самом деле? У меня есть квартирка в Кенсингтоне, где кровать куда мягче, чем эта.

— Алан, каким бизнесом ты занимаешься?

— Я рассказывал тебе.

— Совершенно не похоже, чтобы ты что-то продавал. У коммивояжеров нет никаких таких «дел». Так чем ты торгуешь, а? Никакой ты не коммивояжер!

— Умница Мег. Ты умеешь хранить тайны?

— Конечно, умею.

— Честно?

— Да. Можешь доверять мне, Алан.

— Ну так вот… я из службы налогового ведомства. Мы получили информацию, что Харрингтон надул нас что-то на тридцать тысяч фунтов за последние десять или двенадцать лет.

— Не могу в это поверить! Он же работает в магистрате!

— Они не лучше всех прочих, и это случается с ними гораздо чаще, чем ты предполагаешь.

— Боже милостивый, он же образец добродетели!

— Может, и так. Для этого, чтобы во всем разобраться, ‘меня и послали сюда. Понимаешь, я поставил под-слушку в его дом, «клопа», и прямо отсюда мог записывать все его разговоры.

— Вот, значит, как вы, зануды, работаете?

— Как обычно в таких делах. У меня в папке есть разрешение. Из больничной палаты еще лучше организовать, чем из его дома. В больнице человек начинает нервничать: он рассказывает жене, где спрятано похищенное, шепчется со своим адвокатом… Но я никак не могу подсунуть к нему эту чертову штуковину. Я мог бы показать предписание вашему шефу, но как бы он не оказался приятелем Харрингтона; стоит ему обронить хоть слово, и нашего Джонни поминай, как звали.

— Ты подонок. Ты старый рыжий подонок!

— Мег! Что ты…

— Ты думаешь, я не понимала, зачем все эти игры? Ты хочешь, чтобы именно я подсунула ему твою штучку как-ее-там. Вот почему мы вроде бы «случайно» встретились. И ты стал пудрить мне мозги… о, Господи, да мне сразу же надо было понять, что тебе надо. Красавчик Гарри влюбился в такую толстую старую корову, как я.

— Мег! Не говори так, любовь моя!

— Убери свои лапы. И не называй меня «любовь моя», благодарю покорно. О, Господи, ну и дура же я была!

— Мег, дорогая, прошу тебя, ложись и…

— Пошел прочь! Я только рада, что он хоть что-то у вас утянул. Ваши подслушки вот уже где у нас сидят! Хо! Это шутка. Напомни мне, когда смеяться.

— Мег! Да, ты права, все правда; я надеялся, что ты поможешь мне и поэтому мы встретились. Но здесь мы оказались не потому. Ты что, думаешь, я настолько предан этому чертовому налоговому департаменту, что лягу в постель с кем-то, кто мне не нравится, чтобы только расколоть такого мелкого жулика как, Харрингтон? И буду этим заниматься сутки напролет? Да он никакого отношения не имеет к нашим чувствам. Я отвечаю за каждое слово, Мег, которое сказал тебе, я вообще предпочитаю крупных женщин, зрелых, в соку и жутко хочу, чтобы ты осталась у меня на Рождество.

— Да не верю я ни одному твоему лживому слову.

— Ох, Мег… да чтоб у меня язык отсох! Встреча с тобой — лучшее, что случилось со мной за последние пятнадцать лет, и я все испортил своей глупостью! Ну, ложись же на спинку, любовь моя! Я ни слова больше не скажу о Харрингтоне. Мне не нужна никакая твоя помощь, лишь бы ты простила меня.

— И не собираюсь, так что можешь не беспокоиться.

— Просто ложись на спинку, любовь моя… о, какая девочка… и дай мне обнимать тебя и целовать твои большие… м-м-м! Ах, Мег, с тобой я познаю небесное наслаждение! М-м-м-м!

— Ах, подонок…

— Знаешь, что я сделаю? Завтра я позвоню своему шефу и скажу, что Харрингтон пошел на поправку и, думаю, что поставлю ему «клопа» только через день-другой. И что я должен буду быть здесь до четверга или пятницы, пока меня не отзовут. М-м-м-м! Ты знаешь, что я просто с ума схожу по медсестрам? Моя мать работала ею, и Мэри, моя жена. М-м-м-м!

— Ах…

— Может, ты меня и не любишь, но твои груди меня обожают.

— Ты в самом деле хочешь увидеть меня на Рождество, подонок?

— Клянусь, любовь моя, да и в любое другое время, что нам выпадет. Может, даже ты сможешь перебраться в Лондон; ты когда-нибудь подумывала об этом? Там всегда можно найти работу для медсестры…

— О, я не могу вот так сняться с места и упорхнут^.

Алан? А ты в самом деле… можешь остаться еще на сутки?

— Я мог бы остаться еще и побольше, если бы мне удалось поставить подслушку; я должен дождаться, когда его отключат от кислорода и он будет разговаривать с посетителями… Но я не позволю тебе, Мег, заниматься этим, как я и говорил.

— Я бы…

— Нет. Я не хочу подвергать риску наши отношения.

— О, черт! Я с самого начала знала, что ты сукин сын, так какая разница? Я хочу помочь правительству, а не тебе.

— Ну… я не могу помешать тебе, если ты хочешь помочь мне сделать свое дело.

— Я всегда считала, что ты только ходишь вокруг да около. Что я должна делать? Я не умею крутить провода.

— Тебе и не придется. Просто поставь к нему в палату эту коробку. Небольшую, как из-под подарков. Она в самом деле таковая, красиво обернута в цветную бумагу. И тебе надо только развернуть ее, и поставить поближе к его кровати — на полочку или ночной столик, словом, чем ближе к его голове, тем лучше — после чего приоткрыть ее.

— И все? Только приоткрыть?

— Дальше все пойдет автоматически.

— Я думала, что эти устройства поменьше.

— Другой тип. Встроено в телефон.

— Но не будет искры? Там же всюду кислород.

— О, нет, этого просто не может быть. Под бумагой там всего лишь микрофон и передатчик. Ты не должна открывать коробку, пока не окажешься рядом с ним; устройство' такое чуткое, что будет записывать все подряд.

— Ты его уже привел в порядок? Завтра я поставлю его. То есть сегодня.

— Хорошая девочка.

— Подумай только — старый Харрингтон мухлевал с налогами! Ну и шуму будет, если он пойдет под суд!

— Ты не должна никому и словом обмолвиться, пока мы не получим доказательства.

— О, нет, буду молчать, как рыба; я все понимаю. Мы должны исходить из того, что он ни в чем не повинен. Просто потрясающе! Знаешь, что я сделаю, открыв коробку, Алан?

— Не могу себе представить.

— Я кое-что шепну туда, о том, чего мне хочется от тебя будущей ночью. В обмен на мою помощь. Ты сможешь это услышать, не так ли?

— Сразу же, как ты откроешь ее. Я буду слушать, затаив дыхание. И ты скажешь все, что у тебя на уме, моя мудрая Мег! О, да, ох, это в самом деле сладко, любовь моя.

Либерман посетил Бордо и Орлеан, а его друг Габриель Пивовар — Фагерсту и Гетеорг. Никого из четырех шестидесятипятилетних гражданских служащих, которые скончались в этих городах, невозможно было представить в роли жертвы нацистов, как и тех четырех, которых уже удалось проверить.

Пришла еще одна парочка вырезок, на этот раз в них упоминалось двадцать шесть человек, на шесть из которых стоило обратить внимание. Таким образом, всего было семнадцать вариантов, из которых восемь — включая и тех трех, что погибли 16 октября — можно было уже исключить. Либерман не сомневался, что Барри чего-то напутал, но, напомнив себе о серьезности ситуации, решил проверить судьбы еще пятерых, из тех, до кого было легче всего добраться. По поводу двух в Дании он направил своих помощников — сборщика налогов по фамилии Гольдшмидт, а Клауса — в Триттау, рядом с Гамбургом. Двух в Англии он решил проверить сам, объединив приятное с полезным, так как ему представлялась возможность навестить в Ридинге дочку Дану и ее семью.

Пятеро принесли те же результаты, что и предыдущие восемь. Разные, но в принципе все было так же. Клаус сообщил, что вдова Шрайбера хотела не только побеседовать с ним.

Пришло еще несколько вырезок, сопровождаемые запиской от Байнона: «Боюсь, что больше не смогу объясняться перед Лондоном. Удалось ли вам что-нибудь выяснить?»

Либерман позвонил ему; Байнона не оказалось на месте.

Но он перезвонил через час.

— Нет, Сидни, — сказал Либерман, — пока все впустую. Из семнадцати предполагаемых вариантов я проверил тринадцать. Никто из них не походил на человека, которого планировали убить нацисты. Но я не жалею, что занимался ими, и мне только жаль, что я доставил вам столько хлопот.

— Ничего страшного. Ваш мальчик еще не объявился?

— Нет. Я получил письмо от его отца. Он уже дважды побывал в Бразилии и дважды в Вашингтоне; он не собирается успокаиваться.

— Жалко его. Дайте мне узнать, если он что-то выяснит.

— Обязательно. И еще раз спасибо вам, Сидни.

Последние несколько вырезок не дали ровным счетом ничего. Чего и следовало ожидать. Либерман обратил внимание на компанию по отправке писем, которая должна была побудить правительство Западной Германии возобновить попытки добиться экстрадикции Вальтера Рауффа, ответственного за уничтожение в газовых камерах девяноста семи тысяч женщин и детей и ныне живущего под своим собственным именем в Пуэнта-Аренас в Чили.