Оборванные нити. Том 3 - Александра Маринина

Ванда полностью поддержала ее.

— Конечно, поезжай, Ольгуша, о чем тут думать-то? Ребеночек — он же маленький, беззащитный, его растить надо, опекать, поддерживать, а Сережка твой здоровенный бугаина, он и без тебя справится, не пропадет. Ты же помнишь, он сам всегда говорит, что помогать надо слабому, потому что сильный сам себе поможет. А Сережка у тебя сильный. И потом, ты, может, еще и с ребеночком сюда вернешься, будете жить втроем, чем плохо? Будете как настоящая семья, сначала этого малыша возьмете, потом своего родите, и будет семья с детками.

— Да у Сергея есть уже семья, и ребенок у него есть, — вздохнула Ольга. — Вторая семья ему не нужна.

— Ну и ладно, и не надо, сама вырастишь, и не хуже других будет. Ты же такая умная, Ольгуша, ты такая ловкая, ты все знаешь и умеешь, из тебя получится превосходная мать, да ты такого ребенка вырастишь — все попадают от зависти. И красивый будет, и здоровый, и образованный, и карьеру сделает, и тебя еще на старости лет будет содержать. И потом, у тебя тоже еще все может сложиться, в Москве-то мужиков в разы больше, чем тут у нас, в Северогорске, там выбор ого-го какой! А если уж здесь у тебя поклонники были, то там-то наверняка все будет в полном порядке.

Ольга умом понимала, что Ванда говорит глупости, но почему-то от этих глупостей ей становилось легче. И решение показалось ей простым и ясным: она уедет отсюда, вернется в Москву и усыновит ребенка умершей сестры.

Они пили кофе с бисквитами и обсуждали, как построить жизнь в Москве с маленьким ребенком, и Ольге было тепло и уютно от этих разговоров, приближавших с каждой секундой, с каждым произнесенным словом исполнение ее мечты. Едва в дверном замке клацнул ключ, Ванда засобиралась уходить.

— У вас тут сейчас сцена будет, — испуганно прошептала она, — боюсь, как бы мне попутно не досталось.

Она торопливо схватила висящую в прихожей легкую ветровку, сунула ноги в туфельки-«балетки» и быстро прошмыгнула мимо вошедшего в прихожую Сергея.

— Оля, ты мне подала совершенно гениальную идею обратиться к сыну Кашириной, — радостно сообщил он прямо с порога. — Ванда, кукла, ты куда убегаешь? Это я тебя так напугал?

— Извини, Сереж, — бросила она, опрометью спускаясь по ступенькам лестницы, — мне пора, я опаздываю!

Сергей только усмехнулся и пожал плечами.

— Чего она убежала-то? Меня боится, что ли? Небось приходила с какой-нибудь новой суперидеей типа создать сайт тех, кто пережил клиническую смерть и готов поделиться впечатлениями. Такой клуб «заглянувших ТУДА». Нет?

Ольга молча стояла в дверном проеме на пороге комнаты и смотрела на него печально и как-то отстраненно. Он еще пытался рассказать ей о встрече с Глебом, но вдруг осекся.

— Оль, ты что? Что-то случилось?

Она помолчала, потом разомкнула губы, и это движение далось ей с огромным трудом. Вот сейчас она скажет ему. Должна сказать. Нельзя не сказать, если решение принято, это будет нечестно. Он начнет рассказывать про свою работу, про рицин, про Глеба и будет думать, что все — как обычно, и завтра будет так же, и послезавтра, и через месяц, и через год. А она уже точно знает, что так не будет. И если она сейчас промолчит, получится, что она Сергея обманула.

— Я уезжаю, Саблин. Сестра умерла сегодня утром, ребенок остался сиротой. Я возвращаюсь в Москву. Усыновлю мальчика и буду его растить.

Он побледнел и замер. Ольга заметила, что у него затряслись руки.

— То есть ты меня бросаешь? — спросил он каким-то чужим голосом.

— Нет, я тебя освобождаю. Теперь ты можешь жить в полном соответствии со своими моральными принципами и не думать о том, что причиняешь этим кому-то боль. Тебе будет легче без меня, ты, по крайней мере, будешь точно знать, что я не лишаюсь возможности воспитать ребенка из-за того, что ты не можешь развестись с Леной.

Он молча кивнул, прошел мимо нее в комнату и с грохотом закрыл за собой дверь. Ольга осталась стоять в прихожей. Она столько лет знала Саблина, что не сомневалась ни минуты: сейчас он, не раздеваясь, ляжет на диван и отвернется к стене. До утра он не произнесет ни слова. А она до утра просидит на кухне за столом, обдумывая свои дальнейшие шаги, составляя планы, уточняя детали, чтобы утром явиться на работу полностью готовой ко всем разговорам и объяснениям с руководством и с коллегами. Заснуть она все равно не сможет.

ГЛАВА 4

Ольга уехала. Саблин даже не предполагал, что может быть так больно. Он похудел, почернел, глаза ввалились, сон пропал окончательно. В Бюро к нему боялись подходить и предпочитали не попадаться на глаза: он был невыносимо резок и груб. Хорошо, что стояла ранняя сухая осень, и Сергей каждый день после работы выезжал на своем байке на бетонку и мчался с такой скоростью, что думать ни о чем было уже невозможно — ветром из головы выдувало все мысли.

Прошла неделя с того дня, как он отвез Ольгу в аэропорт, когда в дверь квартиры вечером позвонили и на пороге возникла Ванда. Пришла без предупреждения и без разрешения, чем страшно разозлила Сергея: его коробила такая манера, в Москве это не принято, и хотя он давно уже жил в Северогорске, все равно помнил столичные правила поведения. Ванда радостно впорхнула в прихожую, нагруженная сумками с продуктами, частью купленными в магазине, частью приготовленными дома.

— Сидишь, наверное, голодный, — уверенно говорила она, снимая плащ и скидывая с ног туфельки. — Давай я тебя покормлю и в квартире уберусь, у тебя тут настоящая конюшня. И рубашки давай постираю.

Сергей растерялся перед подобным натиском и, вместо того, чтобы выпроводить непрошеную гостью, зачем-то пустился в объяснения.

— Да у меня стиральная машина, я сам справляюсь…

— Ну, тогда давай поглажу. И вообще, Сережа, ты на меня можешь рассчитывать.

При этих словах он насторожился. О чем это она?

— Это в каком же смысле? — спросил он, недобро прищурившись.

Ванда, конечно, казалась ему абсолютной дурой, однако смысл вопроса она поняла и расхохоталась.

— Да нет, ты не понял, Сережа, я ни на что не претендую, у меня все в полном порядке, и спонсор есть… нет, даже два, кажется… точно, два, и третий на подходе. Мне от тебя ничего не нужно, тем более Ольгуша моя подруга, которую я люблю и очень уважаю, так что я бы никогда… Но если тебе нужно… Ну, в медицинском смысле… Понимаешь, о чем я?

Он молча кивнул, с интересом ожидая продолжения.

— Так я всегда пожалуйста, даже не сомневайся. Я же понимаю, что тебе может быть нужно, ты же здоровый мужик, нормальный во всех смыслах, а Ольгуша уехала, ну что тебе, с панели девок таскать или на работе крутить? А так я приду и быстренько все сделаю по первому требованию, так что ты имей в виду, ладно? И ни о чем не беспокойся, я здоровая, могу справку принести. И вообще, не думай, что я на твою невинность покушаюсь, ты для меня старый.

— Ой-ой-ой, можно подумать, твои спонсоры моложе меня, — хмыкнул Сергей.

— Да ты что! — Ванда возмущенно округлила глаза. — Конечно, они старше, вопросов нет. Но это же спонсоры! Почувствуйте разницу. Спонсор может быть любого возраста, а мужчина для души все-таки не должен быть старым. Ты же в спонсоры не годишься, у тебя финансовый статус не тот.

— То есть я старый? — уточнил Сергей, не понимая, то ли ему обидно, то ли смешно.

— Ну, для роли мужчины для души — конечно, старый, — уверенно ответила Ванда.

— А как же ты собираешься… ну, то, что ты предлагала?..

— Так это же не для души, это для дела, — обстоятельно, как маленькому ребенку, принялась объяснять она. — Это для твоего здоровья и психологического равновесия. Типа благотворительности.

— А-а-а, — протянул он с улыбкой. — Теперь понял. То есть бесплатно?

— Совершенно, — искренне ответила она, не чуя подвоха. — И вообще, Сережа, ну почему ты все время все усложняешь? Будь проще — и люди к тебе потянутся.

— Я не хочу быть проще. И не хочу, чтобы люди ко мне тянулись. Я — волк-одиночка и прекрасно чувствую себя без всех этих людей.

— Дурак ты.

Его немного отпустило. Все-таки Оля была права, Ванда — как солнышко, вдруг в пасмурный день выглядывающее из-за тяжелых мрачных облаков, несет с собой радость, легкость и улыбку. Сергей позволил ей приготовить ему ужин и съел его не без удовольствия: за неделю «холостой» жизни он даже яичницу себе не приготовил, питался исключительно бутербродами, которые запивал огромным количеством чая. Поэтому нормально приготовленная еда, даже не особенно вкусная, показалась ему деликатесом. После ужина Ванда вымыла посуду и настояла-таки на том, чтобы погладить постиранные в машине саблинские сорочки.

— Сегодня уже поздно, — заявила она, закончив глажку и оглядывая комнату, — с уборкой затеваться не буду. Но живешь ты, Сережка, по-свински, нельзя так. Завтра я работаю с десяти утра до десяти вечера, а послезавтра приду часиков в семь, покормлю тебя и наведу тут чистоту, а то так и завшиветь недолго.