Заповедник "Неандерталь". Снабженец (СИ) - Старицкий Дмитрий

Смелый мужик. Видно, что не храбрится-хорохорится, а действительно нас не боится.

- Зачем? – натурально так, по-доброму улыбнулся я. – Есть более страшные репрессии. К примеру, лишить всю слободу хлебных карточек как представителей бывшего эксплуататорского сословия, царских сатрапов и прислужников. А в газете напечатать, что это всё из-за вас. Как вам такой оборот дела?

- Сурово, - согласился со мной царский псарь. – Ну, что же, пошли собачек смотреть.

Егерская слобода была организована как шляхетский застянок в Черной Руси. С одной стороны от выложенной булыжником главной улицы шли жилые дома царских егерей, с другой хозяйственные службы императорской охоты.

Дома были крепкие рубленые из бревна на каменных фундаментах, обильно изукрашены деревянной резьбой. Выступающий конёк крыши оформлен в виде головы лося с настоящими лосиными рогами на ней. Крыши дранковые, окрашенные зеленой краской. Сами дома – желтые. Красивые.

Но красивость самих домов не отменяла уже нашего знания, что практически все эти дома – коммуналки. На две, а то и четыре семьи. Однако на всех домах гордо блестели начищенный медные таблички – ««Ловчий Его Величества…»», ««Старший стремянной…»», ««Оруженосец Его Величества…»».

Пекарня и лавка Потребительского общества рядом с канцелярией, наверное, в честь нашего приезда, не открывались для посетителей совсем.

Вдоль мостовой, отделяя ее от домов, шла липовая аллея.

Через реку перекинут каменный мост.

К этой реке, а скорее большому ручью, мы и держали путь след за Барановым. Этот ручей насквозь проходил через все собачьи дворы – борзые, сеттеры, гончие, легавые собаки отделялись друг от друга сетчатыми заборами. И содержались все разом на своих дворах. А вот искомые нами меделяны и мордаши содержались отдельно ото всех.

- В этом ручье мы летом собак моем, - заверил нас царский псарь. – А так воду для них отсюда же и берём. Пришли. Вот они красавцы. Справа меделяны, слева мордаши.

- А чё это у тя мордаши такие короткомордые? – с возмущением спросил Сосипатор, глядя поверх забора. – Спортили породу.

- Не спортили, - возразил Баранов. – Меделянами у нас травят медведей и кабанов. Мордаши – быкодавы. Выдвинутая вперед нижняя челюсть дает возможность собаке дышать, не разжимая челюстей, когда нос ее плотно уткнулся в шею дикого быка. Так что все исходит от рабочих качеств.

- Сколько у тебя всех меделянов и мордашей? – спросил я, прерывая спор двух профессионалов, готовый затянуться на недели.

- Не считая щенков, двадцать три собачьи души, - ответил царский корытничий.

- Берем всех, - поставил я точку в диспуте. – На месте сами разберетесь, что надо укорачивать, а что вытягивать.

- Там охота будет? – спросил Баранов. – А то приказали в конце шестнадцатого года готовить шесть десятков особо ценных собак к ссылке в Кустанай на Киргизский конный завод. И обещали хорошую охоту там, чтобы собаки рабочих повадок не теряли. Потом что-то с деньгами не срослось в конторе. Потом и революция пожаловала.

- Будет тебе охота, - хмыкнул Сосипатор. – Всем охотам охота.

- Учти, что у нас всего тридцать шесть вольеров, – напомнил я своему псарю реалии.

- Тогда, может, вы еще пару сворок борзых возьмете? На зайца, там, лису или волка, – подал голос Баранов. – Свору можно в одном вольере держать – они привыкшие к такому.

Сосипатор посмотрел на меня и согласно кивнул.

- Возьмём, - согласился и я. - Выводи.

И повернувшись к Юшко, приказал.

- Ваня, подавай монстру поближе и тащи сбрую.

Баранов вывел из-за забора огромного меделяна – почти метр в холке, но в отличие от датских догов не сухого и длинногачего, а мощного в груди пса на широко расставленных толстых ногах. Густопсового, бурого окраса с белой стрелкой от носа ко лбу. Глаза у собаки карие, очень умные. Псарь посадил его рядом с собой. Ошейника на собаке не было.

Кобель сел очень алертно, как сжатая пружина, готовая моментально выстрелить стокилограммовым сгустком тугих мышц. Чуть показал нам клыки, приподняв слегка левую брылястую губу, но, без команды псаря, никаких действий не предпринимал. Даже не рычал.

- Вот это зверюга, - упавшим голосом пробормотал Ян Колбас и открыл крышку кобуры маузера.

Тут Сосипатор выйдя на два шага вперед, присел на корточки и поманил к себе кобеля.

- Иди ко мне, маленький.

И тут случилось чудо. Огромный пёс враз переменил выражение морды на умильное и, поджав хвост, пополз на полусогнутых лапах к Сосипатору, всем видом выражая добродушие и любовь к этому человеку. А потом и хвостом завилял.

- Ты кто? Собачий бог? – прохрипел пораженный Баранов.

- Что-то вроде того, - пробормотал Сосипатор, лаская собаку, которая готова была его всего облизать. – Годный кобель. Как в работе?

- Один кабана берёт, - откликнулся Баранов.

- Ты у нас еще и герой, - улыбался собаке Сосипатор и протянул левую руку назад, не забывая правой ласкать пса.

В нее Юшко вложил ошейник, который я вывез из своего ««осевого времени»». Великолепный широкий ошейник толстой красной кожи с пирамидками титановых шипов в два ряда и титановым альпинистским карабином, вместо кольца.

Сосипатор посадил собаку и надел на нее ошейник. Судя по виду пса, новое украшение ему понравилось.

««Ошейник! Это же, как портфель для человека»», - припомнилось, как у Булгакова рассуждал Шарик, до того как стал Климом Чугункиным.

Дальше пришла очередь сетчатого намордника и крепкого поводка.

Петлю поводка Сосипатор накинул на штакетину, возле которой посадил кобеля.

- Выводи следующего, - приказал он Баранову.

Тут Баранов упал коленями в грязный желтый снег.

- Господа - товарищи, возьмите меня с собой. Нет мне жизни без моих собачек. Верно вам отслужу, Христом богом клянусь, - и размашисто перекрестился.

- Так далеко тебя увезём, - сказал я. – Дальше Кустаная будет.

- Да хоть куда, хоть на тот свет, только с ними вместе.

- Возьми его, Дмитрий Дмитриевич, - пробасил Сосипатор. – Нам всё равно корытничий нужен, а этот царский псарь и обучен всем премудростям, и собак искренне любит.

Глава 10

Приезжаю в ««Неандерталь»» после очередной поездки ««на тот свет»» за соляром, а там дым коромыслом. Никто не работает, все гуляют и, похоже, навеселе, хотя держал я народ практически в сухом законе. То есть официально никому не наливали, а на самогоноварении еще никто не попался.

- Христос воскресе, барин, - полез ко мне, дыша чесноком, целоваться один из каменщиков.

Понятно. Пасха пришла. Как интересно они тут пасхалии вычисляют? По какому календарю? Помню, что в этом вопросе каждый последующий календарь хуже предыдущего. По Григорианскому календарю вообще, иной раз случается такое, что католическая Пасха выпадает раньше еврейской, чего быть по определению невозможно.

Ну, праздник, так праздник. Негоже его людям портить. Ушел к себе, на ходу христосуясь со встречным людом. В уме прокрутилась старинная кинохроника как царь Николай Второй христосуется с очередью казаков из своего конвоя. И стало дурно. Поспешил домой скрыться от радостной толпы.

На лавочке около запертой двери в мой хозблок сидел попик с простой ничем не окрашенной холщёвой рясе с деревянным наперсным крестом, правда, весьма искусно вырезанном. На коленях он держал тряпочный узелок.

При моём приближении попик встал. Был он среднего роста и довольно молод – лет двадцати пяти – двадцати семи. Русоволос и синеглаз. Волосы заплетены на затылке в длинную косу, а вот бородка реденькая и небольшая. Камилавка на голове тоже холщёвая. Не шикует батюшка.

««Брат Васькин»» - подумал я и не ошибся.

- Христос воскрес, сын мой, - благословил меня священник.

- Воистину воскрес, - ответил я отзывом на христианский пароль и облобызался с родственником. – Какими судьбами к нам…

И замялся, так как не знал, как его обзывать.

- Отец Онуфрий меня кличут, о, муж сестры моей. Я тут к тебе с пасхальными подарками – кулич, яйца крашеные, пасха, немного вина тернового. Чем богат.