Рваные судьбы - Татьяна Николаева

– Рая, Шура, скорей идите сюда, – позвала она, наконец. – Верочка встала на ноги.

Наконец-то Верочка полностью выздоровела. Лиза плакала от счастья. Её переполняла радость, и ей хотелось поделиться ею с кем-нибудь. Она с нетерпением ждала вечером возвращения Матвея. Но он не приехал ночевать. На следующий день в обед его тоже не было. Лиза уже заволновалась.

«Вот упёртый чёрт, – думала она. – На ровном месте истерику устроил, как баба. А мне теперь думай, переживай. Девочки только-только отъелись немного, в себя пришли. А он сгинул. Сволочь!»

К вечеру Лиза уже всерьёз забеспокоилась. Но, слава богу, Матвей вернулся. Он был хмурый, как туча. Со лба меж бровей не сходила глубокая складка. Лиза со вздохом облегчения бросилась к нему навстречу.

– Матвей, ты пришёл. Как хорошо, – сказала она, обнимая его за шею. – У нас такая радость: Верочка на ноги встала! Она здорова. Слышишь?

Лиза смотрела снизу-вверх ему в глаза. Матвей посмотрел на неё, на её счастливое лицо, на её улыбающиеся губы, такие родные и желанные, и вздохнул.

– Очень хорошо, – ответил он и обнял Лизу.

– Садись, ужинать будем. Девчата уже спят. Я тебя накормлю.

– Я не голоден, – сказал Матвей.

Лиза снова подняла на него взгляд. Его суровое лицо было напряжено. Тогда она провела рукой по лбу, как будто разглаживая складки, потом запустила пальцы в его густые волосы и притянула за голову к себе.

– Не сердись, Матвей. Я же с тобой. Я твоя. Что тебе ещё надо? Иди ко мне, – шептала она.

Его обдавало её горячим дыханием. Её губы были так близко. От этой близости у него кругом шла голова. Лиза встала на цыпочки и потянулась. Их губы сомкнулись…

4.

Матвей полностью оттаял. Он понял, что Лизу ничем ни взять, ни сломить. Он плюнул и решил: будь, как будет. Главное, чтобы она была рядом. Поэтому через день он привёз стройматериалов и на выходных начал строительство дома – небольшого, но просторнее и выше, чем эта маленькая низенькая хатёнка, в которой они сейчас жили.

К лету строительство было окончено, и вся семья перебралась в новое жилище. Дом располагался здесь же на участке, а хатёнка теперь служила летней кухней и сараем.

Летом пошли первые урожаи. Всё вокруг оживало. Голод отступал. Выжившие, уцелевшие люди понемногу приходили в себя. Первые фрукты и овощи спасали жизнь оставшимся жителям. И полки в магазинах снова были заполнены продуктами, как раньше. Люди начинали выходить на работу, улицы вновь оживились: снова стали раздаваться со всех сторон разговоры и перекликания соседей, шум и гомон детворы. Ушла мёртвая давящая тишина, царившая кругом почти год, и нарушаемая только стонами и плачем.

Отступал ледяной ужас, сковывавший сердца людей всё это время. Впереди забрезжил свет надежды. Люди снова стали улыбаться, впервые за столько времени.

В семье Лизы Суботиной только чудом все уцелели. Но всеобщее горе и перенесенные страдания, ежедневные мучения и страх оставили глубокий след в душе Лизы, и отразились на её ещё довольно молодом лице. Уголки её губ опустились, и глубокие морщины легли вокруг рта. Еще одна складка прорезала лоб между бровей. Теперь выражение сосредоточенности и напряжения, казалось, не сходило с её лица. Но, главное, это были её глаза. Они потухли и ничего не выражали. В них навсегда остался отпечаток страха, боли и безысходности, как у человека, который смертельно болен и знает о своей болезни. Голубые глаза, в юности горевшие диким огнём, сейчас потускнели и старили Лизу.

Особенно угнетала Лизу вынужденная необходимость жить с ненавистным Матвеем. Хоть она постепенно и смирилась со своим положением, и уже не плакала каждую ночь, как поначалу, а всё равно тяжело ей было побороть свою неприязнь к нему, никак не могла привыкнуть к своему новому мужу.

Матвей понимал всё, и такое положение не делало его счастливым. Совсем не об этом он мечтал, не такого желал. Столько лет он напрасно надеялся, что Лиза полюбит его, и они заживут счастливо. Матвей представлял себе, как будет спешить с работы домой, где его ждёт любящая, нежная и такая горячая жена. А вместо этого рядом с ним была чужая семья, чужая женщина. Всё та же Лиза, но абсолютно чужая: уставшая, надломленная, смирившаяся и потухшая.

Матвей всё чаще стал задерживаться на работе, напивался с приятелями. А в пьяном угаре срывался на Лизу, а иногда и девчатам доставалось. Матвей, когда-то покоривший девочек своими шутками и весельем, теперь раздражался на них по всякому поводу. Девочки тоже быстро остыли к нему и поменяли своё отношение. К тому же, они видели, что их мать не любит Матвея и страдает, живя с ним. Поэтому все трое чувствовали неприязнь к этому человеку. Рая, которой этой осенью исполнялось двенадцать, была уже совсем взрослой и понимала больше своих сестёр – так она откровенно презирала Матвея.

5.

Осень 33-го года была немногим легче прошлой осени. Урожай на огородах собирать было не с чего – весной ничего не было посажено. Лиза так натерпелась за последний год, что теперь экономила каждую копейку. Из тех денег, которые Матвей выделял ей на продукты, Лиза умудрялась тратить только половину, а остальное откладывала на «чёрный день». Матвей часто ругался и был недоволен, когда обнаруживал, что Лиза вместо того, чтобы купить три литра молока, покупала только литр и разбавляла его кипяченой водой; или, когда видел мелкие несвежие овощи, купленные подешевле, вместо нормальных и свежих. Но Лиза пропускала мимо ушей все ругательства Матвея. Она молча сносила упрёки и обиды, а сама делала по-своему.

«Сегодня есть Матвей, – думала она, – а завтра – это неизвестно. Должен быть какой-нибудь запас, хоть на первое время».

6.

Верочка, наконец, пошла в школу. Она совсем поправилась после перенесенной болезни, хотя и была ещё очень худа. Она очень радовалась, что идёт в школу, как и её сестры. Она, значит, тоже уже взрослая. Мама пошила ей новый белый передник, и, несмотря на то, что сама форма не была новой – её уже относили Рая и Шура, всё равно Верочка была счастлива и горда – ведь она теперь тоже школьница. Матвей дал денег, и Лиза купила дочери портфель, новую чернильницу, перо и даже цветные карандаши.

Первого сентября Лиза нарядила всех своих дочек в белые передники, вплела им в косички белые ленты, дала портфели в руки – и отправилась с ними в школу. Верочка впервые шла этим путём, и