Опасное материнство. Семья для сироты - Анна Шварц

— Ладно. Прикройся.

Мы выходим из машины, поднимаемся на мой этаж, и пока я открываю квартиру, Эмир молчит — и слава богу. Когда у него закрыт рот, он кажется даже нормальным человеком.

В моей уютной квартирке стоит духота, потому что перед тем, как уехать, я закрыла все окна, опасаясь сильного дождя. Включив свет в маленькой прихожей, я вешаю пальто Эмира, и произношу:

— Я поставлю чайник и приоткрою окна, чтобы проветрить, а ты пока разувайся и снимай рубашку.

— Ладно. — Эмир ставит пакеты с моей одеждой на тумбочку и окидывает взглядом коридор. — Точь-в-точь та квартира, в которой ты жила во времена школы. Специально выбирала такую?

Надо же. Он помнит ту квартиру, в которой я жила? Я пожимаю плечом в ответ.

— Нет, просто такая попалась. — сняв мокрые кроссовки и запихнув в них сушилки для обуви, я направляюсь на кухню, и по шагам слышу, что Эмир следует за мной. — Честно говоря, планировка мне не нравится, и будь у меня выбор — я бы снимала другую.

— Почему?

— Слишком бестолковая. Еще и кривые углы со стенами. В детстве мне больше всего нравилась квартира твоих родителей. — я чувствую, как улыбка сама по себе появляется на моих губах, стоит мне только вспомнить о школе и тех беззаботных днях. — Она была такой огромной и с высокими потолками, что я завидовала. Кстати... — я оборачиваюсь на него. — После того, как ты ушел из школы, туда быстро заселились другие люди. Ты ее продал, что ли? Разве это возможно?

Я сознательно не упоминаю о смерти его родителей, и использую немного другие слова. В конце концов, вспоминать об этом Эмиру может быть неприятно.

— Я не продавал. Ее у меня отобрали. — произносит Эмир, и внезапно влетает плечом в выступающий нижний угол шкафчика с посудой. И едва слышно выдыхает сквозь сжатые зубы, посмотрев на него. — Нет, я ошибся, квартира твоих родителей была больше.

— Да нет. Просто ты вырос. — я приподнимаю брови. Он что, не осознает, насколько раздался в плечах? В моих воспоминаниях он навсегда остался хоть и высоким, но худым мальчишкой. — Как это — “отобрали квартиру”, Эмир? Разве это можно сделать у... ребенка-сироты?

— В этом мире возможно всё. — коротко отвечает Эмир и берется за пуговицы рубашки. — Где у тебя сушка?

— Она... здесь. В стиральной машине. — я отвожу взгляд, когда расстегивается первая пара пуговиц и показываются мышцы груди. Отвернувшись, я ставлю чайник. Черт, мне ведь будет неудобно. До того момента, пока не высушится его рубашка, Эмир будет ходить полуобнаженным. Я бы хотела предложить ему футболку, но вряд ли мои на него налезут. Поэтому следующие полчаса мне придется лицезреть половину его обнаженного тела и справляться со смущением.

Я чувствую, как Эмир неожиданно подходит ко мне со спины и замираю с протянутой к ручке плиты рукой и вытаращенными глазами.

— У меня еще брюки мокрые, кстати. — слышу я его голос.

От напряжения я чувствую, что еще немного — и по моему виску начнут стекать капельки пота.

— Э-эм... — у меня вырывается нервная усмешка. На что он намекает? Черта с два я позволю ему ходить передо мной в трусах! — Тут уже ничем помочь не могу. Но ты можешь в ванной высушить их феном.

Я, надеюсь, он не успел снять брюки? Хотя, с него станется. Не удивлюсь. С чего я вообще решила, что пригласить его домой — отличная идея? Мы уже остались как-то с ним наедине и ничего хорошего из этого не вышло. Моя чертова доброта! Надо было позволить ему заболеть — это пошло бы ему на пользу. Думаю, больной Эмир должен быть более безобидным и слабым.

— Тц. — цыкает Эмир, и в голосе у него неожиданно появляются более мягкие, больно подозрительные нотки. — Отодвинешься ты или нет, Лия? У тебя тут так тесно. — я в шоке обмираю, потому что он наклоняется, потянувшись через меня к дверце стиралки.

Что за?!..Моя спина и задница тесно сливается с его телом, как два паззлика, и он вынуждает наклониться и меня тоже. Я чувствую спиной кубики его пресса, мышцы груди своим плечом, а рядом со щекой я, скосив глаза, вижу рельеф мышц руки, которая цепляет пальцами дверцу, открывая ее побольше. Но это не самое главное. Самое главное то, что я чувствую своей попой.

— Эмир!!! — вырывается у меня возмущенное, и мои уши пылают.

— Что? — раздается над макушкой. Такой невинный вопрос, словно действительно ничего не происходит!

— Убери свою нижнюю часть тела от меня, извращенец. — издаю я шипение. У меня и впрямь идиотская планировка кухни. Сейчас я это отчетливо понимаю, потому что здесь даже нет места для маневров. Я просто не могу выбраться из-под Эмира, не могу развернуться, и даже если упаду на колени, то не смогу выползти, потому что слева кухонные тумбы и стиралка, справа — плита, а мы торчим в тесном проходике между ними Меня нагло нагнули! — Если ты будешь приставать ко мне — я выпровожу тебя из дома, а рубашку выкину! Поедешь голым.

— Я просто закидываю рубашку в стиральную машину, Лия. О чем ты?

— Это рубашка тебя так завела? Будто бы ты не настолько тесно прижимаешься, чтобы я ничего не почувствовала. Отстранись!

— Да вообще-то я даже не возбужден. — слышу я усмешку, и Эмир, наконец, зашвырнув рубашку куда надо, выпрямляется, и вместе с ним — я, тут же быстро развернувшись и отодвинувшись подальше. Эмир смотрит на меня с иронией в глазах, приподняв бровь. — То, о чем ты говоришь, сейчас в состоянии покоя. Мы вроде бы спали друг с другом. Я плохо помню все, но ты-то должна запомнить, разве нет?

Я закрываю половину лица рукой, лишь бы не видеть это чудовище и справиться с чувствами. Гхм. Вообще-то, в ту ночь я старалась из-за стеснения особо не рассматривать Эмира. Однако... его размеры пугают. И это-то в спокойном виде или он врет? Как у нас вообще получилось...?

Я не успеваю подумать об этом, как мысли прерывает громкий, дверной звонок. Вздрогнув, я убираю руку от лица. Это еще кто?

— Ты кого-то ждешь? — интересуется Эмир, задумчиво покосившись в сторону коридора.

Я? Да кто бы мог в такое время ко мне приехать... А с соседями я особо не общаюсь. В голове внезапно мелькает догадка и я быстро достаю телефон из кармана, а потом смотрю на экран. Там висит одно непрочитанное сообщение.

“Все-таки заедем к тебе сейчас, дочь”. Папа!

— Вот