Чёрный дом - Стивен Кинг

— Лучше поговорите с ней, босс, — говорит Род, но Фред уже бежит по измазанному маслом полу к телефонному аппарату.

Домой он приезжает через десять минут после отъезда из «Гольца». Со стоянки для сотрудников он вылетел пулей, веером, словно подросток, заполучивший автомобиль отца, выбросив гравий из-под задних колес. Его до смерти напугало спокойное изложение событий Энид Первис, ее попытки показать, что она не видит в случившемся ничего тревожного.

Прогуливая Потси, она проходила мимо дома Маршаллов, когда услышала крик Джуди. Не один крик — два. Разумеется, Энид поступила, как и положено соседке: подошла к двери. Постучала, приподняла крышку щели для почты, позвала. Если бы ей не ответили, она бы позвонила в полицию. Даже не стала бы возвращаться домой. Зашла бы в дом Плотски, которые живут напротив Маршаллов, и позвонила бы оттуда. Но…

— Я в порядке, — ответила Джуди, а потом расхохоталась.

Визгливо и пронзительно. Смех встревожил Энид еще больше, чем крики. — Все это сон. Даже Тай — сон.

— Ты не порезалась, дорогая? — спросила Энид через щель для почты. — Ты не упала?

— Плетеной рыбацкой корзины не было, — отозвалась Джуди. — Она мне тоже приснилась. — И тут, после заминки Энид призналась Фреду, Джуди начала плакать. Эти звуки, долетавшие сквозь щель для почты, бередили душу. Даже собака заскулила.

Энид спросила, не может ли она войти и посмотреть, не поранилась ли Джуди.

— Уходи, — прокричала Джуди и вдруг, не прекращая плакать, истерически рассмеялась. — Ты тоже сон. Весь этот мир — сон. — Затем что-то разбилось, кофейная чашка или кувшин для воды, упавшее на пол. А может, брошенное в стену.

— Я не позвонила в полицию, потому что с ней вроде бы все в порядке. — Фред стоял у стены, с трубкой у одного уха, зажимая второе рукой. Грохот ангара, который всегда так ему нравился, просто сводил с ума. — Во всяком случае, физически. Но, Фред… я думаю, тебе лучше съездить домой и посмотреть, как она.

Все недавние странности Джуди вихрем пронеслись в голове. Вместе со словами Пэта Скарды: «Мы слышим, как люди говорят: „Такой-то вдруг свихнулся“, — но это лишь слова. Расстройства психической деятельности, неврозы или психозы, растянуты во времени, и есть признаки, по которым можно судить…»

А разве он не видел эти признаки?

Видел и ничего не предпринимал.

Фред оставляет автомобиль, «форд эксшюрер», на подъездной дорожке и спешит к двери, выкрикивая имя жены. Ответа нет. Даже когда он переступает порог, с такой силой толкнув дверь, что латунная крышка, прикрывавшая щель для почты, жалобно звякает, ему никто не отвечает. Кондиционированный воздух дома слишком холодит кожу, и он понимает, что весь в поту.

— Джуди? Джуд?

По-прежнему нет ответа. Он спешит по холлу на кухню, где обычно находил ее, если возвращался домой днем.

Кухня залита солнечным светом и пуста. Кухонный и разделочные столики чистые, все блестит, две кофейные чашки лежат на сушке, подмигивая солнцу чисто вымытыми боками.

Солнце блестит и на осколках стекла в углу. Фред видит лепесток на одном из осколков и догадывается, что разбилась ваза с подоконника.

— Джуди? — вновь зовет он. Чувствует, как кровь пульсирует на шее и в висках.

Она не отвечает ему, но он слышит, как сверху доносится пение.

— Спи, моя крошка…

Фред узнает песню, но не испытывает облегчения, наоборот, у него все холодеет внутри. Эту песню она пела маленькому Таю. Колыбельная Тая. Она уже много лет ее не пела.

Он возвращается в холл и видит то, что поначалу упустил: репродукция картины Эндрю Уайетта[49] «Мир Кристины» снята с крючка и приставлена к батарее. Обои под картиной содраны до гипсокартона, листами которого обшиты стены. Фред бледный как мел, он знает, почему Джуди это сделала. Это не интуиция и не дедукция. Скорее телепатия, свойственная супругам, много лет живущим вместе.

Наверху Джуди все поет колыбельную.

Фред взлетает по лестнице, выкрикивая ее имя.

В верхнем коридоре разгром. Здесь они устроили галерею своего прошлого: Фред и Джуди около «Мэдисон шуз», блюз-клуба, куда они иногда заходили, если в «Шоколадном контрабасе» не было ничего интересного; Фред и Джуди, танцующие на свадьбе в окружении радостных родственников; Джуди в палате для рожениц, измученная, но улыбающаяся, держащая на руках крошечного, запеленатого Тая; семейная ферма Маршаллов, при взгляде на которую Джуди всегда фыркала; многое другое.

Большинство забранных в рамочки фотографий аккуратно сняты с гвоздей и поставлены у стены. Некоторые, например, фотография фермы, брошены на пол. Осколки стекла разлетелись по всему коридору. Она содрала обои там, где их прикрывали фотографии. А фотографией Джуди и Тая в палате родильного отделения исковыряла даже гипсокартон. На некоторых царапинах запеклись капельки крови.

— Джуди! Джуди!

Дверь комнаты Тайлера открыта. Фред бежит к ней, осколки стекла хрустят под ботинками.

Джуди поет.

— Джуди! Дж…

Он застывает в дверном проеме, лишившись дара речи.

Комната Тая перевернута вверх дном, словно здесь, как в детективном фильме, искали что-то очень важное. Ящики выдвинуты из комода, лежат где попало, их содержимое разбросано. Повсюду летняя одежда: джинсы, футболки, трусы, белые носки. Дверь стенного шкафа распахнута, и большая часть одежды скинута с вешалок; та же телепатия подсказывает, что она срывала рубашки и брюки, чтобы посмотреть, нет ли под ними Тая. Пиджак единственного костюма Тая наброшен на ручку шкафа. Постеры содраны со стен. Марк Макгуайр разорван пополам. Обои она нигде не тронула, кроме одного места. Но уж там постаралась. За прямоугольником, который занимал постер с замком («ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ В ОЛД СОД»), обои полностью содраны. И на гипсокартоне опять следы крови.

Джуди Маршалл сидит на кровати сына, на голом матрасе.

Простыня, одеяло, подушка сброшены в угол. Кровать отодвинута от стены. Голова упала на грудь. Лица не видно, его закрывают волосы, но она в шортах, и он замечает пятна и потеки крови на загорелых бедрах. Руки под коленями, и Фред этому рад.

Пока есть такая возможность, не хочется смотреть, как она поранила себя. Сердце Фреда выскакивает из груди, кровь переполнена адреналином, во рту горечь.

Она вновь начинает петь колыбельную, и к нему возвращается дар речи.

— Нет, Джуди, нет, — Он идет к ней, как по минному полю, стараясь не наступать на разбросанные вещи, а ведь еще вчера, когда заходил к сыну, чтобы поцеловать его перед сном, отметил царящий в комнате образцовый порядок. — Перестань, сладенькая, все хорошо.