Протопоп Аввакум. Жизнь за веру - Кирилл Кожурин

Девятый час всегда поют с вечернею вместе.

Полунощницу говорят единогласно.

Лития на вечерни в праздник николи не поют: но поют тое литию на заутрени.

Начало вечерни Приидите поклонимся, и Благослови, душе моя, Господа, Свете тихий и Сподоби Господи, и Ныне отпущаеши всегда патриарх говорит или иной кто всех болши. — А на заутрени в воскресной день или в праздник начинают заутрению, Приидите поклонимся, таж Услышит тя Господь и прочее по ряду. А как не в праздник, то всегда неизменно говорят в начале Трисвятое по Отче наш и тропари, таж ектения, а дву псалмов не говорят; ексапсалмы говорит сам начальник или патриарх, такоже и Тебе слава подобает и Христе Свете истинный. Обедню, аще и многии с патриархом власти, и попы и диаконы служат, а проскомидии все не действуют того, но токмо проговорят вход. И егда начнут от того времени.

Кутию к церкви приносят заупокой и в олтарь вносят: стоит в олтаре, а иныя в церкви.

Просвиры, которыя в церкви в лишке, дают на трапезу и ядят братья и миряне вместо хлеба.

Овощи, всякия ягоды, и яблоки, и виноград, сиречь гроздие, ядят, не дожидаяся августа 6 числа: но как что поспеет, так и ядят. А виноград, сиречь гроздие, августа в 6-м дне к церкви приносят и молитву над ним говорят, и с того дни и на трапезу станут носить; а в еству кладут виноград новой, не дожидаяся августа 6 числа, но до Троицына дни начнут в еству класть. А яблок не приносят на Спасов день, но гроздие едино, сиречь виноград; а яблоки как поспеют, так и ядят.

Патриарх Цареградский, и Александрийский, и Антиохийский и Иеросалимский в обедни говорят: в первых помяни, Господи, всякое благочестивое епископство.

Митрополиты и архиепископы все в сакосах, но токмо епископы в ризах, служат.

А благословляют все епископы обема рукама.

А шапки святительския не на многих архиепископах и митрополитах, которым от древних благочестивых царей дано; а прочии все митрополиты и епископы без шапок.

Архимандрита в шапке у них ни одново нет.

Греки на вечерни и на заутрени молитвы вечерния и утренния всегда говорят неизменно, аще не служити обедни, во свое время: вечерния на Благослови, душе моя, Господа, а утренния на ексапсалмех. Александрийский, и Антиохийский и Иеросалимский патриарх святейшии, а не пишутся; токмо Цареградский патриарх, а прочии святейшими писатися не смеют от Ца- реградскаго патриарха».

Арсений Суханов добросовестно выполнил свою миссию, решительно отстаивая в спорах с греками старое русское благочестие и собирая подробнейшие сведения о греческих церковных обычаях, однако тем, кто его посылал — царю и его окружению, — нужен был совсем другой результат. Впоследствии, в октябре 1654 года, Арсений Суханов снова будет послан за границу за древними рукописями, которые якобы были необходимы патриарху Никону для «исправления» богослужебных книг. На самом деле книжная «справа» уже шла полным ходом, и новая экспедиция Арсения Суханова понадобилась лишь для того, чтобы создать своего рода «дымовую завесу» вокруг церковной реформы. Эта экспедиция явилась грандиозной мистификацией русского общества и вылилась в мощную «пиар-кампанию», в самом стиле которой чувствуется рука иезуитов.

Благодаря щедрой «милостыне», на которую царь и патриарх не скупились, Арсению Суханову удалось вывезти с Афона и из других мест порядка 447 греческих рукописей и 10 печатных книг, хотя в официальных документах указана общая цифра 498. Наибольшее число (158 рукописей и 5 печатных книг) он нашёл в Иверском монастыре, в Ватопедском монастыре он выбрал 64 рукописи, в лавре Святого Афанасия — 61, в Филофеевом монастыре — 35 рукописей и одно печатное издание, в Дионисиевом монастыре — 30 рукописей, в Дохиаре — 11 рукописей и одну печатную книгу… «Удивительно и странно, — пишет историк Б.Кутузов, — на первый взгляд, в этом деле то, что, имея свободный доступ к богатейшим библиотекам афонских монастырей, не торопясь отбирая рукописи и книги (поездка длилась почти полтора года), А. Суханов привёз в Москву в 1655 году фактически всего 7 рукописей, пригодных для правки собственно богослужебных книг. Да и эти рукописи, как выяснилось уже в наше время, не были востребованы Печатным двором для правки книг».

Из всего множества книг, привезённых Сухановым, лишь одна относительно древняя рукопись — Евхологион XIV века — могла бы быть использована при правке. Всё остальное либо относилось ко времени более позднему, либо вообще не имело никакого отношения к исправлению богослужебных книг (всевозможные книги для домашнего чтения, патерики, сборники догматико-полемических сочинений). Отдельную, достаточно большую группу вообще составляли греческие рукописи светского содержания (порядка пятидесяти): «Труды и дни» Гесиода, «Илиада» и «Одиссея» Гомера, сочинения Аристотеля, Демосфена, Феокрита, Аристофана, трагедии Эсхила, Софокла и Еврипида, «Описание Эллады» Павсания, «География» Страбона, «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, медицинские трактаты Галена, Диоскорида, Орибасия. Возможно, эти книги предназначались для греко-латинской школы, но спрашивается: какое отношение они могли иметь к справе богослужебных книг?

Ещё одной «пиар-кампанией», организованной царём Алексеем Михайловичем и новгородским митрополитом Никоном в преддверии будущей церковной реформы, стало торжественное перенесение мощей митрополита Московского Филиппа из Соловецкого монастыря в Москву в 1652 году. На первый взгляд это было лишь очередное событие в ряду аналогичных перенесений мощей московских первосвятителей. Так, по инициативе Никона в Успенский собор Кремля в начале 1652 года были перенесены из Чудова монастыря мощи патриарха Ермогена и из Старицы мощи патриарха Иова. Оба они пострадали в Смутное время. Однако митрополит Филипп пострадал не от иноземцев, а от «природного» русского государя, он погиб в результате столкновения светской власти с церковной. И на этом делался особый акцент. В своей покаянной грамоте, обращённой к мощам святого Филиппа и составленной по примеру обращения императора Феодосия к мощам святого Иоанна Златоуста, царь Алексей Михайлович просил мученика «еже разрешити согрешения прадеда нашего царя и великого князя Иоанна, нанесенные на тя нерассудно завистью и неудержанием ярости». С одной стороны, принимая на себя грехи своего «прадеда» (который на самом деле никаким ему прадедом не был), Алексей Михайлович лишний раз пытается продемонстрировать законность прав Романовых на царский престол, а с другой — видимым образом принижает царскую власть перед властью духовной. Последнее не могло не импонировать боголюбцам.