Лжец - Стивен Фрай

Мораган неприязненно уставился на него.

– Так. Таинственный человек ниоткуда. Тони об этом знает?

– О боже, а вы считаете, он должен знать?

– Уверена, что нет, – сказала Анджела. – Любой скажет, что вам можно доверять.

Они перешли в гостиную, Эйдриан вытер руки о синий в белую полоску передник, который любил надевать, стряпая.

– Видите ли, мне приходится присматривать за ним, – сказал Мораган. – А человек ваших лет, да еще и без имени, это настораживает.

– Через пару недель мне исполнится восемнадцать.

– И все равно вы еще три года будете несовершеннолетним. А это может угробить его карьеру. В прошлом году такое уже почти случилось.

– Но ведь оно и моей карьере добра не принесет, не правда ли? Так что, думаю, мы вправе доверять друг другу.

– А что вы, собственно, можете потерять?

– Совершенный пустяк – репутацию.

– Правда?

– Да, правда. Вмешалась Анджела:

– Понимаете, нам просто нужна уверенность… я не сомневаюсь, вы поймете, Хьюго, милый… нам нужна уверенность, что вы… не навредите Тони.

– Господи, да зачем я буду ему вредить?

– Ой, бросьте, – фыркнул Мораган. – Вы же знаете, о чем речь.

– Речь о том, что Гай, тридцатипятилетний, богатый, знаменитый и обладающий жизненным опытом, – это бедная доверчивая овечка, которую необходимо защищать, а я, который моложе его в два раза, – демон-совратитель, способный ему навредить? Шантажировать его, полагаю, вы это имели в виду.

– Уверена, Майкл никогда не думал, что…

– Я лучше пойду на кухню давить чеснок. Причиной могли быть чеснок с луком, который Эйдриан резал, мог – гнев, а могло и всего лишь притворство – поскольку случившееся в дальнейшем представлялось в этих обстоятельствах драматически верным, – в чем бы причина ни состояла, но на глаза Эйдриана навернулись слезы. Он смахнул их:

– Простите, Анджела.

– Милый, ну не будьте смешным. Все обойдется. Майкл просто хотел… найдите мне сигарету, ладно?.. Он просто хотел увериться.

С лестницы донеслись шаги Гая.

– Эгей, медвежонок мой сладкий! Папочка вернулся.

Слова эти заставили Эйдриана поморщиться. Анджела погладила его по рукаву.

– Ты ведь любишь его, правда, милый? – прошептала она.

Эйдриан кивнул. Лучше иметь эту жуткую бабу в союзницах.

– Все обойдется, – сказала она и поцеловала его в щеку.

За едой Эйдриан демонстрировал точнейшим образом выверенную привязанность к Гаю. Привязанность не падшего, но обожающего существа; не прилипчивую и собственническую, но радостную и доверчивую. По дороге домой Майкл и Анджела на все лады расхваливали друг другу его стряпню, остроумие и благоразумие.

Гай был очень тронут. Он уткнулся носом в плечо сидящего на софе Эйдриана.

– Ты мой редкостный лисенок, я тебя не заслуживаю. Ты волшебный, чудный, и ты никогда не покинешь меня.

– Никогда?

– Никогда.

– А если я стану волосатым и толстым?

– Не будь глупым ребенком. Пойдем баиньки с Гаинькой.

В вечер перед последним днем съемок Гай попросил Эйдриана доставить письмо в один из домов Баттерси и принести ответ. Зак, человек, которому предназначалось письмо, будет ожидать его, однако Зак – знаменитая голландская поп-звезда, и всеобщее внимание его стесняет, так что пусть Эйдриан не удивляется, если он поведет себя странно.

Эйдриан попытался припомнить хоть одну живущую в Южном Лондоне голландскую поп-звезду, у которой была бы нужда стесняться всеобщего внимания, и не смог, – впрочем, поведение Гая и отсутствие в его тоне обычной сентиментальной ласковости наводили на мысль, что дело это серьезное, поэтому Эйдриан промолчал и наутро с удовольствием тронулся в путь.

Зак был довольно дружелюбен:

– Дружок Тони? Здорово, рад познакомиться. Ты мне что-то принес?

Эйдриан вручил ему конверт.

– Гай… то есть Тони… сказал, что будет ответ.

– Ответ? А как же, непременно будет. Подожди здесь минутку.

Конверт с ответом был запечатан, и Эйдриан, шагая назад по мосту Челси, размышлял, не стоит ли, вернувшись домой, вскрыть его под струей пара и прочитать то, что кроется внутри. В конце концов он решил этого не делать. Гай ему доверял, а побыть для разнообразия честным человеком даже забавно. Он вытащил свою «Антигону» и принялся читать на ходу. Тут присутствовало своего рода притворство – Эйдриану нравилась мысль, что все видят, как он читает по-французски, однако помимо этого ему хотелось сохранить беглость своего французского. Способность объяснять французским туристам дорогу, а то и вступать с ними в переговоры неизменно производила на Дилли сенсацию.

Он дошел до Кингз-роуд, повернул налево. Около «Таверны Короля» происходила какая-то стычка. Компания ацетонщиков сражалась, используя в качестве оружия баллончики с краской. Один из них окатил красной струей Эйдриана, спешившего проскользнуть мимо.

– Ой! – воскликнул тот. – Посмотри, что ты наделал.

– Ой, посмотри, что ты наделал! – заорали они в ответ, подделываясь под выговор Эйдриана. – А ну, ускребывай, жопа!

К мирным переговорам ацетонщики явно расположены не были, и Эйдриан счел за лучшее убраться. Однако те решили бросить свою игру и помчались за ним.

«Вот черт, – думал Эйдриан, выскакивая на Байуотер-стрит. – Зачем я вообще с ними связался? Ты идиот, Эйдриан! Теперь из тебя выбьют двадцать сортов дерьма». Он слышал топот догоняющих его ацетонщиков. И тут… о радость из радостей! Внезапно взвыла сирена приближающейся полицейской машины.

Двое хулиганов ударились в бегство, и один из полицейских помчался за ними. Трех других прижали к стене и обыскали.

– Слава богу! – пыхтя, вымолвил Эйдриан.

– К стене, – сказал ему сержант.

– Простите?

– К стене.

– Но это за мной они гнались.

– Ты что, плохо слышишь?

Эйдриан, принимая требуемую позу, уперся руками в стену и расставил пошире ноги.

– А это что?

– Что именно? – спросил Эйдриан. Он видел только кирпичную стену.

– Вот это, – ответил полицейский, разворачивая Эйдриана к себе и показывая ему конверт.

– А, это письмо. К моему другу. Частное.

– Письмо?

– Ну да, письмо.

Полицейский надорвал конверт и вытащил из него полиэтиленовый пакетик с белым порошком.

– Занятное письмецо.

– Что это? – спросил Эйдриан. Полицейский открыл пакетик, окунул в порошок палец.

– А это, цветочек ты мой, – облизывая палец, ответил он, – по меньшей мере два года. Два года, без проблем.

Стол, два стула, скрипучая дверь, сигаретный дым, окно отсутствует, поблескивающая желтая краска, далекий рокот Кингз-роуд, немигающие карие глаза сержанта-детектива Кантера из группы по борьбе с распространением наркотиков.

– Послушай, ты говоришь, что он не твой. Ты нес его другу. Сам никогда ничем таким не пользовался. Ты даже не знал, что в конверте. И честно, Хьюго, я тебе верю. Однако если ты не назовешь нам имя своего друга, то, с сожалением должен тебе сообщить, окажешься в бадье с горячим дерьмом – и без какого ни на есть спасательного пояса.

– Но я не могу, правда не могу. Это его погубит.

– А в противном случае тебе самому ничего хорошего не светит, так?

Эйдриан сжал руками голову. Кантер был дружелюбен, улыбчив, равнодушен и цепок.

– Понимаешь, я должен подумать о том, какое тебе предъявить обвинение. Из чего я могу выбирать? У нас имеется хранение. Постой-ка… сколько его там? Семь граммов Чарли… ситуация, пожалуй что, щекотливая. Для единоличного использования многовато. Впрочем, это первое твое нарушение, ты еще молод. Думаю, можно рассчитывать на шесть месяцев в ИУ.

– ИУ?

– Исправительное учреждение, Хьюго. Хорошего мало, зато кончится все быстро. Короткая крутая встряска. Имеется также хранение с целью передачи. Тут тебя ждут два года, не сходя с места. Ну и наконец, нам следует подумать о торговле. В этом случае они просто выбросят ключ от твоей камеры.

– Но…

– Вся штука в том, Хьюго, что передо мной проблема, а ты можешь помочь мне справиться с ней. Ты уже сказал, что сам его не принимаешь, стало быть, обвинить тебя в хранении я, собственно говоря, не могу, так? Если сам ты им нос не пудришь, значит, собирался толкнуть его кому-то другому. Так говорит нам здравый смысл.

– Но он же мне не заплатил! Я просто посыльный, я даже не знал, что там.

– М-м, – сержант Кантер заглянул в свои заметки, – у тебя приличная сумма на счету в почтовой конторе, верно? Откуда взялись эти деньги?

– Они мои! Я… я экономил. А с наркотиками я никогда никаких дел не имел, честное слово!

– Да, но я просматриваю мои заметки и вижу в них только одно имя: «Хьюго Хэрни, задержанный за хранение четверти унции боливийской пыли наилучшего качества". Больше у меня никого в списке обвиняемых нет. Один Хьюго Хэрни. А мне совсем не помешало бы имя человека, у которого ты это забрал, и имя твоего друга, не так ли?