Сумеречный клинок - Макс Мах

— А вдруг суд выяснит, что это не снадобья доброй травницы, а зелья черной колдуньи? — мягко поинтересовалась леди де Койнер. — Вы разбираетесь в травах, милорд?

— Нет, — покачал головой Каспар, с гневом глядя на жену. — А вы?

— И я, — признала леди Ольга. — Вот пусть с этим и разбирается большое жюри, как вы считаете? А пока мы отсутствуем, леди Тина и проводники обождут нас в удобных покоях Северной башни.

Предложение было беспроигрышным. Возьмись они сейчас прорываться из замка с оружием в руках, их обвинят во всех смертных грехах и, скорее всего, одолеют силой. А если они останутся в замке, кто поможет Аде в Квебе? Керст? Впрочем, живые способны менять обстоятельства в свою пользу, мертвые — нет.

— Что ж, — после короткого раздумья объявил де Койнер. — Быть по сему.

— Сударыня, — повернулся он к Тине, — не ведаю, простите ли вы меня когда-нибудь, но обстоятельства требуют, чтобы я задержал вас в своем замке до того, как соберется большое жюри. Обещаю, я постараюсь вернуться из Квеба как можно быстрее и, разумеется, доказав свою правоту. — Он со значением посмотрел в глаза Тины. — После этого мы исполним все предписываемые древним правом формальности, и я сам провожу вас до границы княжества Чеан. Вам нечего опасаться, и, естественно, вы моя гостья, а не узница. В пределах замка вы обладаете полной свободой и не будете ни в чем нуждаться. Извините!

— Судари, — теперь он смотрел на ди Крея и Ремта, — мне очень жаль, но полагаю, вы сможете воспользоваться этой паузой в ваших путешествиях для отдыха. Палаты в Северной башне удобны и благоустроены, а в еде и вине вы не будете знать никаких ограничений. Честь имею!

О том, что жизнь устроена не самым справедливым образом, Тина знала давно, и более того, опыт сироты подсказывал остерегаться чувства удачи. Фортуна капризна и непостоянна, а разочарование, сменяющее надежду, — убийственно. Счастливый случай, везение — что это вообще такое? Может ли счастливый жребий выпасть тому, от кого отвернулась судьба, и случайны ли несчастья, достающиеся одному с лихвой и вовсе не знакомые другому? Кто-то рождается с серебряной ложкой во рту, но зато другой растет в нищете и убожестве. Конечно, все в жизни относительно, и ее собственная судьба наверняка покажется кому-то удачной, а жизнь — благополучной. Ей не пришлось, как Теа и Дите, пройти через семь кругов ада нищеты и насилия, но что с того! Каждого в конечном счете интересует то, как живет он и возможна ли для него перемена участи. До недавнего времени, вопреки очевидности, Тина надеялась, что счастье возможно. Однако события последних дней наводили на неприятные мысли. Получалось, что каждый раз, когда Тине казалось, что судьба ее переменилась к лучшему, Рок обрушивал на нее новые испытания.

«Теперь они убьют Аду, и ее смерть будет на моей совести!» При этой мысли гнев охватил ее с новой силой и был настолько силен, что у Тины даже пот на висках выступил.

— Тварь! — сказала она вслух и встала с деревянного топчана, на котором сидела. — Подлая тварь!

С губ сорвалось облачко пара — в подземелье было довольно холодно, но зато — как подсказывало недремлющее чувство оптимизма — у Тины все-таки имелись свеча и топчан, а еще ее не морили голодом. Часа три или четыре назад стражник принес ей краюху хлеба и кувшин с водой, а следовательно, убивать ее никто пока не собирался, и оставалась надежда дожить до возвращения лорда Койнера. Однако то, что она и оба проводника — ди Крей и Сюртук — на неизвестное время застряли в замке, означало почти неминуемый смертный приговор для дамы Адель. Положение ее как с юридической, так и с практической точки зрения представлялось аховым. Что бы она ни натворила — если, разумеется, действительно натворила — тридцать два года назад, тень понесенного наказания, а изгнание для знатной дамы лишь немногим уступает смертному приговору, тянулась за Адой словно черный шлейф. Новые обвинения из уст леди де Койнер и ее родственников и клевретов могут перевесить в глазах членов совета лордов любые доводы, на какие окажется способен Сандер Керст. О, разумеется, частный поверенный на редкость смелый и порядочный человек. И да! Похоже, благородная кровь не водица, даже если речь идет о бастарде. Но что он сможет сделать один в чужом городе? И ведь он не просто «чужак в чужой земле». Квеб одно из Старых графств, а в них все не так, как везде…

Где-то далеко, в лабиринте мрачных подземелий, раздалось приглушенное лязганье металла о металл — «Засов?» — и сразу вслед за тем Тина услышала приближающиеся шаги. Людей было двое, и это настораживало. Плошку с похлебкой или еще одну краюху старого черствого хлеба мог принести и один надзиратель.

«Впрочем, для того, чтобы убить безоружную девушку, двое не нужны тоже…»

Однако если речь шла о насилии, то сделать это вдвоем гораздо проще, чем в одиночку. Все-таки Тина была довольно крупной девушкой и до последнего времени носила на бедре тесак. Это могло стать причиной совершенно напрасных — вынуждена была с горечью признать Тина — опасений на ее счет.

«Мерзавцы!»

Ожидать следовало худшего. В конце концов, в тот момент, когда лорд де Койнер с супругой покинули замок, ничто не предвещало столь драматического развития событий, но жизнь и в самом деле богата на неожиданности! Не прошло и нескольких часов, как обстоятельства изменились самым решительным образом: в замке произошло нечто вроде дворцового переворота, и невозможное стало вдруг вполне реальным. Исчезли из виду те несколько человек, что заправляли делами в присутствии лорда Каспара, и на авансцене появились совсем другие лица, жестокие и жесткие, с глазами, полными ненависти и презрения. Раз, и вместо свободы «в пределах замковой стены» и обещанной ей теплой светелки в северной башне Тина оказалась в этой подземной камере — холодном и душном каменном мешке. Виктор и Ремт, надо полагать, тоже были ввергнуты в узилище, но где они находятся — и находятся ли вообще, — Тина не знала.

Шаги приближались.

«Что ж…» — оставалось лишь попробовать доказать, что опасения их не были напрасны.

«И между прочим…»

Разумеется, перед тем, как препроводить ее в подземелье, Тину обыскали с той бесцеремонностью, на которую способны наглые мужланы, почувствовавшие вдруг свою власть. Тину облапали сверху донизу, отобрали ножи и личные вещи, но все-таки не раздели, да и «досматривали» убого, то есть поверхностно. Оно и понятно, не опытные тюремщики, не надзиратели со стажем, не дамы-наставницы из сиротского приюта, да и от Тины эти скоты никаких особых сюрпризов не ожидали. А зря. У нее и после их «обыска» осталось несколько вещиц, припрятанных в швах и прочих укромных местах одежды. Переодеваясь после бани, Тина привычно запрятала в отложные — с двумя костяными пуговицами — обшлага рукавов кафтана лезвие бритвы, шильце и алмаз, подаренный Глиф. А еще в толстых швах проймы рукавов нашлось место для нескольких кристалликов «синей соли». «Сольца» была редким и опасным зельем. Один кристалл — бодрость, два — буря, три — красивая смерть. Так говорили в Подкове и Деревянном городке, так помнила — только неизвестно от кого — и сама Тина. И «соль» она приготовила сама по рецепту, твердо вбитому в голову, только где и когда? Но сейчас Тине было не до рефлексий. Прислушиваясь к приближающимся шагам, она достала кристаллики, что сделать было отнюдь не просто, и один бросила на язык сразу, а два других зажала в ладони левой руки, в правой она прятала теперь тонкое и острое лезвие короткой бритвы.