Мой позывной «Вестница» - Геннадий Вениаминович Кумохин

счет продвижения в Сибирь и на Дальний Восток. В отличие от Запада, в России только еще намечалось религиозное противостояние. Раскол не мог не возникнуть в том многолетнем горячечном противостоянии религиозно-патриотических чувств русского народа в борьбе с польскими захватчиками в период кризиса отечественной верховной власти. И борьба с польскими ставленниками была одновременно борьбой за православную веру против католичества. А с другой было все более усиливающееся стремление правящих верхов соответствовать нормам, требованиям и, как теперь говорят, менталитету крепнущей Западной цивилизации.

Вновь открывшиеся обстоятельства давали мне полное право несколько под другим углом взглянуть на «чистосердечные» заметки приезжих гастролеров о России.

Для европейца Россия была интересна, прежде всего, как источник ресурсов, а не как страна с большой самобытной культурой. Теоретическое обоснование такой точке зрения было дано уже в следующем веке в виде «норманнской теории» возникновения Руси. Но в XVII веке до этого было еще далеко, что не мешало, впрочем, даже самым внимательным путешественникам видеть именно то, что они хотели.

Адам Олеарий, путешественник и преподаватель Лейпцигского университета, в своем знаменитом произведении «Описание путешествия в Московию» давал прямо-таки гротескное описание нравов и быта элиты русского общества XVII века.

Нам настойчиво вдалбливалось мнение о беспробудной «лапотности» и лени русского человека. Но при этом даже не упоминалось, что русские служивые люди еще при Иване Грозном не только добрались до Тихого океана, но и, переправившись через него, осваивают Америку. Возможно, Адам не был знаком с дворянином Прокофием Соковниным, либо с воеводой Афанасием Пашковым, хоть того и ругал нещадно протопоп Аввакум.

Мол, типичная поза молодой боярыни опущенные глаза и руки. Смотреть мужчине в глаза — неприлично. Основным занятием женщин были различные рукоделия. Они только и делали, что слушали рассказы и сказки мамушек и нянюшек и много молились.

Но разве могла вырасти из подобной барышни будущая боярыня Морозова, которую сам царь Алексей Михайлович еще как побаивался?

«Благожелательные" рассказы иноземцев с охотой подхватывались последующими отечественными историками, причем источником вместо реальных обычаев зачастую служили наставления из Домостроя.

Особенно старательно муссировалась тема религиозности. И здесь вместо глубокого понимания ее основ, сосредотачивались на внешних проявлениях, не забывая, как водится, приврать.

После того, как я немного разобралась с иноземными путешественниками, мне захотелось внимательнее присмотреться к личности самого царя, второго в династии Романовых. Ведь именно он ответственен перед историей за религиозный раскол в нашей стране.

Когда в 1645 году царь Алексей Михайлович взошел на престол, ему еще не было и шестнадцати лет от роду. Поэтому совсем не удивительно, что он попал под влияние близко стоявших к нему людей. В первую очередь это был пожилой и умудренный опытом дядька царя боярин Морозов, который воспитывал наследника с пяти лет.

Алексея обучали достаточно однобоко, поэтому после восхождения на престол, у него появилась масса проблем, которые он не готов был решать. По этой причине Романов еще больше сближается с боярином Морозовым.

Романов слыл добродушным, мягким и тихим правителем, соблюдающим церковные обряды. Три раза в неделю он не пил и не ел. Бытовало мнение, что именно из-за особенностей своего характера и набожности его и прозвали «тишайшим».

Но тут я заметила одну закономерность. Умиление характером царя вслед за иностранными гостями испытывали и некоторые наши исследователи еще со времен «царя батюшки». Однако при более пристальном взгляде на его характер и время его правления оказывается, что не такой уж он был «тишайший», а очень даже крутехонький. И рукоприкладством — то он занимался, и обругать мог даже близкого родственника. А бунты, случавшиеся во время его правления, он подавлял без всякой жалости, со свойственной тому времени жестокостью.

Так что наши предки эпитет «тишайший» воспринимали, скорее, как официальный государев титул, имевший отношение к сану, а не к характеру царя.

С детства у Алексея Михайловича его наставником Борисом Морозовым воспитывалась любовь ко всему западному. Все началось с познавательных картинок, отпечатанных в Германии, на которых, разумеется в «лютеранском духе», были изображены разные явления и предметы. Расширяя кругозор наследника престола, воспитатель заказывал одежду у портных в Немецкой слободе и в английском торговом доме.

Не случайно, что уже будучи взрослым, Алексей Михайлович стал первым русским царем, который регулярно читал европейские СМИ, которые с 1659 года стали регулярно доставляться в Россию специально организованной почтовой линией. Причем читал не только сам, но и зачитывал вслух боярам некоторые статьи, специально переведенные для него в Посольском Приказе. Кстати, высшая знать, по всей видимости, не только разделяла почтительное отношение царя ко всему иностранному, но и всячески его поддерживала. Поэтому, когда грянула «никоновщина», количество ее противников среди высших кругов можно было перечесть по пальцам.

А теперь о набожности царя Алексея Михайловича.

Вместе с патриархом Иосифом он занимался строительством храмов и монастырей. При царе сложился, так называемый, «кружок ревнителей благочестия» или, как тогда его еще называли, «боголюбцев».

«Ревнители благочестия» регулярно собирались в государевых покоях, вели беседы. Считали, что все беды от грехов человеческих, а значит, надо укреплять веру. Тогда устроятся все дела и внешние, и внутренние.

Однако вопрос был в том, как именно добиваться укрепления веры. На этом кружок и раскололся. Вонифатьев, Ртищев и Никон поддерживали киевских и греческих учёных и священников. Мол, на Руси накопились «искажения» и «ошибки», их нужно исправлять. Перенимать лучшие достижения в богословской науке, образовании. Другое крыло кружка относилось к «западникам» настороженно, подозревало «ересь» и советовало оградить русскую церковь от их влияния. А опору, по их убеждению, следовало искать в русской старой вере.

К началу 1650-х годов, на фоне укрепления русской государственности и царского абсолютизма, вопрос о наведении нормативного порядка в русском православии стал безотлагательным. Элиты разделились: одни выступали за реформирование на основе отеческих преданий и постановлений Стоглавого собора 1551 года, другие, включая царя Алексея Михайловича, настаивали на преобразованиях по новым греческим нормам.

У современного человека необходимость редактирования текстов не вызывает сомнения. Сейчас невозможно представить, что исправление в книгах может привести к противостоянию в обществе. Между тем, в русском средневековом сознании взгляд на редактирование или, как называли источники того времени, «книжную справу», был принципиально иным. Споры о книжной справе стали причиной одной из самых значимых и имевших долговременные последствия катастроф в русской культуре — расколу Русской церкви.

Причина этого — в отношении к тексту и языку: книга не несла информации, она позволяла земному человеку соприкоснуться с миром небесным. Как и икона, она создавала возможность постичь божественное откровение. Поэтому все, что было связано с книгой,