Суженая императора (СИ) - Гэлбрэйт Серина

– Если найдутся желающие задать вам неудобные вопросы, – продолжает Блейк, – то избегайте любых подробностей и заверяйте, что вы ведать не ведали, кто перед вами.

– Я и не ведала, – напоминаю. – Может, если бы не ваша добрая подсказка, и вовсе не узнала бы.

– Всегда готов помочь другу и своему сюзерену, – парирует фрайн Рейни без тени смущения.

История обретения первенца сплетается с обретением истинной суженой и постепенно приближается к завершению днём сегодняшним. Ошибка, допущенная при первом выборе, объясняется тем, что на тот момент истинная суженая по очевидным причинам отличалась от обычных указанных жребием дев и оттого, вероятно, не была сочтена одной из кандидаток. Стефан заканчивает речь, оборачивается к Мирелле и Шеритта мягко подталкивает девочку к отцу. Мирелла делает осторожный шаг к папе, тот берёт её за руку, во всеуслышание признаёт её своею дочерью и называет нынешнее её полное имя и титул. Теперь моя девочка не юная арайнэ Мирелла, теперь она Её императорское высочество Мирелла, признанная дочь императора со всеми полагающимися ей почестями, привилегиями и обязанностями. Затем следует благословение императора и его дочери старшим жрецом храма и небольшая молитва, после которой церемония заканчивается.

Блейк поднимается одним из первых и знаком велит нам с Илзе поспешить за ним. Мы покидаем залу вместе с другими араннами, пересекаем площадь перед храмом, изрядно запруженную народом, желающим увидеть императора и его внезапно обретённую дочь. В толпе мне суют в руку клочок бумаги, и я сжимаю пальцы, удерживая его в кулаке, но не оглядываюсь, не ищу того, кто передал послание. Разворачиваю бумажку только в экипаже, когда карета трогается, увозя нас прочь от храма. На мятом жёлтом клочке кривыми угловатыми буквами написан адрес. Столичный адрес.

Глава 17

Во дворце мне передают, что моей аудиенции ожидает молодой фрайн Стефан Понси. Он прибыл в столицу этим утром, на родовой барке, вызванный самим государем по срочной надобности. Истинная причина вызова и подробности ему неизвестны, и он полагает, что позвали его в связи с публичным признанием Миреллы. Однако в число фрайнов, присутствовавших в храме на церемонии, молодой человек не вошёл, и он вынужден половину дня маяться в общих залах дворца, среди просителей рангом пониже. Ему уже сообщили, что его желает видеть суженая Его императорского величества, и я с лёгкостью представляю, как фрайн Понси теряется в догадках, строит предположения одно удивительнее другого. На оглашение присутствовал отец молодого человека, сам Стефан, как и говорил император, после поспешной женитьбы редко появлялся в столице, а во дворце и пред очами государя – ещё реже, точно опасаясь лишний раз напоминать о трагедии, произошедшей не без его участия. Словно опозоренная фрайнэ, Стефан старается не покидать без нужды Нардию, не высовывать нос за пределы родового поместья и не показываться на глаза тем, кому известно о его отношениях с супругой императора. День за днём он терпит свою нелюбимую жену, избранную его отцом, мирится с негласной ссылкой да молит Благодатных, чтобы однажды память о случившемся затерялась навеки в отдаляющемся прошлом.

Я наскоро переодеваюсь и принимаю фрайна Понси в зале аудиенций в своих покоях. Со мною только Илзе – Шеритта всё ещё с Миреллой, в её новой детской, а Брендетту я не хочу посвящать в подробности этой беседы. Впрочем, Стефан давно не был при дворе и Илзе для него одна из моих дам, такая же благородная фрайнэ, как и любая другая. Он низко мне кланяется, будто я уже венчанная императрица, выражает подобающее случаю почтение, сыплет заученными любезностями, улыбается очаровательной самоуверенной улыбкой молодого человека, знающего, что дамам он по нраву. Роста он среднего, светловолосый и синеглазый, с падающими на лоб непослушными золотистыми прядями. Он не столь красив, как я ожидала, но привлекателен и обаятелен, и я понимаю Кассиану. Ей ведь было не больше, чем мне в год встречи с императором, а в этом возрасте хочется влюбляться не меньше, чем в восемнадцать или даже двадцать.

С улыбкой выслушиваю речи Стефана и, когда он наконец умолкает, без лишних преамбул перехожу к сути дела. Вижу, как меняется выражение его лица по мере моих слов, как весёлый кавалер и любимец дам превращается в настороженного замкнутого человека, скрывающего опасные тайны. Отвечать он не торопится, присматривается ко мне в попытке понять, как много мне известно и что именно я хочу услышать от него.

Приходится одновременно и настаивать, и успокаивать, заверяя, что мне нет дела до его любовной связи с чужой женой, пусть бы и самого императора, что меня волнует только последнее его свидание с Кассианой – если, разумеется, той ночью девушка всё же встречалась с ним, – и участие в том Марлы. Стефан мнётся, озирается и, понизив голос, рассказывает.

Стефан и Кассиана впервые увидели друг друга на приёме в доме одного из высоких нардийских фрайнов. Чувства их оказались взаимны и пылки, но испрашивать родительского благословения молодые люди не спешили. Быть может, семья Кассианы не стала бы противиться этому союзу, однако старшей ветви Понси фрайнэ её положения была ни к чему. Поэтому свои отношения влюблённые предпочитали держать втайне ото всех, кроме Марлы, верной служанки Кассианы. Стефан клялся девушке в вечной любви и преданности и обещал испросить-таки разрешения у отца… когда найдёт правильные слова и веские причины, способные убедить старшего фрайна Понси в целесообразности этого брака. Благодатные ведают, нашёл бы он их взаправду или обещания так и остались бы пустым шёпотом листвы на ветру. Случился второй выбор жребием, Кассиану назвали девой запада и увезли в столицу. Едва услышав заветное имя, Элиасы мгновенно вспомнили о дальних бедных родичах, и вскоре Кассиана уже не могла и шагу ступить без их соизволения. Стефан прилетел за Кассианой во дворец и наблюдал в бессильной ярости, как его любимую сначала выставляют перед императором и всем двором, словно товар на рынке, а затем вынуждают идти под венец с другим мужчиной. После венчания Элиасы, убедившись, что дельце сделано и назад не повернёшь, поуспокоились, остудили пыл и уже не следили за девушкой с прежним рвением, не диктовали ей, куда идти и что говорить. Первое время влюблённые довольствовались взглядами украдкой, в храме, на трапезах и праздничных вечерах да иногда вставали в пару во время танцев. Стефан и сам не мог вспомнить, когда они начали обмениваться посланиями, письменными и символическими, в виде цветов, книг с отмеченными заранее строками и прочих предметов, имевших особое значение лишь для них двоих. Несмотря на все предосторожности, тайна недолго оставалась таковой. Отец отправил Стефана в Нардию, строго-настрого запретив покидать родной край и наказав вести тихий, благочестивый образ жизни. Однако волю отца Стефан нарушил и при первой же возможности вернулся в столицу. С помощью Марлы и личного слуги Стефана пара продолжила встречаться тайно, под покровом тьмы, на набережной или в гостевом доме, расположенном недалеко от дворца. Только вот в ночь, после которой Кассиана слегла, они не виделись. И о дальнейшей судьбе Марлы Стефан не ведал. Он пытался разыскать служанку в надежде узнать о последних днях возлюбленной, но в доме семьи Кассианы удалось выяснить лишь, что Марла не вернулась ни туда, где служила прежде, ни в одно из окрестных поселений.

Комкая в руках берет, Стефан истово клянётся именами Четырёх, что больше ничего не знает, дурного не мыслил и не желал, чтобы всё закончилось так, как закончилось. Он всецело предан Его императорскому величеству и осознаёт непростительность своего проступка, но готов искупить грехи юности, принять любое наказание. Я отпускаю фрайна Понси, пока он в стремлении вернуть милость государя не наговорил лишнего, и молодой человек, поклонившись, пятится от меня к двери. Выпрямляется, неловким движением натягивает берет и уже собирается удалиться восвояси, когда створки распахиваются и в залу входит фрайн Рейни. Стефан вздрагивает, шарахается от Блейка, словно тот демон во плоти, и выскакивает вон. Блейк провожает молодого человека презрительным взглядом и идёт к креслу, где я сижу. Кресло это скорее похоже на трон, чем на обычный предмет мебели, водружено на небольшое возвышение подле окна и разве что не увенчано балдахином с императорским гербом.