Апокалипсис в мировой истории. Календарь майя и судьба России - Игорь Шумейко

Вагнер: «Я был до такой степени охвачен впечатлениями пережитого, похожими на бред, что при новой встрече с Листом едва мог проявить хоть некоторый интерес к предстоящей в Веймаре постановке «Тангейзера»».

Да-да, Франц Лист, потратил много лет своей жизни, помогая другу, «пробивая» его оперы, отчасти компенсируя то время и силы, украденные у Вагнера революционерами. И именно с «Тангейзером» тема кражи имеет продолжение малоизвестное, но просто уникальное по своей поучительности. Послушайте Увертюру к этой гениальной опере, или «Хор Пилигримов» — и вы не сможете не узнать мотивы нескольких лучших песен эпохи революции 1917 года и Гражданской войны. Мне кажется, что советский полузапрет Вагнера связан еще и с той кражей — пардон — «реквизицией» мелодий: в случае трансляции первоисточника, некоторая часть революционного искусства сразу потеряла бы половину своей эмоциональной убедительности.

Здесь хочется отойти от заявленного парадоксального жанра: малое — увиденное великим. Расстаться с нигилистом-болтуном и напомнить о «российском позитиве» в жизни гениального композитора. Наша страна дала ему самого может восторженного и вместе с тем тонко понимающего ценителя — музыкального критика Александра Серова. Его энергии Вагнер обязан приглашением в 1863 году в Петербург и Москву. Огромный успех вагнеровских концертов принес и такой существенный результат, как 7000 рублей — похоже самый значительный разовый доход (до перехода под персональную опеку баварского короля). По-своему гениальна и нижеследующая микро-опера пресловутого Третьего отделения. На два голоса: Донос тайного агента и Резолюция управляющего. 1-й: «Вагнер хотя и принимал участие в беспорядках в Германии, но ныне, кажется, остепенился». 2-й: «Несмотря на то, иметь тщательное за ним наблюдение». Каково? Так и видишь этих агентов, слушающих — по заданию! — в зале Дворянского собрания (ныне Большой зал филармонии) Лоэнгрина! Правильно — остепенился! Еще более правильно — мимоходный ярлык «к великим событиям»: беспорядки в Германии. Именно — беспорядки, временное отсутствие порядка. Бакунин на диванах и баррикадах искал «силу, способную разрушить», ан вот же она, всегда рядом — госпожа Энтропия!

Один из концертов пришелся на годовщину освобождения крестьян (19 февраля) и потому был закончен исполнением официального гимна. Публика, восторгавшаяся «Валькирией», приняла «Боже царя храни», продирижированное Вагнером холодно. «При первых нотах повернулись и ушли. Это все были молодые люди с бородами», — доносил агент.

Россия дала миру и «лучшего Лоэнгрина». Исполнение этой партии Леонидом Собиновым стало событием в музыкальной истории. Выдающийся немецкий дирижер Артур Никиш вспоминает: «Какое небесное видение, небесный голос! Скольких Лоэнгринов я пересмотрел на своем веку, но никогда не переживал такого глубоко поэтического, захватывающего момента. Я дирижировал и чувствовал невольные слезы, катящиеся по моей щеке». Немецкие теноры после 1908 года отказались от прежних трактовок образа в пользу собиновской.

Хотя и в этой счастливой истории можно отыскать фантастический завиток судьбы, вновь бросающей Вагнериану в лапы революционеров — уже XX века. Новое издание Бакунина, ставшее писать и говорить — в рифму, и названное лучшим и талантливейшим революционным поэтом Маяковским— опубликовало в числе прочего такие строки, просто-таки науськивающие ЧК на Леонида Собинова: «…ваше Слово — слюнявит Собинов… Эх, мы бы поговорили иначе, с этим Леонидом Лоэнгринычем!.. А ваши кто родители? Чем вы занимались до 17 года?»

Финальное сопоставление

Подобно тому, как, например проклятия деньгам (власти денег) — выглядят более убедительными в устах человека, когда-либо хоть какие-либо деньги имевшего, так и проклятие власти, любому порядку, организации, структуре, убедительнее прозвучит (точнее, имеет право прозвучать) только от человека чего-то когда-то организовывавшего! Рихард Вагнер дал нам счастливый и уникальный случай подсмотреть за Бакуниным-организатором. Дал случай и подсмотреть за хаосом вообще.

Полезное зрелище для нас, зубривших мировую историю от одной революции до другой: от «революции 1848 года»(«бакунинской») — до «Парижской коммуны», потом до «революции 1905 года», и далее до…

Для нас, изучавших, эти прорехина полотне истории, словно некие узоры, небывалой красоты, нам, на кого… огромное влияние оказали идеи Бакунина— (согласно всем советским энциклопедиям).

А сам композитор Вагнер, носивший такую же долю революции, хаоса в груди, явил пример счастливого ее преодоления, и кроме своих гениально организованныхопер, еще и организовалоперный театр нового типа, включая физическое строительство специального новаторского здания театра в Байрейте. Организовалтам уникальные, единственные в истории музыки Байрейтские фестивали. Плохой финансист, он все же организовалдля финансирования Байрейта — Акционерное общество, пайщиками которого были студенты, рабочие, а также… турецкий султан (!), бразильский император, египетский хеддив. На роль Байрейта — столицы вагнеровских фестивалей — претендовали еще Вена, Лондон, Чикаго!

Петр Чайковский о Вагнере: «Никто не может отрицать великости выполненной им задачи и силы духа, подвигнувшей привести в исполнение один из громаднейших художественных планов, когда-либо зарождавшихся в голове человека».

Причем Рихард Вагнер преодолел Бакунина, революцию без каких-то мелодраматических «сцен расставания», отречений, отрясания праха.

Такая получается «историческая подсветка» для Бакунина и революционеров. Свидетельствующая о том, что позыв к разрушению сидит не только в части человечества, но и в части человека. И что значительно большая часть людей, чем непосредственно «ушедших в революцию», сумели трансформировать этот апокалиптический импульс в творчество, дело.

Эксперты и духовидцы

«Предсказание судьбы СССР» (1931) князя Владимира Михайловича Голицына

Князь Владимир Михайлович Голицын — самый успешный градоначальник за всю историю Москвы. Московский губернатор, а затем трижды московский голова (выборная должность, аналогичная нынешнему мэру), буквально «втащивший Москву в XX век.

Я многие годы писал о представителях этого необычайно талантливого рода. В 2002 году правнук московского градоначальника Михаил Владимирович Голицын, профессор МГУ, академик и один из крупнейших современных геологов, автор энциклопедии «Угли России» — передал мне это «Предсказание…» своего прадеда. Впервые я опубликовал его в журнале «Моя Москва» в 2003 году, затем в «Литературной газете». В череде откликов и перепечаток запомнился журнал «Новая Неделя»: запуская свой пилотный номер, они предварили эту статью лихим анонсом на титульной странице: «Лужков— хороший мэр. Но были и лучше!».

Труды и дни князя Голицына

Был такой знаменитый образчик неудачного прогноза, выданного в середине XIX века: «Через восемьдесят лет улицы всех мировых столиц: Лондона, Парижа, Петербурга, Вены, Москвы, — будут покрыты слоем лошадиного навоза толщиною в полметра». Точно прогнозируя рост населения, промышленности, транспортных перевозок, вычислялось количество лошадей и прочее… Москва, в отличие, например, от тщательно спланированного Петербурга, была наиболее сложным полигоном для промышленной революции рубежа XIX–XX веков. Но без той реформы города в современном понятии просто бы не было. Как нынешняя Москва без метро и трех транспортных колец стала бы, разве что, городом-музеем, бетонными Кижами…

В новую эру город входил под многолетним руководством князя Владимира Михайловича Голицына — губернатора, затем московского городского головы. Крайне редко дореволюционная Москва давала звания почетного гражданина города, это был совершенно особый статут ходатайств, резолюций и затем — Высочайшего утверждения. Владимир Михайлович Голицын был одним из двенадцати почетных граждан Москвы.

Родился он в 1847 году в Париже. Высокое положение родителей доставило юному Владимиру знакомство со многими знаменитыми людьми. Из гостей семьи он запомнил митрополита Филарета, Николая I, Бисмарка и Вильгельма I. Сиживал на коленях у вдовы Пушкина Натальи Николаевны, когда она угощала его мороженым и конфетами. Учителем русского у него был Шевырев. Семьдесят лет спустя эти детские впечатления и феноменальная память доставят ему неожиданный и единственный заработок. После революции, по заказу Бонч-Бруевича он получал из государственных архивов старинные фотографии и расписывал: кто есть кто.