Песок - Хауи Хью

Положив сверток на столик у окна, поближе к свету, Роза развязала полотенце и начала сортировать лохмотья. Желудок ее сжался при виде крови на штанах девочки и ее дайверском костюме. Резиноподобный материал костюма был странным на ощупь, не похожим ни на какую ткань, которую когда-либо видела Роза, — вроде странного акцента девочки, чьи слова звучали понятно, но не вполне правильно. Все в этой девочке казалось одновременно чуждым и знакомым.

Осторожно, чтобы не уколоться о порванные куски проволоки, она рассортировала обрывки дайверского костюма. Он был уже ни на что не годен, но она нашла на животе карман, без которого не обходился ни один дайвер. Роза поднесла большой лоскут к свету и провела пальцами по сделанным ее мужем швам. Рядом виднелся аккуратный след ее ножниц, оставленный, когда она срезала материю с девочки. Дрожащими пальцами, почти ни на что не надеясь, Роза нащупала внутри сложенный листок бумаги.

Она вытащила письмо и трясущимися руками развернула его, затаив дыхание.

При виде почерка мужа слова расплылись перед ее глазами.

Роза!

Надеюсь, до тебя дойдет это письмо. Я не вправе о чем-либо тебя просить, но верю, что о посланнице позаботятся. Здесь ее ждали лишь страдания и смерть. У меня мало времени, и потому я посылаю ее и эти слова к богам. Молюсь, что пишу их не напрасно.

Только тебе известно все то плохое, что я совершил. И самым худшим стало бегство от моих собственных ошибок. Есть причина, по которой никто отсюда не возвращается. Нам не позволяют. Не ищи меня.

Беги от этих барабанов, Роза. Они перемалывают здешнюю землю, превращая ее в ничто. Они забирают нашу воду с неба. Горы превращаются в реки. С ними бесполезно говорить, даже тем, кто выучил их язык. Мы — саламандра, живущая в норе под песком. Они — сапог, который мимоходом погребает нас. Они просто идут вперед и вперед, не замечая, как топчут нас ногами.

Они знают про вас. Они знают про Спрингстон и Лоу-Пэб. Им рассказали об этом другие до меня, умоляя, чтобы их отпустили, умоляя о помощи, о воде, о любых маленьких чудесах, которые мы мельком видели в их городах и в их жизни. Но помощь никогда не придет. Наши голоса никогда не услышат. У них хватает и меньших проблем.

Послушай меня, прошу тебя. Это война, в которой невозможно победить. Нет смысла даже сражаться. Не говори молодым, с чем мы столкнулись. Ты помнишь, каким я был. Расскажи только старым и мудрым, с ожогами и шрамами, что всего здешнего нужно бояться. Расскажи боссам. Объясни им, что эти люди — не зло, которое мы могли бы понять и с которым могли бы сразиться. Объясни им, что этим людям все равно и их не изменить, что намного хуже. Никакой стук в их дверь не будет услышан. Никакие наши дела или слова не будут громче взрывов, которые крадут наш дождь. Мы — саламандра, они — сапог. Тебе придется объяснить боссам так, чтобы они поняли.

Уходите на запад, если можете. Забудьте страшные истории про то, что лежит в тех краях. Забудьте про горы. Сокрушите их вершины, если придется, но уходите. Забирайте детей и всех, кто прислушается к голосу разума.

Тех, кто не внемлет разуму, оставьте гнить. Оставьте их со мной там, где нам место.

Твой

Роза провела пальцами по имени мужа, ощущая оставленный его пером изящный след. Это написал тот, кого она считала умершим. Она долго сидела с письмом в руках, тупо глядя на слова, пока девочка лежала рядом в постели, бормоча что-то во сне.

Роза помнила иные времена и иную жизнь. Она снова перечитала письмо, слыша голос читающего это мужа, вспоминая его запах, его прикосновения, его бороду, щекочущую ее шею, те времена, когда рядом с ней лежал мужчина и ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось, а не завершилось как можно скорее. Любовь, за которую она отдала бы все на свете.

Она не знала, как долго просидела так, в этом слабом луче света, проникающем сквозь запорошенное песком стекло. О стены шуршал песок, который волнами нагонял ветер. Воспоминания о былом принесли с собой не только голос Фаррена, но и грохот барабанов, который она привыкла слышать с большой стены, похожий на неритмичное биение сердца.

Пустая банка из-под воды на столе вздрогнула, а затем треснула, вернув Розу к реальности. Барабаны никуда не делись. Она продолжала их слышать — тупой грохот срабатывающих в глубине бомб, который невозможно было ни с чем спутать. Взрывов было слишком много — она потеряла им счет. Склонившись над столом, Роза ударила кулаком по окну, сбивая с него корку[16]. За дверью послышался шум, топот быстро поднимающихся по лестнице и спешащих по балкону ботинок. Вскоре их заглушил нарастающий громоподобный рокот за окном, становившийся все громче. Шум слышался уже повсюду. Дверь в ее комнату распахнулась. Повернувшись, Роза увидела Коннера, за спиной которого стоял Роб. Оба мальчика тяжело дышали, широко раскрытыми глазами глядя то на кровать, то на окно.

— Мама?

Звук оглушал, врезаясь в уши. Она взглянула сквозь стекло в сторону Спрингстона. Письмо дрожало в ее руках. Банка на столе покачнулась.

— Нет, — пробормотала она, наконец поняв, что происходит. Комната содрогнулась. «Медовая нора» зашаталась. Девочка внезапно проснулась и закричала, и Роза крикнула мальчикам, чтобы те набрали в грудь воздуха и падали на пол, а затем метнулась от окна к девочке.

А потом в окно ворвался песок, похоронив их всех.

43. Большая стена

Вик и Палмер провели ночь в оазисе. Палмеру требовалось время, чтобы набраться сил перед очередным днем пути, а Вик не слишком хотелось лавировать среди дюн ночью. Они тронулись с места с первыми лучами солнца, когда подул ветер. Вик дважды останавливалась, чтобы проверить, как дела у брата, и заставить его выпить воды. Пока она управляла сарфером, он ехал в багажнике под маленьким хлопающим навесом, его голова болталась из стороны в сторону, когда он засыпал.

Они прибыли в Спрингстон чуть позже полудня — солнце только что поднялось над мачтой, когда Вик взяла курс прямо на юг по компасу. Приспустив главный парус, она повела сарфер вдоль хребта дюн к северной стороне города, а затем, свернув кливер, замедлила ход и остановилась. Алюминиевый корпус застонал ржавыми заклепками, когда уменьшилось давление на мачту и смолк хруст песка под полозьями. Сжав зубы, Вик начала шарить в рюкзаке со снаряжением Марко, неприятно напомнившем о том, что Марко больше нет. Она всегда считала, что может потерять его во время дайвинга или взрыва очередной мстительной бомбы, какого-нибудь бессмысленного насилия, попытки сместить одного босса и заменить его точно таким же другим. Она старалась не думать о том, как все произошло.

Или о щелчке осечки в стволе, нацеленном в ее собственный череп. Найдя в рюкзаке бинокль, она накинула ремень на шею. «Сегодня. Сосредоточься на том, что сейчас».

— Почему мы остановились? — спросил Палмер.

Он лежал в багажнике сарфера, опираясь головой о рюкзак Вик. Из-за навеса, который Вик соорудила для защиты от солнца, ему было трудно понять, где они.

— Мы остановились, чтобы я могла взглянуть, что происходит в городе. В последний раз, когда я тут была, кто-то пытался меня убить, и все ищут тебя. Нам нужна еда, и мне хотелось бы сообщить друзьям, чтобы они остерегались Брока и его людей. Надеюсь, мне удастся и то и другое на рынке на окраине города. Если окажется слишком рискованно, придется поспешить в Лоу-Пэб.

— Вряд ли я выдержу еще одну дюну в этом багажнике, Вик, — простонал Палмер.

Она отсоединила свой костюм от зарядника, питавшегося от ветрогенератора, и, стоя на палубе катамарана, бросила осторожный взгляд на гик, убеждаясь, что ветер не швырнет его в ее сторону.