Мне отмщение - Ксения Медведевич

   Дядя отсутствующе покивал и медленно, как во сне, принял повод. Кобыла кокетливо развернула сухую длинную голову и покосилась огромным, как яблоко, глазом.

   И вдруг Убай бросил чумбур, вскинул руки и прочел, плача и захлебываясь от радости:

   Бег ее подобен ветру, чье благое дуновенье   Схоже с ветром ибн Дауда, величайшего провидца!   Всех коней она прекрасней, ибо мудрый понимает:   "Лучше года ночь свершенья, по которой год томится"! 13

   Все забили в ладоши и закричали от восторга, Антара тоже покивал: хорошая импровизация.

   Меж тем Убай порывисто снял с себя золотую цепь и, несмотря на попытки Дахмы укусить его в руку, надел украшение кобыле на шею. Вокруг запели, женщины возбужденно закричали, кружась и оглашая окрестности вибрирующими воплями.

   - А где Абла? - пытаясь перекричать общий гомон, проорал Антара на ухо Убаю.

   Тот отмахнулся, потом плюнул и махнул унизанной перстнями-печатками рукой кому-то за спиной юноши: приведи, мол! И снова воздел ладони, громко декламируя восторженный бейт. Дахма закидывала голову, но на поводе уже висели по двое с каждой стороны, и деваться ей было некуда - приходилось слушать стихи Убая.

   Антару пихнули в спину:

   - Вот она!

   Юноша развернулся с глухо стукающим, замирающим в полете сердцем.

   Дюжий зиндж вытолкнул вперед кого-то тоненького и замотанного в покрывало. Из-под черной ткани на Антару косил большой насурьмленный глаз. На мгновение отведя толстый платок, Абла прошипела:

   - Проси, чтобы отец нас отпустил! Прямо сейчас!

   - А как же свадьба?..

   - Проси, говорю! Иначе ночью убьют, чтоб забрать кобылу без платы!

   - Чего?

   - Отец тебя убьет и заберет и кобылу, и выкуп от того купца! Купец вечером в кочевье приехать должен! На завтра свадьба назначена! Проси, говорю, а то ночью под камнями зароют! Ты что, думаешь, отец в первый раз меня сватает?!..

   Антара охнул, икнул и решился:

   - Дядя! Отдайте мне вашу дочь в жены! - пришлось снова орать в волосатое ухо Убая.

   Тот прервал декламацию и, хмурясь, приобернулся:

   - Чего?..

   - Можно я Аблу заберу? Не нужна мне свадьба, дядя, мне жена нужна - и все!

   И толстяк взорвался:

   - Да забирай ее, только не трогай меня, вай, что делаешь! Забирай! Забирай! Забирай девку, вай, что мне девка, тут такая красавица!

   И Убай замахал руками, да так, что печатки на волосатых пальцах принялись летать прямо перед носом Антары, и юноша не стал искушать удачу, схватил Аблу за рукав и затолкался из толпы прочь.

   Ко времени, как солнце вскарабкалось в зенит, они успели довольно далеко отъехать. Молодые мчали на сведенном от ближайшего шатра оседланном верблюде, рабыни тряслись на двух других - этих, пользуясь суматохой вокруг кобылы, умыкнули от палатки заезжего торговца, причем вместе с вьюками. Кстати, интересно, что там во вьюках, может, повезло, и там, к примеру, ковры!..

   Итак, время подошло к полудню, и беглецы - хотя почему беглецы? все ж законно.. ну, кроме верблюдов... - спешились. Рабыни хихикали и подмигивали. Антара завел возлюбленную в песчаный распадок, постелил плащ - и повалил Аблу наземь.

   Она смеялась и шуточно отбивалась, пока он неловко, потея, шебуршался и заворачивал на ней платья:

   - Ты слишком нетерпелив! Разве Али не говорил, что между мужчиной и женщиной должен быть посредник!

   И, хихикая, пихала его отягощенной кольцами ладошкой в лоб:

   - Хадис, о ибн Авад! Посредник - это ласки!

   Нащупав у Аблы сладостное, Антара задохнулся от счастья - там выступало многое, очень многое. Не все обрезали, как она и обещала! А девушка нетерпеливо вздыхала и постанывала:

   - Ну же, храбрец! Ты видишь, меня готовили для могучего воина!

   На ласки его, по правде говоря, не хватило. Антара набросился и вонзил сразу - а Абла фырчала, мурчала, закидывала голову, а он кусал ей губы и размазывал пятерней пот по ее груди, по соскам, по обтянутой монистами шее. И так он трудился долго, заставляя ее стонать и вскрикивать, и поддавать бедрами, подобно кобылице на скачках.

   В сладкой последней судороге Абла кричала долго и громко - словно умирала.

   А когда последний отзвук пробужденного ее воплем эха стих, они посмотрели друг другу в глаза - мокрые, измученные - и расхохотались.

   - Прям как в хадисе! - смеялась Абла, крутя головой и звеня сережками. - Передают, что Сабиха, завершая, кричала так, что от шатра разбегались верблюды!

   Счастливо положив ей голову на плечо, опустошенный, излившийся счастьем и семенем Антара сомкнул веки. Она задрыгалась, с хихиканьем скидывая его с себя, и спросила:

   - А как тебе удалось? Как ты кобылу угнал?

   - Сумеречник помог, - перекатываясь на спину, зевая и неудержимо проваливаясь в дремоту, пробормотал Антара.

   - А где он? - не унималась Абла. - Что, прямо настоящий сумеречник?

   - Ага, - сонно проговорил юноша. - Где он? Да в Мариб, небось, уже скачет... Всех раскидал и сбежал из становища... Там и встретимся, точно говорю... в Марибе... отпразднуем...

   - Ну, раз сбежал, хорошо... - донесся до него нежный голос возлюбленной.

   И Антара погрузился в блаженный, истомный, самый счастливый в своей жизни сон.

4 Честное слово 

   Солнце мучительно медленно переваливало через зенит. Удушливый ветер из пустыни полоскал занавесы шатров, просеивал сквозь щели и складки мелкую песчаную взвесь. Огненный шарик в небесах заплывал желтым туманом - Руб-эль-Хали дышала во всю мощь своих раскаленных легких.

   Незаметный, как смерть на морозе, песок набивался в ноздри, в волосы, оседал на ресницах - тогда приходилось глупо моргать, чихать и сплевывать.

   Сплевывать получалось натекающей кровью - слюны к утру второго дня не осталось. Второй день переваливал за середину - это судя по солнцу. Жарило, душило, слепило опухшие от ссадин глаза.

   Бедуины высовывались, лениво выбредали из шатров, потягивались после дневного сна. Женщина, паруся черными полами, побрела к колодцу. Пустой мех безвольно волокся, высокая фигура таяла в песчаном мареве.

   К Тарегу не подходили. Не оглядывались. Не показывали пальцами. Не обращали внимания - никакого. Словно его здесь и не было. Впрочем, мутайр уже сказали ему все, что хотели - вчерашним утром. Ну и ночью, по дороге в кочевье.

   Ночью ему объяснили многое, сломав два ребра и рассадив скулу - это палкой наотмашь по тому, что бедуинам виделось как орущее содержимое вьюка. Прибыв в становище и вытряхнув содержимое, мутайр собрались, похоже, всем племенем. Били долго - и злобно, вымещая бессильную ярость. Впрочем, к счастью, бедуины не носили сапог с металлическими набойками - босой пяткой и подошвой сандалии можно дать поддых, но нельзя раздробить суставы. Поскольку били толпой, и немалой, и наваливались неумело, в ход не пошли палки - не размахнешься. Знали бы, как бить, переломали не только ребра. Повезло и в том, что Тарег быстро потерял сознание, а отливать его водой мутайр не стали - вот еще, на что воду тратить.