Вспомнить всё (сборник) - Филип Дик

Да полноте, точно ли Эггертон паракинетик?

В темном зеркале за стойкой ее отражение вдруг задрожало и обвелось полутенями, подобно выступающему из облака тьмы суккубу – а почему бы и нет, надо всей ниплановой системой лежала плотная непрозрачная пелена тумана… Подобное отражение более приличествовало молодой женщине-паракинетику: под глазами темные круги, влажные ресницы, мокрые перепутанные волосы, спадающие на худенькие плечи, слишком тонкие, слишком заостренные пальцы. Но то был мираж, зеркальное отражение – женщин-паракинетиков не существовало. Во всяком случае, о них пока никто еще не слышал.

Муж подошел незаметно, со спины, и разом как-то оказался рядом: бросил пальто на высокий стул, потом сел.

– Ну как все прошло? – с сочувствием спросил он.

Дорис подскочила от неожиданности:

– Ты напугал меня!

Харви закурил и подозвал бармена:

– Бурбон и воду, пожалуйста. – А потом с мягкой улыбкой повернулся к жене: – Да ладно, не переживай так. Вокруг еще много мутантов, есть кого ловить. – И он бросил ей распечатки из вечерних новостных машин. – Ты, наверное, уже в курсе, но ваш офис в Сан-Франциско уже четверых засек. У каждого уникальный талант. Один милый гражданин любил подстегнуть метаболизм у ближних, к которым по какой-то причине не испытывал любви.

Дорис покивала с отсутствующим видом:

– Да, в Агентстве на них рассылали ориентировки. Еще один ходил сквозь стены, причем сквозь полы не падал. А третий камни оживлял.

– Эггертон сбежал?

– С дикой скоростью – не ожидала я от такого здоровяка молниеносных реакций. С другой стороны, возможно, мы имеем дело не с человеком. – И она покрутила в пальцах высокий холодный стакан. – Агентство озвучит предписание явиться в двадцать четыре часа. Я уже позвонила ему домой… что ж, у его домашнего персонала будет хорошая фора.

– Пусть будет. Они же, в конце концов, на него работают. Так пусть получат право впиться в добычу первыми.

Харви изо всех сил пытался развеселить жену, но та оставалась такой же мрачной.

Тогда он спросил:

– Ну если он такой здоровенный, то куда ему прятаться?

Дорис пожала плечами. С теми, кто скрывался от Агентства, трудностей не возникало: они выдавали себя сами – уж слишком их поведение отличалось от обычного. Совсем другое дело – паракинетики, которые не подозревали о том, что обладают врожденными способностями. Они прекрасно вписывались в социум, пока какой-нибудь случай не обнаруживал их особенностей. Таких называли бессознательными паракинетиками, и именно из-за них и возникли Агентство, которое укомплектовывали женщинами-Невосприимчивыми, а также система выборочных проверок. Дорис подумала: а не могло ли случиться так, что человек – вовсе не паракинетик – вдруг решал, что он мутант? Мысль странная, но почему бы и нет? В конце концов, невротический страх оказаться чужим, не вписаться – сколько ему тысяч лет? Да он заложен в человеческую природу! Человек может быть просто оригиналом, чудиком – но при этом вполне нормальным! И Эггертон – несмотря на влияние в промышленных кругах и размеры состояния – вполне мог оказаться обычным человеком, страдающим от мучительной фобии типа «а вдруг я психопат-паракинетик»? Такое случалось… а вот настоящие паракинетики продолжали преспокойно сосуществовать с людьми, не ведая, насколько они чужеродны для человеческого общества…

– Нам нужен тест – безошибочный, – сказала Дорис вслух. – Для самодиагностики. Чтобы человек мог знать наверняка, кто он.

– А разве у тебя его нет? Ты разве не знаешь наверняка, кто есть кто, когда они тебе в ходе проверки попадаются?

– Не когда, а если попадаются. Один из десяти тысяч. Слишком мало их обнаруживается… – И она резко оттолкнула коктейль и поднялась на ноги. – Ладно, поехали домой. Я есть хочу и устала, как собака. Поужинаем – и спать.

Харви взял пальто и расплатился.

– Извини, дорогая, но нас пригласили на ужин. Знакомый в Институте Торговли – Джей Ричардс, ты его должна помнить. Мы же как-то обедали вместе. И он нас пригласил – хочет что-то отметить.

– Что отметить? – сердито спросила Дорис. – Что тут отмечать-то?

– Он говорит – секрет, – ответил Харви, широко отворяя дверь и пропуская ее вперед. – Сюрприз, говорит. Увидите, мол, после ужина. Так что давай, не сердись – а вдруг оно того стоит?

Эггертон не полетел домой – во всяком случае, сразу. Он долго, бесцельно и на высокой скорости кружил над первым кольцом жилых кварталов вокруг Нью-Йорка. Сначала его переполнял страх. Потом – ярость. Первая мысль была – домой, в особняк, который стоит на принадлежащей ему земле. А если там его поджидают другие Агенты? Нет, туда нельзя. А пока он так кружил и не мог ни на что решиться, нашейный микрофон проговорил сообщение о звонке из Агентства.

Повезло ему. Девушка передала уведомление роботу, а машина не заинтересована в награде за выдачу преступника.

Он приземлился на одной из крыш-площадок в индустриальном районе Питтсбурга. Никто его не видел – снова повезло. Эггертона трясло, когда он входил в лифт. Потом он все-таки нажал кнопку и поехал вниз. С ним в кабину набились клерк с пустым, ничего не выражающим взглядом, две пожилые женщины, серьезный молодой человек и миловидная дочка какого-то мелкого чиновника. На первый взгляд безобидные люди, но Эггертон не обольщался надеждой: минуют двадцать четыре часа, и все они бросятся за ним в погоню. И их не в чем винить: десять миллионов долларов на дороге не валяются.

Теоретически у него оставался один день на раздумья и на то, чтобы сдаться. Но вести о последнем предупреждении расходятся быстро, так что большинство из его высокопоставленных друзей уже в курсе, сомневаться не приходится. Он обратится за помощью к старому другу: его радушно примут, накормят и напоят, выдадут кучу припасов и координаты охотничьего домика где-нибудь на Ганимеде – а через двадцать четыре часа пристрелят, как собаку.

Конечно, он мог укрыться где-нибудь на захолустной фабрике – в его синдикате такие были. Но их же все осмотрят, одну за другой. В холдинге масса компаний, в том числе подставных, – но Агентство и их проверит, было бы желание. И тут его осенило: а ведь ему зададут показательную трепку – чтобы все прониклись. Вся ниплановая система, которой Агентство вертит, как хочет. И это его взбесило окончательно. Эти женщины-Невосприимчивые с самого раннего детства будоражили его воображение и пробуждали какие-то полуосознанные комплексы. Самая мысль о матриархате представлялась ему отвратительной. И вот теперь они пытаются его, Эггертона, устранить – а ведь он ключевая фигура в промобъединении. Только сейчас до него дошло: а что если его номер для выборочной проверки выбрали совсем не случайно?