Счастливых бандитов не бывает - Данил Корецкий

— Садись за компьютер, открывай федеральную базу данных по без вести пропавшим — и сверяй с нашими параметрами! Рост, вес, одежда и, главное, башмаки! Башмаки у нас очень приметные! Все совпадения в отдельную папку, папку — мне на стол! Действуй!

Через несколько минут Комаров постучался в его кабинет.

— Что, уже? — удивился Лис.

— Да нет, — замялся капитан. — Я открыл базу… Там около двухсот тысяч фамилий, товарищ подполковник. Это если я только по одной минуте буду тратить на каждого, мне понадобится сорок рабочих дней…

— Да ты что? — удивился Лис. — Сам подсчитал?

— Так точно. На калькуляторе. Но минута на карточку — это нереально, товарищ подполковник, — добавил он тут же. — Две как минимум. И это уже больше двух месяцев…

— А если четыре минуты — то больше четырех! — догадался Лис.

Комаров развел руками: сами видите…

— Вот что, капитан! — объявил Лис. — Раз ты такой умный да грамотный, значит, не все еще потеряно! Во-первых, нас интересует не весь массив пропавших, а только те, что пропали за последние три года. Подключи компьютерщиков из отдела высоких технологий, может, у них программка какая имеется, чтобы отобрать, скажем, всех, кто подходит по росту и весу… Даю тебе неделю. Неделя, Комаров! Без учета выходных и праздничных дней! Ясно? Включай свой калькулятор.

— Ясно, — без энтузиазма ответил капитан и вышел.

А Лис позвонил в Центральный райотдел.

— Завтра с утра организуйте рейд на корабельное кладбище! — приказал он начальнику районного уголовного розыска. — Опера, участковые, внештатники… Прочесать территорию, бомжей и прочую публику доставить на «Максима Горького», там у нас будет штаб!

Наверное, это бессмысленное занятие. Слишком много воды утекло, слишком много ржавчины облетело с бортов «Максима Горького». Слишком много всякого люда прошло через его разбомбленные каюты…

Здесь жили, да. В первую очередь, конечно, крысы. Их тут за последние годы успело смениться не одно поколение. Они должны помнить дни «Большого Мяса» и последовавший за этим «Великий Мор». Но крысы ничего не расскажут. Другое дело — люди. Только где их найдешь сейчас? Но деваться некуда: искать надо. Несколько лет назад «Крысиный король» тоже обитал где-то здесь. Или, как вариант — пришел на встречу, которая оказалась для него роковой. Так или иначе, отравили его именно на лайнере. Специально тащить сюда труп никто не стал бы — глупо, хлопотно и опасно. Проще сбросить в реку или закопать.

Лис осмотрелся. Открытая солнцу и всем ветрам верхняя палуба покрыта скользким перегнившим мусором. В шахматном порядке торчат скрученные винтом и перерезанные сваркой ржавые стойки. Здесь не спрячешься. Сейчас от острого металла пышет жаром, зимой тут ледяной ветер и собачий холод.

Он увидел на берегу опера и участкового, которые тащили к сходням некую личность в длинной, не по росту, грязнорыжей куртке ремонтника. Личность упиралась, милиционеры молча помогали ей поджопниками и подзатыльниками. Завидев Лиса, опер крикнул:

— Вот, нашли какого-то! На буксире электромотор курочил. Остальные разбежались…

Лис кивнул.

— Ладно, ведите его в ресторан!

Милиционеры рассмеялись.

В бывшем помещении ресторана стоят два старых кресла с лопнувшей обивкой, лежит прогоревший матрац. На полу — пустые бутылки, пакетики из-под чипсов. Бомжи. Или речпортовская пацанва…

Громыхнула дверь, в помещение с ускорением, размахивая руками, влетел бомж в рыжей куртке. Следом вошли опер с участковым.

— Здесь их много обитает, Филипп Михайлович, целая колония, — сдвигая фуражку на затылок, сказал участковый. — Разбежались, попрятались, как только машины увидели. Надо было по-тихому, пешочком…

— Вот и нагрянешь сюда как-нибудь пешочком, — сказал Лис.

Посмотрел на задержанного. У него были впалые небритые щеки, острые, испачканные копотью скулы и большие, бессмысленные глаза. В перекрученные брюки вместо ремня вдет тонкий стальной тросик, завязанный на животе.

— Давно здесь прописался?

— Чего прописался? Мимо проходил воще… — недружелюбно пробубнил бомж. В верхней челюсти справа у него не было двух зубов.

— А вид у тебя бывалый. И пахнет, как от бывалого.

— Чего пахнет? Я в баню шел…

— Правильно. В баню мы первым делом тебя и отправим. Там минеральные ванны, лечебные нары и другие процедуры.

Лис повернулся к оперу.

— Документы при нем были, Дроздов?

— Какие документы! — тот махнул рукой.

— Значит, будем мылить и драить тебя до выяснения личности, — объяснил Лис бомжу. — Пока не дойдем до самой сути…

— Чего мылить-то?

Задержанный ожесточенно почесал голову.

— Я и так скажу. Халилов Федор, 58-го года рождения. Живу на Тимирязевской, 2, корпус 3, квартира 44. А что документы с собой не ношу, так я ж не хачик иногородний. В своем городе, в своем доме живу, документы в шкатулке лежат, в серванте, чего мне документы носить-то?

— Ну, раз ты в сорок четвертой живешь, тогда нам с тобой говорить не о чем, Халилов! «Корпус»! Там в бараке квартир десять, от силы…

Лис разочарованно прищелкнул языком.

— Раз ты такой брехун и помощи от тебя никакой, то пути наши расходятся! Тебе — в «обезьянник» и на раскрутку, а мне — искать других свидетелей, откровенней тебя!.. Дроздов, уведите задержанного!

— Чего уведите? Чего расходятся-то? — обиделся Халилов. — Ты меня расспроси толком сперва, а потом определяй. Может, я самый здесь откровенный и есть!

— Это ты у себя на Тимирязевской откровенный! А мне местные нужны, кто на кладбище этом толчется!

Бомж забился в руках у Дроздова, пытаясь вырваться.

— Там я раньше жил, когда с жинкой. Давно уже тут, у любого спроси — хоть на барже нашей, хоть на сухогрузе! Халила все знают! И я здесь всех знаю! Чего надо-то, говори!

Лис смягчился.

— Ладно, Дроздов, погоди. — Он посмотрел в глаза Халилову. — Я ищу тех, кто жил здесь осенью 2008-го, в октябре…

— Так во! Так это я и есть! — обрадовался бомж. — Я тут аж с 99-го, с самого этого, считай, дефолту!

— На «Максиме Горьком»?

— Нет, я тогда «академиком» был! На сухогрузе «Академик Голиков» жил. Это потом на баржу перешел, когда «Академика» на утилизацию отправили… — Он снова с ожесточением почесал макушку.

— Так, дай вспомнить. Две тыщи восьмой, так. Это… «Писателей» тогда четверо было, кажись…

Бомж озадаченно моргнул, быстро взглянул на Дроздова, на Лиса.

— Не-е, трое… Трое, да. Куркуль, Агуша… А кто третий тогда? Не, тогда двое, получается… Слушай, так они же как раз в октябре и сгинули-то! И Агуша, и Куркуль! Точно! — Халилов даже обрадовался. — Они там жили втихаря, никого не трогали… Я у Куркуля надувной жилет как-то сторговал, мне кто-то посоветовал, типа тепло сохраняет… Ни фига не сохраняет! Надувалово и есть, чистой воды надувалово!..

— Ближе к делу! — перебил его Лис.

— Так я ж и говорю! А утром я пошел до Куркуля, хотел ему жилет вернуть и в рожу дать, а там никого нет! Ни Куркуля, ни Агуши! И вещички их тю-тю! У Агуши матрас был расписной, почти новый, Агуша им очень гордилась… Так он в воде плавал, выпотрошенный, во как!

— Кто плавал, Агуша?

— Чего — Агуша? Матрас плавал! Агуши там не было, я ж говорю! Никого не было! То есть…

Халилов осекся, нахмурил выцветшие брови.

— Только страх там был, вот. Смертью пахло… Мне не по себе стало, мурашки по спине побежали, я развернулся и рванул оттуда! Этот пароход, он же тыщу трупов накосил в 83-м…

— Ты кого-то видел? — спросил Лис.

— Не. Не видел. Я ушел сразу. И не приходил потом, пока тут пацаны с «Углича» не обжились. Но это уже летом было, а так здесь никто больше не жил. И Агушку с Куркулем я не видел потом ни разу…

После Халилова привели еще троих. Они говорили столь же невразумительно и малоинформативно, как их предшественник, но вспомнили, что после пропажи Куркуля с приятелем теплоход пользовался дурной славой и полгода на него никто не заходил. И что какой-то Ивашка нашел в этом самом ресторане телевизор и DVD-плеер, а Великан вынес и продал отопительный котел, а потом приторговывал невесть откуда взявшимся мазутом.

Больше никакой информации начальник УР не получил. Хотя под занавес ему привели еще одного свидетеля. Это оказался Горгуля, снимавший с полузатопленной баржи алюминиевые провода. Лис для отвода глаз порасспрашивал и его, хотя все, что тот узнавал, становилось ему известно на следующий же день.

Комаров безнадежно закопался в сотнях тысяч «потеряшек», как на профессиональном сленге называли без вести пропавших.

— Руками столько не переберешь, Филипп Михайлович! — жаловался он на четвертый день. — А программы есть всякие хитрые, только они реально не работают. Вроде «сырые» еще, не доведенные… Их для «палки» поставили: отчитались, а толку нет…