Военные приключения. Выпуск 1 - Станислав Гагарин

Он терялся в догадках — неужели Байер отдает ему человека, которого выпасала его наружка? Зачем ему это надо? Вырвать у эсэсманов добычу еще никому не удавалось, а тут они отдают ее сами? Ловкий ход? Но какова цель широкого жеста Байера? Только ли подложить свинью ему, Ругге, в присутствии комиссии из Берлина или это следствие докладной адмиралу Канарису. Эсэсманы выходят из игры?

По знаку Байера его адъютант подал пухлую темную папку. Не спеша раскрыв ее, начальник СС и полиции вынул несколько фотографий и листы протоколов допроса.

— К сожалению, мои парни несколько перестарались — допрашиваемый не выдержал… — углы губ гестаповца опустились, придав лицу скорбное выражение. — Но это не влияет на суть дела. Ознакомьтесь, господа. Я имею указание проинформировать вас и передать материалы в руки абвера.

Ругге прямо-таки впился глазами в строчки протокола допроса. Он был потрясен — кто мог подумать о таком?! Черт знает что! Быстро придвинул к себе небрежно брошенные Байером на стол фотографии. Сердце его замерло.

«Нет, эсэсманы из игры не выходят, — понял абверовец, — Они будут тщательно следить, как мы пережуем то, что они нам дали. И упаси нас господь выстрелить вхолостую…»

— Извините, у меня много дол, — поднялся Байер, надевая черную фуражку с серебряным черепом на околышке. — Советую внимательно смотреть за своим сейфом, господин Ругге. Ключ уже сделан, он у преступника. Хайль Гитлер!

Абверовцы, вскинув руки, молча ответили на приветствие и еще несколько секунд стояли после того, как за начальником СС и полиции закрылась тяжелая, высокая дверь кабинета.

Поза была жутко неудобной — легко ли стоять на носках широко расставленных ног, упираясь в кирпич стены только кончиками пальцев крестом раскинутых рук. Скоро начали затекать ноги, заломило в пояснице, хотелось плюнуть на все и тихо опуститься на серый бетонный пол. Но перед глазами, устало прикрытыми воспаленными веками, вставало видение злобно оскаленных, блестящих от слюны клыков овчарки.

Он умел расправляться с собаками — порвет, конечно, руку, но и ей не поздоровится: короткий взвизг — и сломан хребет. Но потом Ругге сломает хребет ему. Зачем это нужно? Нет уж, лучше потерпеть. Сколько? Это известно только господам из абвера, но только не бедному Тараканову-Сомову, враскорячку стоявшему у стены подвала.

Может быть, он зря стоит здесь, как послушный телок, приготовленный на заклание, ожидая палача. Шмидт — мужик здоровый, Владимир Иванович на занятиях убедился в тяжести его кулака и силе натренированных мышц — насмерть может забить. Как им объяснить всю силу страха, которую испытывает затравленный человек, не имеющий больше родины и вынужденный продавать себя чужим спецслужбам? И поймут ли его они — уже подмявшие под себя половину Европы, чувствующие себя везде хозяевами? Нет, могут не понять и не поверить.

Так что же, пока не поздно, прыгнуть на собаку, потом к двери, попытаться расправиться с охранником, взять его оружие и… подороже продать жизнь? Куда побежишь из замка с глухим двором, по углам которого стоят вышки с охраной, вооруженной пулеметами? Ну, вырвешься — один шанс на тысячу, — а потом? Кинуться к любовнице Марчевского и попросить спрятать, или в костел святого Рафаила, или к Ксении и ее дяде? Нужен он им всем…

Словно ставя точку под невеселыми мыслями, гулко стукнула дверь подвала. Голос Ругге отозвал собаку.

— Можете повернуться.

С трудом опустил затекшие руки и, боясь шевелить болевшим от удара плечом, Тараканов обернулся. Сзади стояли Ругге и Шмидт. Инспекторов из Берлина не было.

— Мы проверили ваши слова… — подполковник показал в улыбке золотые коронки. — Это правда, Тараканов. Если не возражаете, мы будем продолжать называть вас по этой фамилии.

— Не возражаю… — Владимир Иванович устало опустился на пол.

— Пойдемте… — гауптман Шмидт помог ему подняться. — Отведу к врачу.

— Спасибо.

— Не обижайтесь, Тараканов, — вслед ему проговорил начальник абверкоманды. — Война! Вечером Шмидт поедет в город. Можете тоже встряхнуться…

…Желание встряхнуться высказали также Дымша и Выхин. Тараканов чувствовал, что им не терпится расспросить его о «беседе» в подвале, как с ним говорили, о чем? Счастье этих дурачков, что сегодня до них не дошла очередь: у Ругге или, скорее всего, у инспекторов из Берлина изменились планы.

«Ничего, голубчики, — глядя на них, утешил себя Владимир Иванович. — Еще попотеете под палочкой Шмидта и постоите под охраной собачки Ругге. Наверняка у каждого из вас есть темные пятнышки в биографии, о которых вы предпочли не сообщать новым хозяевам. Не я один такой счастливый, вас тоже помотало по белому свету, а господа немцы горазды жилы тянуть и выкапывать забытые подробности давних событий».

Гауптман Шмидт был, как всегда, ровен в обращении, словно несколько часов назад не собирался сделать из Тараканова отбивную. Усадив компанию в машину, он довез их почти до центра города, высадив недалеко от вокзальной площади.

— Ну что, двинем в кабак? — глядя вслед отъехавшему автомобилю, предложил Тараканов. — Я сегодня вроде именинника…

— По этому поводу стоит упиться, как сапожники, — засмеялся Выхин.

— Сначала поставим свечку пресвятой деве, — серьезно заметил Дымша. — Сегодня мы были избавлены от тяжкого испытания.

— Откуда вдруг такая набожность? — удивился Вадим. — Раньше, помнится, пресвятой деве вы предпочитали отнюдь не святых?

— Не богохульствуйте, — насупился паи Алоиз. — Если хотите, пошли в костел вместе или скажите, где будете, я поставлю свечку и приду.

— Не рассчитываю на заступничество святых, — ухмыльнулся Вадим.

— У него уже есть один… — подмигнув, сообщил Тараканов. — Самый главный командир над всеми покойниками.

— Езус Мария! Ничего святого! — патетически воскликнул Дымша. — Ждите меня в гражданском кафе…

«Сопляки, — думал он, шагая к ближайшему костелу, — придет время, попомните мои слова: будете рады кому угодно свечки ставить…»

…Штубе, сидевший в темном адлере рядом с молодым водителем в штатском, повернулся к человеку, курившему на заднем сиденье.

— Тех двоих оставьте первой группе, а за поляком поставьте наблюдение поплотнее, чтобы не вырвался. Докладывать каждые полчаса.

Мужчина кивнул и, потушив недокуренную сигарету, вышел из автомобиля…

…Костел был почти пуст — только на передних скамьях, ближе к алтарю, сидело несколько старух. Что-то тихо говорил ксендз, потом заиграл орган. Величественная и скорбная мелодия поплыла под высокими сводами, заставив набожных старух часто креститься.

Дымша пробрался к свободной скамье, сел посередине, положил руки на колени. Как же он устал, кто бы только знал, как он устал. И еще сегодня такое нервное напряжение. Обошлось? Кто знает, что на уме у Ругге и приехавших из Берлина? Хочется рассчитывать на лучшее, но готовиться всегда следует к худшему — золотое правило.

Сидеть бы и сидеть здесь, в костеле, слушать орган и никуда не спешить, оставив навсегда проклятые игры разведок, уносящие столько нервов и прибавляющие седых волос. «Но и денег в банке», — добавил внутренний голос.

«Деньги, — мысленно фыркнул Дымша. — А вот кто мне прибавит жизни? За деньги даже лишней секунды бытия не купишь. Да и у кого купить — у людей? Они, пожалуй, деньги возьмут, чтобы поскорее отправить тебя к святым, а святым деньги не нужны. Потому они и святые…»

Рядом с ним на скамью опустилась неопрятная старуха в грязной вязаной шапке. Пан Алоиз неприязненно покосился на нее — не могла сесть в другом месте, не видит — человек с богом разговаривает? Хотя зачем роптать — костел для всех. И богатые и бедные, и красивые и уроды, и молодые и старые — все несут мольбы и заботы к пану Езусу. Все… Даже предатели.

Старуха, сидевшая рядом, чуть слышно прошептала:

— Пан должен срочно пойти в казино…

Дымшу словно током ударило. И здесь ему нет покоя. Откуда старая ведьма знает о его самых тайных делах? Он открыл было рот, чтобы спросить об этом, но старуха медленно поднялась и почти беззвучно прошепелявила:

— Срочно, пан… — зашаркала к выходу.

Посидев немного для приличия, Алоиз поднялся, благочестиво осенил себя крестным знамением и вышел из храма. На двух богомолок средних лет, одна из которых отправилась следом за старухой, он, занятый мыслями, не обратил внимания — мало ли женщин ходит в это тяжелое время по костелам?

…Сегодня Дымше было не до конспиративных игр с пожилым мэтром. Едва кивнув, он прямо спросил:

— Где?

— О чем вы, пан? — сделал недоуменное лицо мэтр.

— Перестаньте… — скривился Дымша. — Прекрасно знаете о чем я. Или опять будем считать, сколько жетонов дают сегодня за десятку?