Выбираю таран - Людмила Жукова

Это был 263 боевой вылет Героя.

Из славной троицы Героев только один Петр Тимофеевич Харитонов долетел до Победы.

Он испытал судьбу еще раз: вторично пошел на таран.

Рассказывал:

«В тот день, 25 августа 1941-го, помню, шел дождь. Я и лейтенант Иозица — странная фамилия у него была, чешская, кажется, — сидели на поле в готовности номер один. К самолетам привезли обед. Но поесть нам так и не удалось: было приказано срочно вылететь на перехват фашистских бомбардировщиков, направляющихся к Ленинграду.

Поднявшись в воздух, мы сразу же обнаружили самолеты противника и, подойдя к ним поближе, завязали бой. Фашисты не ожидали столь стремительного нападения и на какое-то мгновение замешкались. Это решило исход боя. Через несколько минут два бомбардировщика были сбиты, а третий, тоже изрядно изрешеченный, лег на обратный курс. Я лечу над ним и веду огонь с возможно более близкой дистанции. Противник, естественно, огрызается, и мне приходится постоянно маневрировать. Но вот боезапас израсходован. Что делать? Кружусь над этим проклятым «Хейнкелем-111», размышлять особенно некогда, чувствую, — еще немного и уйдет. Принимаю решение — таранить. Падаю вниз, выжимая из «ишачка» всю возможную скорость, рублю плоскостью по хвостовому оперению бомбардировщика. Конечно, обе машины потеряли управление… Еле выбрался из кабины.

Плыву под куполом парашюта, слышу, пули свистят. Поднял голову: весь экипаж «хейнкеля» надо мной, четверо их, гадов. Подтянул стропы, чтобы ускорить падение, и так ударился ногами о твердый грунт, что голенища сапог лопнули!

Сгоряча и боли не почувствовал. Постепенно освободился от парашюта, перезарядил пистолет и стал наблюдать, маскируясь в кустах. Господи! Неужели я, летчик, на земле погибну! И вдруг — тра-та-та-та! Это Иозица меня сверху прикрывает. Ну, думаю, вдвоем-то мы еще повоюем. Летает мой лейтенант и поливает их свинцом на бреющем, чуть ли не к самой земле прижимается. Одного, самого прыткого фашиста он уложил, остальных взяли в плен наши солдаты, прибежавшие на выстрелы. Только после этого осмотрел я себя, ощупал. Гляжу, пробит пулей левый рукав и левый карман гимнастерки. Обрадовался: рядом была смертяшка и пролетела — значит, счастливчик я. А посмотрел на ноги — ахнул. Распухли, как колоды, не слушаются, не идут…»

Уже после второго тарана, за который был награжден орденом Ленина, Харитонов был переведен в 964-й истребительный авиаполк командиром эскадрильи.

К концу войны на его личном счету было 14 только подтвержденных личных побед, десятки — в группе, сотни штурмовок наземных войск противника.

После Победы из армии не ушел. В 1953 году закончил Военно-воздушную академию. После нее обычно прямая дорога в генералы. Но Петр Тимофеевич, то ли в силу своей прямой натуры, то ли по причине больных ног — следствию второго тарана, через два года ушел в отставку молодым, в 49 лет, в чине полковника. Поселился в Донецке.

Часто бывал в местах боев — званым и всегда желанным гостем части, где совершил с боевыми друзьями три тарана через неделю после вторжения врага. Рассказывал молодым «летунам», как он называл и себя шутливо, как оно было им там, на войне.

— Сейчас немало памятников воздвигается по стране героям Великой Отечественной. Каким бы вы хотели видеть памятник себе или другим героям воздушного тарана? — спросил его как-то молодой политработник.

Петр Тимофеевич только на миг задумался и ответил:

— Торчащий из воды Чудского озера хвост «юнкерса» со свастикой, а над ним — взмывающий в небо «ишачок» Миши Жукова. Пусть враги помнят…

ВО МГЛЕ НОЧИ

Предыстория подвига

Слава часто выбирает среди многих героев, равных по подвигу, кого-то одного. Так, среди более 170 самоотверженных героев, закрывших своим телом амбразуру вражеского дота, широко известен лишь Александр Матросов; среди более 500 экипажей, бросивших свой горящий самолет на вражеские позиции, — Николай Гастелло; среди более 600 летчиков, уничтоживших вражеский самолет таранным ударом, — Петр Нестеров (1914) и Виктор Талалихин (1941).

После победы в Великой Отечественной начали открываться новые имена воздушных таранщиков первых дней войны, и таран Талалихина стали называть первым ночным.

Но кропотливая работа исследователей и свидетельства ветеранов выявили, что первым в мире совершил ночной таран в октябре 1937 года в далекой Испании, раздираемой гражданской войной, летчик-доброволец Евгений Степанов. Приземлился на самолете.

Первым в годы Великой Отечественной войны, на третьи сутки вторжения, в ночь на 25 июня остановил полет фашистского бомбардировщика в районе Одесса-Кишинев Константин Оборин. Приземлился на самолете.

Вторым, в ночь на 29 июля, не подпустил к Москве «юнкере» Петр Еремеев. Приземлился на парашюте.

Третьим, в ночь на 7 августа, преградил своим истребителем дорогу на Москву воздушному убийце легендарный Виктор Талалихин.

Четвертым, в ночь с 9 на 10 августа, тараном «сбросил» с неба бомбардировщик на подступах к Москве Виктор Киселев. Приземлился на парашюте.

Пятым, в ночь на 5 ноября 1941 года, сокрушительным ударом своего истребителя свалил начиненный бомбами «Хейнкель-111» над Ленинградом (немецкий самолет упал в Таврический сад) Алексей Севастьянов. Всего ночных таранов за войну — более десяти.

Были попытки объяснить ночные тараны случайным столкновением: пилот не в силах точно определить расстояние на больших скоростях и в полной темноте.

Тьма действительно скрадывает расстояние, искажает очертания, и глаз пилота не сразу адаптируется к ориентировке в темноте. Но пилотов еще в летных школах обучают слепым и ночным полетам: курсант, сидя под зашторенным колпаком, учится пилотированию по приборам, затем совершает учебные полеты в ночном небе и условиях плохой видимости.

Настольной книгой, по признанию многих асов, в предвоенное время была работа американского летчика Ассена Джорданова «Полеты в облаках». В летной среде стали крылатыми его слова: «Летное искусство испытывается не в ясную, а в туманную погоду…»

Но о полетах в кромешной мгле А. Джорданов ничего не писал — в мировой авиации, тогда не имевшей радиосвязи и не управляемой с земли, ночные полеты считались смерти подобными. Но только не в России, накопившей богатый опыт «смерти подобных» полетов при освоении Арктики и Северного морского пути, спасении затертых во льдах судов и просто на обычных маршрутах в районах Крайнего Севера. Многие наши летчики носили звание «мастер слепых и ночных полетов».