Ричард Длинные Руки — гроссфюрст - Гай Орловский

Кулак просвистел над головой и с грохотом ударился в стену. Я перекатился через голову, все, выхода нет, все равно достанут, сердце колотится, а дыхание рвется из груди горячее, как у дракона, ноги совсем отяжелели.

Зато гиганты ничуть не устали, двигаются все так же быстро и ловко, под ногами трещат обломки мебели, прогибается пол, а когда удар кулаком или мечом приходится в стену, остается либо вмятина, либо ровно вырубленный кусок глыбы, словно там не гранит, а мягкий сыр.

Я задыхался, пот заливает глаза, рот уже обуглился, грудь ходит ходуном, когда взгляд упал на картину на стене напротив, где Кри смотрит на все происходящее с застывшей дразнящей улыбкой.

— Чтоб вы сдохли… — прохрипел я.

Сделав отчаянный кувырок, я пронесся вдоль стены, оцарапав щеку о уже обнаженный камень, вскочил на ноги и, коснувшись изображения, быстро сдвинул его в сторону.

За спиной вдруг похолодало, мне оглядываться нет необходимости, чтобы понять, кто приблизился, с усилием ухватился за край рамы и перевалился на ту сторону.

Настоящий холод, ничего общего с внутренним, охватил с такой силой, что капельки пота на лбу замерзли и посыпались мелкими блестящими шариками. Далеко впереди страшные в своем безмолвии горы, покрытые вечными льдами, небо фиолетовое, в нем три мелких, как яблоки, луны, и везде ощущение, что мир мертв, совершенно и абсолютно мертв…

Я откатился с трудом в сторону, поднялся на ноги и кое-как, прихрамывая, отковылял на несколько шагов. За спиной затрещало, это первый гигант протиснулся через тесную раму и уставился на меня неверяще через узкую прорезь шлема.

— Что? — спросил я хрипло. — Смазка застыла?

Он отступил в сторону, второй пролез следом, огляделся и… быстро и слаженно, словно все в том же кабинете, пошли на меня с мечами в руках, совершенно не обращая внимания на холод, на пейзаж мертвой планеты.

— Ах вы, бессмазочные, — прошептал я в отчаянии, — черт бы побрал изготовителей… Все для человека, называется…

Я ковылял в сторону, уводя обоих за собой, они хоть и быстрые, но все-таки немного уступают мне в скорости, и чем расстояние больше, тем больше выиграю…

Рисковать с кувырками и перекатами на этот раз не стал, повел их по полукругу, а потом ринулся со всех ног обратно. Холод совсем перехватил горло, а слезы замерзают в глазах, на последнем смертном усилии ринулся в раму, что так и висит прямо в воздухе, упал в кабинете на пол в обломках мебели, сильно расшибся, но заставил себя немедленно вскочить, повернуться к картине…

Там появилось приближающееся лицо гиганта, тоже намеревается впрыгнуть с разбегу. Я в последнюю долю секунды сдвинул изображение в сторону, там появилось звездное небо с незнакомыми галактиками.

Некоторое время я стоял, в бессилии упершись руками в стену и прижавшись к ней всем телом, затем сорвал картину, бросил на пол, изрубил мечом вместе с рамой на мелкие куски и раскидал пинками, чувствуя себя вандалом в завоеванном Риме.

За спиной раздался звук быстрых шагов, я в ужасе обернулся, но это сэр Вайтхолд с двумя тяжеловооруженными воинами. Решетки исчезли без следа, я посмотрел на окна, там тоже ничего похожего на прошлую жуть.

Сэр Вайтхолд обвел кабинет взглядом, полным ужаса:

— Ваша светлость! Что с вами?

Я прохрипел:

— А вы… как… думаете…

В глазах больно щиплет, словно отходят от мороза, грудь вздымается так часто, словно еще убегаю от стальных гигантов, а лицо, чувствую, снова становится из смертельно бледного багрово-буряковым.

Он сказал жалко:

— Вы… гневались…

Я обвел разгромленную комнату налитыми кровью глазами, грудь не вздымается, а подпрыгивает, мозг дико требует кислорода, да побольше, побольше…

Я прохрипел, хватая воздух сперва обмороженным, а теперь опаленным ртом:

— Да… вот взыграло во мне что-то… Побуйствовать восхотело… самую малость, это чтоб вас всех не поубивать… но щас не бойтесь, уже выплеснул…

Они с ужасом смотрели на разгром, особенно на страшные вмятины в стенах. В одном месте кулак стального гиганта даже выбил огромную глыбу напрочь, и сквозь дыру виден мирный сад и усыпанные золотым песком дорожки.

Прибежали сэр Каспар и Рульф, тоже застыли в ужасе. Сэр Вайтхолд пролепетал:

— Да тут… уже ничего не восстановить…

Сэр Каспар сказал осевшим голосом:

— Да уж… Ничего, ваша светлость, мы для вас оборудуем другой кабинет для работы! А сюда пришлем бригаду каменотесов, каменщиков, плотников, столяров и всех прочих.

Сэр Рульф поинтересовался мрачно:

— А в спальне ваша милость не?..

Я буркнул:

— Не. Я мирный, буйствую недолго. И, как видите, почти без заметного ущербу.

Он сказал торопливо:

— Да это я к тому, что у Гиллеберда их целых пять, и все роскошные! Лучше бы там… давать волю гневу. Да и зеркал агромадных и дорогих просто уйма, вазы все выше меня, статуи из мрамора… это ж сколько радости все это бить и крушить!

Я кивнул, уже почти восстановив дыхание.

— Хорошо, учту. Это все подберите и сожгите, а я пройдусь по королевству малость, на свежем воздухе попасторальничаю…

Сэр Вайтхолд переспросил опасливо:

— Что-что?

— Огров поищу, — объяснил я. — Что-то подраться вдруг снова восхотелось… Из вас никто не желает? Нет? Странно… Ладно, вернусь с новостями.

Они вышли со мной во двор проводить, настороженные и непонимающие, я напрягся, когда ворота королевского сада распахнулись, впустив целую группу монахов.

Многовато их, с дюжину наберется, явно сэр Вайтхолд все еще старается очистить дворец от скверны магии.

Я окинул их подозрительным взглядом, все в черных бесформенных рясах, скрывающих фигуры, низко склонили головы загодя, и с этими капюшонами на головах, что прячут даже подбородки, выглядят просто пугающе. Да, должны быть незаметными, не привлекать ничем внимания, у них духовная жизнь, ничего мирского, но эта скрытость и пугает, мало ли у кого под рясой острый меч или хотя бы длинный кинжал?

Да и вообще… монахи ли это?

— Скоро вернусь, — пообещал я и взлетел в седло.

Они со вздохами облегчения смотрели, как мы втроем на рысях направились к воротам, где увидели бегущего прямо на них Пса и торопливо отпрыгнули в стороны..

Я сжался, вспомнив со стыдом, как в панике изрубил картину, где помимо Кри могли были и другие чудеса. Мне бы только побольше свободного времени!

У меня не поднимется рука, к примеру, убить собаку, хотя у животных вроде бы нет души, но является ли убийством, если убиваешь… или ломаешь… вещь, очень похожую на человека? Теперь Кри уже не появится, чувство вины просто пожирает внутренности, хотя что я сделал такого? Наверное, я слишком еще прост, меня такие вопросы могут надолго выбить из равновесия, а отца Дитриха, чтобы посоветоваться, здесь нет…