Ксенофоб - Лев Пучков

– А! – спохватился Федя. – Пардоньте, сэр, давно не занимался...

Федя тотчас же вынул из туфель пленника шнурки, а сами туфли помял, погнул подошву в разные стороны и сообщил:

– Крепкие. Без ничего, одними ручонками – вряд ли вытащит.

– Хорошо, оставь, – разрешил Филин.

Я не совсем понял, о чем это они, но уточнять постеснялся.

Бросив туфли, Федя снял с пленника поясной ремень, и, приподняв свою штанину, достал из прикрепленного к лодыжке чехла складной нож.

Ух ты! Мой большой железный брат не перестает меня удивлять. Интересно, а гранаты у него там нигде не висят?

Нож, кстати, трофейный – это тот самый, что отняли у квадро-переходного грабителя. А я про него уже и забыл.

Раскрыв нож, Федя зачем-то ухватился за гульфик брюк пленника.

– Ммм! – задушено выразился Султан, дернувшись всем телом. – Мммм!!!

– Султан – это не то, что ты думаешь, – успокоил Филин. – Он у тебя кое-что срежет с брюк, не более того. Не шевелись, рядом острый нож.

– Мммм!!!

– Не дергайся, а то без наследства останешься, – пробурчал Федя. – Стой ровно...

Затем Федя сделал такую штуку: вспорол ширинку на джинсах пленника и вырезал массивный стальной крючок. И ту штуковину (не знаю, как правильно называется), за которую этот крючок цепляется – тоже вырезал. Потом вырезал намертво заклепанную пуговицу и молнию.

Одним словом – все вырезал.

Варвар.

– Пойдет, – одобрил Филин. – Теперь надо снять промо-ролик для отца. Качественно и со смыслом. Чтобы сразу проникся и не задавал дурных вопросов.

– Ммм! – напомнил о себе пленник. – Мммм!

– Султан, потерпи минуту – сейчас снимем, – пообещал Филин. – И мешок, и ролик – все сразу. Кто будет снимать?

– Телефоном? – уточнил я.

– Нет, у нас есть камера, – Филин достал из своей сумки небольшую видеокамеру. – Итак?

Федя решительно выставил ладонь и кивнул на меня.

А я засомневался.

Что значит «качественно и со смыслом»? Решительно ничего в голову не лезет – как добиться, чтобы обезумевший от горя отец не задавал «дурных вопросов»?!

– Я так понял, что снимать придется мне? – верно истолковал мое замешательство Филин.

– Да, сделай одолжение...

– Хорошо, – Филин показал глазами на тамбур. – Оба – туда. Молчим, смотрим, слушаем. Не вмешиваемся.

После этого Филин поставил фонарь на стеллаж, включил его, направив ослепительный сноп света в дальний угол, подтолкнул пленника в этот угол и снял с него наручники.

Пленный сразу же стал возиться с тесемкой и вынужден был присесть, упершись спиной в стенку: у него спадали штаны, если их не придерживать, а для того чтобы снять мешок, понадобились обе руки.

Немного покопавшись, Султан справился с тесемкой, стащил мешок и, жмурясь от яркого света и морщась от боли, стал осторожно отдирать скотч.

– Одним рывком, – посоветовал Филин. – Возьмись за край обеими руками и резко дерни.

Султан последовал совету: рывок, крик боли – и рот пошел на волю. Впрочем, для окончательного избавления от скотча понадобилась еще пара дополнительных рывков, но после генерального они были уже не такими болезненными – Султан только кряхтел.

– Как самочувствие?

– Нормально... – Султан одной рукой ухватился за штаны, второй прикрыл лицо от света и распрямился. – Кто вы?

– Султан, твоя задача – выйти отсюда с минимальными потерями, – Филин проигнорировал вопрос. – Это просто: веди себя спокойно, не буянь, отвечай, когда спрашивают. За любое непослушание тебе будут ломать конечность: руку или ногу.

– Вы знаете, что отец с вами сделает? – голос Султана дрогнул и сорвался на фальцет. – Вы знаете вообще с кем связались?!

Нет, это плохой пленный. Тот, что ограбил меня в переходе, был намного лучше: наглый, здоровенный, неистовый – настоящий вулкан ненависти, который и потушить не жалко.

А с этим, пожалуй, я мог бы и самостоятельно справиться. Домашний мальчик, культурный и воспитанный, впервые в жизни столкнувшийся с открытой агрессией – странно, вообще, что среди такого воинственного племени нашелся этакий редкостный экземпляр. Если вдруг что-то не срастется – как такого бить, пытать или, не дай бог, лишать жизни?!

– Султан, это был последний раз, когда ты говорил, не будучи спрошенным, – Филин сказал это спокойно и ровно, но тон был такой, что даже мне стало не по себе – показалось вдруг, что где-то рядом отчетливо лязгнул оружейный затвор. – Если к тебе обращаются – отвечаешь. Если нет – молчишь. Султан, ты понял?

– Я понял, – тихо сказал пленник.

– Хорошо. У вас дома есть компьютер?

– Да. У нас их два. И еще ноутбук.

– Отец пользуется?

– Да, бывает.

– Он сможет вставить флэшку в порт и просмотреть ролики, которые на ней будут?

– Да, конечно.

– Хорошо. Я задам несколько вопросов. Отвечай что считаешь нужным. Эту запись мы отправим твоему отцу. Готов?

– Да.

– Хорошо. Веди себя естественно.

Филин включил видеокамеру и направил на пленника.

– Как себя чувствуешь?

– Нормально.

– Как тебя взяли? Где, когда?

– Нас стоянке... У торгового дома... Где-то в пять часов...

– Как тебя взяли? Что с тобой делали в момент задержания?

– Ну, это... Руку заломали, в машину засунули... Наручники, мешок... Скотчем рот залепили...

– Тебя били?

– Нет, не били.

– А что с лицом?

– Когда в машину пихали, по сидушке проехал... Ободрал маленько.

– Султан, ты не страдаешь клаустрофобией?

– Нет.

– Не болеешь диабетом, астмой?

– Нет.

– Ты здоров?

– Да.

– Воздух здесь нормальный?

– Воздух?

– Да, как дышится?

– Ну... Нормально вроде.

– Султан, вот матрац, вот вода, вот ведро с крышкой – если захочешь в туалет. Ты будешь сидеть здесь до тех пор, пока твой отец не сделает то, что нам нужно. Будем надеяться, что он сделает это быстро. Султан, ты понял, что я сказал?

– Да, я понял.

– У тебя есть вопрос?

– У меня... Да, есть.

– Спрашивай.

– А что должен сделать отец?

– Это наше с ним дело. Еще вопрос?

– А если... Если он не сделает?

– Тогда ты умрешь. Еще вопрос?

– Ну... Не знаю даже...

– Султан, скажи – тебе страшно?

Султан замялся: опустил голову, на мгновение перестал прикрывать рукой глаза, зачем-то подергал ворот рубашки и вытер тыльной стороной ладони лоб.

Вот это движение было совершенно лишнее: да, мешок, который сняли с головы пленника, насквозь промок от пота – но сейчас его лоб был совершенно сух.

Вернув руку на место, Султан поднял голову и хотел уже было ответить, но в этот момент губы его предательски задрожали.

Филин опустил камеру и выключил фонарь.

Султан тотчас же сел на корточки, упершись спиной в стену, спрятал лицо в ладони и весь сжался. Плечи его мелко подрагивали.

Филин опять направил на пленника камеру, взял фонарь и стал потихоньку отходить к тамбуру.

Вот же паскудство... Это просто отвратительный пленный! Неужели нельзя было найти кого-нибудь получше? Покрепче, покруче, позлобнее...

Передав мне фонарь, Филин включил на камере «паузу» и закрыл дверь.

– Свет.

Я включил фонарь.

Филин запер дверь на замок, жестом отправил нас с Федей на три ступеньки вверх и ткнул пальцем на дверь – я направил туда луч фонаря.

Из-за двери доносились горестные рыдания: оставшись в одиночестве, юный пленник перестал сдерживаться.

Филин вновь включил камеру, поднес ее к узкой щели между дверью и косяком и примерно с минуту держал в таком положении. Затем он выключил камеру и тихо скомандовал:

– На выход.

Мы поднялись, Филин закрыл верхнюю дверь на замок, ключи положил в карман.

– Есть сомнения по последнему фрагменту, – подсказал я. – Щель там совсем никакая – ничего не видно.

– Зато слышно, – Филин включил воспроизведение и дал нам послушать последний фрагмент.

Да, слышно. Немного глуховато, но вполне понятно: за дверью кто-то плачет.

Я смотрел на сноп света в небольшом дисплее, слушал...

И вдруг живо представил себе, что за дверью, в которую уперся прощальный луч фонаря, плачет мой ребенок. Мой маленький сын, похожий на меня, как две капли воды, человечек, в которого я вложил столько сил и эмоций, поднял, воспитал – возможно, самое дорогое для меня существо в этом мире... И теперь от моей расторопности зависит, увижу я его когда-нибудь, или он навсегда останется за этой непрошибаемой дверью.

– Наверное, весь в папу? – неожиданно для себя уточнил я.

– Султан? – Филин выключил камеру, забрал у меня фонарь и пошел к выходу. – Копия. Причем, не только внешне, но и характер, поведение – все перенял. Короче – папин любимчик...

Вот же скотство... Я никогда не женюсь! И всегда буду тщательно предохранятся: даю себе слово. У меня никогда не будет детей. На фига мне дети – чтобы их насиловали в парках, избивали до полусмерти и держали в погребах?! Не будет этого! Даже и не надейтесь...

Ну что, вам описывать кухню с баней? Наверное все бывали в таких помещениях, если даже своих нет – у друзей, или знакомых. Ничего особенного тут не было, все простенько и без излишеств, сделано своими руками – кто-то из хозяйкиных родственников наверняка имел склонность столярничать на досуге.