За пеленой тысячелетий - Евгений Рогачёв

Неимоверных трудов стоило Азарию, чтобы дотащить скифа до ближайшей балки. Там, при свете луны, он занялся его врачеванием. Этому ремеслу его обучил старый грек. Он купил его на невольничьем рынке в Ольвии и привёл рабом в свой дом. Грек оказался на редкость искусным врачевателем и вылечил младшего брата Азария, который уже не один год страдал страшной и непонятной болезнью. Когда его братишка опять забегал по дому, Азарий освободил грека. Свобода не пошла на пользу греку – он так и умер в его доме, полностью не успев вкусить вольной жизни. Перед самой смертью, в благодарность, грек обучил его многим тайнам своего ремесла и Азарий часто пользовался этими знаниями.

Первым делом он дал скифу напиться. Затем стянул кожаную, заскорузлую от запёкшейся крови, рубаху и промыл рану. Обмазал её мерзко пахнувшей мазью, наложил сверху пахучих трав и крепко обвязал чистой тряпицей. Скиф очнулся и во время всей процедуры не издал ни звука, а только смотрел на склонённого перед ним Азария. Когда тот стал стягивать рану, боль была такой резкой, что скиф не удержался и застонал. Азарий поднял на него глаза, тихо проговорил на скифском наречии:

-Тише, воин. Если хочешь жить, молчи. Иначе всё брошу и уйду. Делать мне больше нечего, как рисковать тут с тобой и слушать жалобные стоны, - он вгляделся в бледное, даже при свете луны, лицо скифа. - Тебя как звать-то? Позабыл я.

-Лик.

-Вот что, Лик, - Азарий кончил перевязывать скифа. – Немного отлежись и начинай выбираться отсюда. Если боги тебе помогут, то останешься жить и доберешься к своим. Хотя... С твоей раной надо два дня лежать, не вставая. Но у тебя нет столько времени. Я слышал, что с утра воины царя Кира, пойдут собирать всех мёртвых и готовить их в последний путь. Таково распоряжение повелителя. Тебе лучше до этого времени отсюда исчезнуть. Иначе ты пополнишь ряды тех, на кого уже надели колодки невольников.

-Спасибо тебе, - прошептал Лик. – Скажи мне своё имя. Я буду знать, кого мне благодарить за своё спасение.

-Зачем тебе? А с другой стороны... Благодари вавилонянина Азария.

-Могу я знать, почему ты это сделал?

-Сам не знаю. Может, потом буду жалеть об этом, но сейчас... - Азарий резко поднялся. Его силуэт чётко выделялся на лунном небе. Он показал рукой направление. – Хватит слов. Ползи туда. И будь осторожен, а то мне будет жалко тех трудов, что потратил на тебя. И ещё хочу тебе кое-что сказать. Когда достигнешь своих кочевий, то передай, чтобы больше твои сородичи не вставали на пути у царя Кира. Не было ещё такого народа, который он не подчинил бы себе. Так случилось и с моей родиной, так будет и с вашей. Ему сопутствуют боги, и противостоять повелителю бессмысленно. Помни об этом. А теперь прощай.

С этими словами Азарий повернулся и исчез. Лик немного полежал, раздумывая над странными словами, ещё более странного вавилонянина. Затем, собравшись с силами, он пополз в сторону, куда указывал Азарий.

Скилур очнулся, когда совсем стемнело. Он открыл глаза и подумал, что ослеп. Он поморгал глазами, но ничего не изменилось - мрак окутал его со всех сторон. К тому же грудь сдавило так, что было трудно дышать. Он поворочался, стараясь освободиться от груза. Это ему немного удалось, но света всё равно не было. Руки его тоже оказались придавлены чем-то тяжёлым. С трудом он их выпростал и попытался ощупать лицо.

И тут Скилур понял, почему его глаза не видели света. На его голове лежал перевёрнутый щит. Накрыв его наподобие большого блюда и отгородив от всего мира. В довершение ко всему сверху, на щите, лежало тело мёртвого перса. Он кое-как отодвинул труп в сторону, скинул щит и, наконец, смог вздохнуть полной грудью ночной воздух.

Ночные запахи смешивались со зловониями, распространившимися уже по всей окрестности от разлагающихся трупов. На груди Скилура сидел большой ворон и примеривался, как бы половчее всадить клюв в тело человека. Блестящим глазом он уставился на очнувшегося скифа и, как будто, даже подмигнул. Скилур пошевелил рукой, и птица медленно взлетела, недовольно крича.

Малейшее движение отдавалось болью во всём теле. Скилур приподнялся на локте, осмотрелся вокруг. Везде, насколько хватало глаз, лежали тела павших. Скилур смог разглядеть, что большинство из этих воинов были скифами. От этого становилось больно и страшно.

Вдалеке он увидел воинов. Свои это или чужие - на таком расстоянии Скилур разглядеть не смог. Он опять лёг и закрыл глаза. Тело готово было провалиться в спасительную пустоту, чтобы не ощущать боль. Но сознанием человек понимал, что делать этого не стоит. Птицы, кружащие над полем, так и ждут того момента, чтобы человек потерял сознание. Тогда они облепят его со всех сторон и он уже не встанет.

Скилур перевернулся на живот и пополз. Туда, где как он думал, его ждёт спасение. Дважды он терял кратковременно сознание, но всё-таки дополз до края поля. Потом он кое-как встал и побрёл дальше.

Боги решили сегодня быть благосклонны к царскому вестовому. И послали ему скифского коня. Тот стоял над телом своего хозяина и косил большим глазом на подходившего Скилура. На земле, раскинув руки, лежал мёртвый скиф. Его настигла вражеская стрела тогда, когда он почти спасся от персидских мечей, а верный конь не покинул своего хозяина.

Скилур издал звук, которым он всегда приманивал диких коней и, не делая резких движений, стал подходить ближе. Конь всхрапнул, но не сдвинулся с места. Скилур подошёл, положил руку коню на холку, успокаивающе проговорил несколько слов. Тяжело, но всё-таки смог забраться в седло. Навалился на шею коня и потерял сознание.

Конь ещё немного постоял, перебирая копытами, потом сдвинулся с места и неспешно направился в родные кочевья.

В мирное время сыновья погребают отцов, а на войне отцы - сыновей.

В мирное время сыновья погребают отцов,

а на войне отцы - сыновей.

Геродот (V в. до н.э.)

Часть 4

Противостояние

Известие о том, что массагеты потерпели поражение от персов, взбудоражило всю степь. Никогда прежде, ещё с тех времен, когда скифы вытеснили с этих земель их исконных обитателей, киммерийцев, не случалось столь сокрушительного поражения. И от кого? От тех, кого массагеты всегда привыкли считать своими данниками и за счёт которых существовали не одно десятилетие. Рабов, одежду, оружие – всё брали они в приграничных государствах, и не одно поколение отважных воинов ходило в набеги на эти земли. Плач и стон сопровождал их грабительские походы, и они привыкли держать все порубежные народы в страхе перед дикой конной лавой, всегда неожиданно накатывающейся из степных пределов. Так продолжалось год от года, и скифские племена уверовали в свою безнаказанность.

Но случилось невозможное. Гений персидского царя Кира, поднял эти народы из небытия, сплотил их своей волей вокруг одного, доселе не известного, горного племени. Образовав государство, равному которому ещё не знала мировая история он, в конце концов, бросился на своих исконных обидчиков. Степь, не ожидавшая такого отпора, в одночасье погрузилась в траур. Запылали брошенные кибитки, опустели исконные места кочевий, обезлюдила степь. Только проплешины от костровищ напоминали о том, что когда-то здесь вовсю кипела жизнь. Племена, полагаясь на быстроту своих коней, уходили с пути персидского войска подальше в степь.

Так поступало большинство, но не все. Находились племена, не желавшие склонять голову перед всемогущим царём, превыше всего ценя свободу и волю. Надеясь на свою удачу и на остроту своих копий, они встали на пути у вражеского войска. Но звезда царя Кира ещё ярко сияла на небосклоне, и боги были на его стороне, задобренные обильными жертвоприношениями и дарами. Нанёс он массагетам тяжкое поражение и теперь, в степи, в трёх днях пути от главного становища скифов, ждал изъявление покорности с их стороны.

Вольный степной ветер быстро разнёс слух о роковой для массагетов битве. Потянулись в становище Томирис, со всех сторон необъятной степи, послы от других племенных союзов. Все они, направленные своими царями и вождями, хотели выведать одно. Уйдёт ли Томирис после поражения дальше в степь или продолжит сражаться? Вот что волновало их в первую очередь. Они прекрасно понимали, что если Томирис решит скрыться со своих исконных кочевий, то это откроет путь царю Киру дальше в степь. Тогда под копыта его коня лягут, наравне с массагетами, и другие степные племена.