Правосудие Зельба - Бернхард Шлинк

Само гостеприимство. Я заказал на удачу «кислые хвостики» с жареным картофелем и кружку темного пива.

«Кислые хвостики» — это что-то вроде жареных колбасок, только их не жарят, а тушат в специальном соусе из уксуса, лука и пряностей. Так они гораздо вкуснее. Картофель был нежно-поджаристым. Официантка снизошла даже до того, что показала мне потом, как пройти на Аллерсбергерштрассе, где жил старший учитель Юнгблют.

Дверь открыл сам Юнгблют. Он был «в штатском». Я почему-то представлял его себе в гольфах, в коричневых штанах до колен, широкополой шляпе и с синими галстуком. Он уже не помнил тот случай в лагере бойскаутов, когда маленький Менке не то порезался, не то сделал вид, что порезался, чтобы не мыть грязную посуду. Но зато он помнил другие детали.

— Зигфрид вообще-то всегда любил сачкануть. И в школе тоже. Я учил его в первом и во втором классе. Понимаете, он был очень нерешительным ребенком. И пугливым. Я не много понимаю в медицине, если не считать кое-каких навыков оказания первой помощи, которые мне необходимы в качестве учителя и командира бойскаутов. Но мне кажется, для членовредительства нужна определенная смелость, а смелости Зигфриду как раз и не хватало. Его отец сделан из другого теста.

Он уже провожал меня к двери, когда ему вдруг пришла в голову мысль.

— А хотите посмотреть фотографии?

На альбоме стояла дата: 1968. На фотографиях были запечатлены группы бойскаутов, палатки, костры, велосипеды. Дети смеялись, пели, дурачились, но я видел, что их командир Юнгблют всегда заботился о постановке кадра.

— Вот Зигфрид. — Он показал на щуплого, белокурого мальчугана с замкнутым лицом. Через несколько снимков я опять увидел его.

— А что у него тут с ногой?

Левая нога Менке была в гипсе.

— Верно. Неприятная получилась история. Страховая компания полгода пыталась навесить на меня халатное отношение к обязанностям по надзору за детьми. А Зигфрид сам был виноват — так глупо свалиться и сломать себе ногу! Мы тогда осматривали сталактитовую пещеру в Поттенштайне. Я же не могу быть одновременно рядом с каждым учащимся! — Он смотрел на меня, ожидая поддержки. Я охотно с ним согласился.

По дороге домой я мысленно подвел итоги. Работа по делу Сергея Менке подходила к концу. Мне оставалось только просмотреть докторскую работу практикантки Филиппа и напоследок навестить Сергея в больнице. Они мне все надоели — старшие учителя, капитаны, профессора-гомики, весь балет и сам Сергей, хотя я его еще и не видел. Может, мне пора на покой? Я еще в деле Мишке отстал от своих собственных профессиональных стандартов, а такое дело, как эта история с членовредительством, раньше бы у меня не вызвало столько досады и раздражения. Может, действительно все бросить? Я мог бы расторгнуть договор о страховании жизни и на возвращенные мне деньги прожить припеваючи двенадцать лет. Я решил после Нового года поговорить со своим консультантом по налоговым делам и со страховым агентом.

Я ехал на запад, навстречу закату. Впереди, насколько хватало взгляда, блестел розовый снег. А над ним раскинулось бледно-голубое фарфоровое небо. Из труб над домами франконских деревушек, мимо которых я ехал, поднимался дымок. Уютные огоньки в окнах пробуждали старую, невнятную тоску по какой-то тихой пристани. По какой-то далекой неведомой родине.

Филипп был еще на дежурстве, когда я в семь часов приехал к нему в больницу.

— Вилли умер, — сказал он мне вместо приветствия. — Этот дурень! Умирать сегодня от перфорированного аппендицита — просто смешно! Я не понимаю, почему он мне не позвонил; у него же, наверное, были жуткие боли.

— Знаешь, Филипп, в последний год, после смерти Хильды, у меня часто было такое чувство, что он просто больше не хочет жить.

— Ох уж эти придурки женатики и вдовцы!.. Да если бы он хотя бы намекнул — у меня столько знакомых женщин! Да таких, что он забыл бы и думать про свою Хильду! Кстати, что с твоей Бригитой?

— Болтается где-то в Рио-де-Жанейро. Когда похороны?

— Ровно через неделю. В два часа на главном кладбище в Людвигсхафене. Мне пришлось все организовывать. Больше же некому. Ты ничего не имеешь против памятника из красного песчаника, с сычом? Скинемся втроем, ты, я и Эберхард, чтобы похоронить его по-человечески.

— Ты уже подумал про объявления в газете? И декана его бывшего факультета тоже надо известить. Твоя секретарша может это организовать?

— Ладно. Ты сейчас, наверное, пойдешь ужинать. Я бы с удовольствием составил тебе компанию. Но не могу. Не забудь докторскую работу.

«…И их осталось трое…» Я отправился домой и открыл банку сардин в масле. Я все-таки решил в этом году украсить елку консервными банками. Естественно, пустыми, так что самое время было начинать их собирать. Времени до Рождества оставалось слишком мало. Может, мне пригласить Филиппа и Эберхарда в следующую пятницу на поминки с сардинами в масле?

Рукопись «Переломы в результате закрытия дверей» состояла из пятидесяти страниц. Работа была построена на подробной классификации переломов и дверей, ставших причиной этих переломов. В предисловии приводилась крестообразная диаграмма, горизонтальная ось которой обозначала различные двери, ставшие причиной переломов, а вертикальная — переломы в результате закрытия дверей. В большинстве из приведенных ста девяноста шести случаев цифры показывали, что соответствующие ситуации и их повторяемость были отражены в статистике мангеймских больниц за последние двадцать лет.

Я нашел строку «дверцы автомобилей» и колонку «переломы большой берцовой кости» и цифру «2» в точке их пересечения, а в тексте — соответствующие описания. Хотя данные были анонимными, я все же узнал в одном из них случай Сергея Менке. Другой случай произошел в 1972 году. Некий взволнованный кавалер помогал даме сесть в автомобиль и, не рассчитав, захлопнул дверцу слишком рано. В работе приводился один-единственный случай преднамеренного членовредительства. Обанкротившийся ювелир решил заработать кучу денег на застрахованном и сломанном большом пальце правой руки. Положив правую руку в проем железной дверцы печи в котельной, он захлопнул дверцу левой рукой. Обман открылся только потому, что он, уже получив страховую сумму, стал хвастаться своим трюком. В полиции он потом рассказал, что мальчишкой вырывал себе молочные зубы, привязывая один конец толстой нитки к дверной ручке, а второй к зубу. Это и навело его на мысль сломать палец.

Я не стал звонить фрау Менке и расспрашивать ее о методах удаления зубов маленького Зигфрида в домашних условиях.

Вчера я слишком устал, чтобы еще смотреть «Танец-вспышку», взятый в пункте проката на Зеккен-хаймерштрассе. Сегодня я наконец собрался посмотреть фильм. В душ я после этого отправился в ритме танца. Почему я не остался подольше в Питсбурге?

10

Держи вора!

Первую остановку мы с Юдит сделали в Базеле. Мы съехали с автострады, въехали в город и припарковались на Мюнстерплац. Площадь еще не успели украсить к Рождеству, и поэтому ничто не нарушало белизну снега, которым она была покрыта. Мы прошли несколько шагов до кафе «Шпильман» и сели за столик у окна, из которого были видны Рейн и мост с маленькой часовней посредине.

— Расскажи мне наконец толком, как ты это все устроила с Тибергом, — попросил я Юдит, принимаясь за мюсли «Бирхер», которые здесь особенно вкусно готовят — меньше хлопьев и больше сливок.

— Когда меня во время юбилея прикомандировали к Тибергу, он сказал, чтобы я обязательно заглянула к нему, если буду в Локарно. Ну вот, я напомнила ему о его приглашении и сказала, что еду в его края, везу своего пожилого дядюшку, — она примирительно взяла меня за руку, — который присматривает себе домик на озере Лаго-Маджоре, так сказать летнюю резиденцию на старость. А потом прибавила, что он тоже знает этого дядюшку с военных лет. И он пригласил нас завтра на чай.

Юдит была горда своей маленькой дипломатической победой. Я не разделял ее оптимизма.

— А не вышвырнет меня Тиберг, как только узнает во мне того нацистского прокурора? Не лучше ли было сразу сказать ему правду?

— Сначала я так и хотела сделать. Но тогда бы он, может, вообще не пустил этого нацистского прокурора на порог.

— А почему, собственно, пожилой дядюшка, а не пожилой друг?

— Это звучит как «любовник». Мне кажется, я понравилась Тибергу как женщина, и он, вполне возможно, не принял бы меня, если бы понял, что я уже занята, да еще собираюсь заявиться к нему со своим кавалером. Ты слишком обидчив для частного детектива.

— Да. Ладно, я готов взять на себя ответственность за то, что был прокурором Тиберга, но может, мне потом сразу же признаться и в том, что я твой любовник, а не дядюшка?

— Это вопрос ко мне? — Она произнесла это быстро и задорно-вызывающе, но тут же достала свое вязание, словно готовясь к долгому разговору.