Гиппократ - Жак Жуана

Иногда от больного требуется более активное сотрудничество. Вот, например, прекрасное описание вправления вывиха челюсти (в наши дни его делают так же), когда от больного требуются четкие действия:

«Нужно, чтобы помощник держал голову больного, больной открывает рот как можно шире. Он (врач) пальцами обхватывает за подбородок нижнюю челюсть с внешней и внутренней стороны и сначала двигает ею из стороны в сторону, приказывая больному не напрягать челюсть, способствовать ее перемещению вбок и сотрудничать, насколько возможно; потом нужно, чтобы он резко поставил ее на место, держа в уме одновременно три позиции: во-первых, челюсть из смещенного положения должна вернуться в свое естественное положение; во-вторых, нужно толкнуть нижнюю челюсть назад; в-третьих, нужно, чтобы после этих движений больной сомкнул челюсть и больше не держал рот открытым».

В двух приемах этой операции больной должен действовать синхронно с врачом.

Сотрудничество требуется даже при операциях более тяжелых для больного. Например, это прижигание геморроидальных шишек. Подробное описание приготовлений позволяет представить эту сцену. Больного кладут на спину, подложив под крестец подушку. Врач готовит семь или восемь раскаленных добела металлических инструментов. Во время вмешательства помощники держат больного за голову и руки, чтобы он не двигался. Можно ожидать, что автор при таких обстоятельствах порекомендует больному не кричать во время трудной для врача и страшной для больного операции. Ничуть не бывало. «Пусть больной кричит в момент прижигания! — уточняет автор трактата «Геморрой» и добавляет: — Это, чтобы задний проход больше открывался». Прекрасный пример сотрудничества больного, который должен подавить свой страх перед болезненной операцией и кричать в нужный момент!

Сотрудничество врача и пациента более проблематично, когда больной в отсутствие врача должен следовать его предписаниям, особенно при длительном лечении. Если послушать врачей, больные легкомысленны и не заботятся о здоровье, как только исчезает боль. Тогда больной пренебрегает своим недугом… и предписаниями врача. Так при вывихе стопы непременно нужно сохранять неподвижность, двадцать дней. Но автор «Переломов» разочарованно констатирует: «Больные теряют терпение, так как смотрят свысока на свою болезнь и начинают ходить до того, как поправятся. Результатом является то, что большинство полностью не выздоравливает».

Если болезнь кажется более серьезной, человек сначала волнуется, потом все забывает:

«Когда перелом ключицы совсем недавний. — замечает тот же автор в «Суставах»», — больные полны рвения, считая недуг серьезнее, чем он есть… но как только проходит время, эти больные, принимая во внимание, что они больше не страдают и им ничто не мешает ходить и есть, становятся небрежными… именно в это время идет интенсивное образование мозоли».

Небрежность, отсутствие терпения — таковы недостатки больного; он благоразумен только когда испытывает боль или страх смерти.

Более того, чтобы скрыть свое непослушание, он прибегает ко лжи:

«Следует наблюдать за поступками больных. Многие из них очень часто лгут о том, как они принимают прописанные лекарства; не принимая микстуры, которые они ненавидят, или слабительные, или другие лекарства, они умирают».

Учет поступков больных в конечном счете является частью искусства медицины. Особый момент процесса лечения — обнаружить во время контрольного визита уклонение больного от предписанного режима. Автор «Прорретики» II посвящает этому длинный сюжет. Чтобы обнаружить серьезные отклонения от режима или от исполнения предписаний, требуется столько же знаний и проницательности, сколько для правильного прогноза развития болезни. Кроме того, нужно принимать во внимание психологию больного, «так как один легко или трудно повинуется одному предписанию, а другой другому». Этот метод весьма обременителен для врача: он предполагает ежедневные визиты, предпочтительнее утром, когда у больного, правильно выполняющего режим, ровный цвет лица.

Таким образом, больной становится «подозреваемым номер один» — в «преступлении» против собственного здоровья и вынуждает врача вести за собой пристальное наблюдение!

Врач придает такое большое значение проступкам больных в их же собственных интересах. Но репутация врача тоже поставлена на карту. Автор «Благопристойности» утверждает, что больные умирают, потому что не повинуются и лгут, к тому же:

«Они не признаются в своем преступлении, но обрушивают свои обвинения именно на врача…»

Перед судом общественного мнения речь, в конечном счете, идет о жизни медицины. Нет ничего удивительного, что в трактате «Искусство» мы находим страстную защитительную речь, где автор, оправдывая неудачное лечение, противопоставляет поведение знающего врача, здорового духом и телом, поведению больного — невежественного и напутанного, неспособного сопротивляться болезни:

«Что касается тех, кто основывается на роковом исходе, чтобы свести к нулю искусство, я с удивлением спрашиваю себя, какой благовидный довод служит им в оправдание отсутствия стойкости у тех, кто умирает, и, наоборот, обвинять в неумении тех, кто занимается медициной. Как будто врачи способны прописывать плохое лечение, тогда как больные неспособны нарушить назначения врача! Однако для больных более естественна неспособность подчиняться, чем для врачей предписывать плохое лечение. Они имеют здоровый дух в здоровом теле, когда принимаются за лечение, размышляя над настоящим случаем и над прошлым, аналогичным настоящему, чтобы быть в состоянии сказать, каким образом больные благополучно перенесут болезнь. Другие же, наоборот, не знают ни природы своих недугов, ни их причины, ни тем более, что последует за настоящей ситуацией. Они страдают в настоящем, страшатся будущего, поглощенные болезнью, лишенные пищи, и охотнее принимают то, что способствует болезни, чем то, что способствует выздоровлению. И не потому, что они хотят умереть, а потому, что неспособны сопротивляться (недугу)… Разве не очевидно, что одни дают надлежащие предписания, а другие, вероятно, неспособны им повиноваться и за отсутствием повиновения устремляются к смерти, причину которой те, кто не размышляет правильно, приписывают тем, кто непричастен, освобождая от ответственности тех, кто причастен».

Уместна аналогия с судебным процессом: врачи на скамье подсудимых, они обвиняются в том, что убили своего больного. Но из-за неповиновения больной сам ответственен за собственную смерть! Конечно, это всего лишь метафора: врач классической Греции не отвечал перед законом за смерть больного. В то время еще не додумались преследовать врача в судебном порядке за профессиональную ошибку. Но врач осознает, что непоправимые проступки больных могут погубить его репутацию.