В поисках Великого хана - Висенте Бласко Ибаньес

Когда брал слово Перо Васкес де ла Фронтера, наступала особая тишина. Он опять рассказывал о своем плавании на португальском судне, которое открыло западный путь в океане. Так называемое Травяное море — современное Саргассово — затрудняло путешествие. Матросов пугали эти гигантские луга посреди океана. Не таятся ли под этими плавучими травами скалы, едва покрытые водой, о которые вот-вот разобьется корабль? И капитан, вняв этим спасениям, повернул назад, боясь оказаться узником этого подводного леса.

Васкес никогда не высказывал никаких сомнений относительно существования дальних земель. Он сокрушался, что не он был капитаном того португальского судна. Он-то хотел продолжать путь, невзирая на зеленую преграду, И заканчивал он всегда свой рассказ такими словами:

— Тот, кто снова явится туда, должен будет без страха врезаться в эти травы носом своего корабля. Они раздвинутся, и он свободно сможет продолжать свой путь. Два моряка из Палоса, ходившие севернее Англии и застигнутые как-то бурей, видели на западе землю, и кто-то сообщил им, что это берега Татарии, иначе говоря — обширной империи Великого Хана, той самой, которую теперь собирался искать этот чужеземец, приятель монахов.

И среди всех этих разговоров при свете звезд неизменно раздавалось в конце концов имя сеньора Мартина Алонсо.

Он был самым богатым и влиятельным из Пинсонов; семейство это по своей многочисленности походило скорее на племя и жило в Палосе и Могере. Сейчас Мартин Алонсо был в отсутствии. Он повез андалусские вина в порт Остию, чтобы продать их в Риме. Многие ждали его ращения и спорили о том, каково будет его мнение по поводу иностранца, который взбудоражил город грамотами их высочеств и снаряжением судов.

Фернандо Куэвас старался разузнать, чем же так примечателен этот моряк.

— Это самый великий, самый отважный человек из всех, кто когда-либо родился в нашем краю, — сказал ему один из собравшихся. — Никто не пользуется таким влиянием в морском деле, как он. К тому же, он всегда имеет в своем распоряжении собственное судно, а порою еще два-три наемных, и, кроме того, у него множество весьма влиятельных родственников и столько же друзей.

Шли дни, и дон Кристобаль, несмотря на грамоты их высочеств и поддержку королевских чиновников, все еще не решался «поставить стол» в Палосе. «Поставить стол» — означало объявить запись в экипаж корабля. Для этого, по существовавшему обычаю, на площади перед церковью ставили стол, на котором лежала большая куча денег, предназначенных для немедленной расплаты с теми, кто запишется в тетрадь с корабельным списком. Колон боялся позора, который ему предстояло пережить, когда моряки Палоса, Могера и Уэльвы будут смеяться и глядеть на стол, стоя в стороне и не подходя к нему.

На всем побережье графства Ньебла, в этой стране замечательных моряков, он встретил до сих пор только четырех человек, готовых сопровождать его, и то благодаря королевскому указу, обещавшему помилование всем судившимся или осужденным, если они запишутся в экипаж.

Один матрос, живший вблизи Палоса, по имени Бартоломе Торрес, поссорился с городским проповедником Хуаном Мартином, человеком крутого нрава, и заколол его. Дрались они один на один и совершенно честно, и все же суд приговорил его к смерти на виселице, оттого что покойный состоял на службе у городских властей.

Возмущенные приговором и не желая оставлять в беде товарища, с которым они вместе столько раз шли навстречу смертельной опасности в морских просторах, другие три моряка — Альфонсо Клавихо, Хуан де Могер и Перо Искьердо, добрые сердца и буйные головы, взяли приступом городскую тюрьму и освободили Бартоломе Торреса. За это нападение они также были приговорены к смерти, и все четверо бежали из Палоса, чтобы спастись от виселицы, и скрывались в окрестностях, поддерживаемые тайной помощью земляков.

Эти четыре моряка и были единственными, предложившими свои услуги Колону; они решились вернуться в Палос под защитой королевского указа о помиловании.

Фернандо Куэвас все больше сомневался в том, что его хозяину удастся совершить свое пресловутое путешествие. Будущему адмиралу моря Океана предстояло, очевидно, оставаться на суше вместе с двумя своими слугами.

Глава II

В которой дон Кристобаль решается наконец «поставить стол» благодаря Пинсону-старшему и получает от него полмиллиона мараведи, и в которой будущее путешествие, поддержанное королевской четой, превращается в предприятие общественное и народное.

Колон припоминал, что он несколько раз уже беседовал с Мартином Алонсо в комнате настоятеля монастыря Рабида.

Пока он дожидался в монастыре ответа королевы на письмо, отправленное в Санта Фе отцом Хуаном Пересом, моряк из Палоса, приглашенный монахом, беседовал с ним о море и его тайнах.

Фантазер, считавший всегда, что он окружен людьми, стоящими ниже его, которыми он имеет право распорядиться по-своему, понял с первых же слов, что имеет дело с человеком такого же склада, как он сам, рожденным для власти, для опасных предприятий, требующих большой душевной твердости.

Он был учтив в обращении, приветлив с нижестоящими, остроумен и восторжен, как все андалусцы, приятен в разговоре благодаря мягкому произношению, свойственному всем его землякам, и звал сеньором каждого, кто был старше его по возрасту, хотя бы это был простой матрос.

Этот человек был, возможно, самым популярным во всем графстве Ньебла благодаря его успехам мореплавателя в мирное время и подвигам, совершенным им во время войны с Португалией, когда он снарядил свое судно и предоставил его к услугам испанской королевской четы. В течение всей этой войны он был корсаром и совершал набеги на соседние португальские берега и суда, укрывавшиеся в их портах.

Но он был не только человеком действия; помимо славы моряка, он обладал еще и крупным состоянием, которое приобрел, снаряжая свои и чужие суда. Когда начали распространяться идеи так называемого Возрождения, он, подобно многим людям своего времени, стал жадно стремиться проникнуть в тайны природы. По своей внутренней сущности Мартин Алонсо был очень сходен с Колоном: его занимали географические загадки, все, что таилось за пределами океанской пустыни. Но, занимая более высокое общественное положение, чем иностранец, и будучи связан делами с целым семейством моряков, которые во всем с ним советовались, он никогда не мог найти нужного времени, чтобы удовлетворить свою любознательность искателя.

К этому времени ему было около пятидесяти лет; он был женат на донье Марии Альварес, от которой имел пятерых детей. Он был главой семьи, носившей имя Пинсон, — имя, которое, возможно, было когда-то прозванием птицы, а со временем превратилось в фамилию.[74] Семейство это делилось на две ветви: первую, к которой он и принадлежал, состоявшую из трех братьев — его самого с детьми, Франсиско Мартина Пинсона и Висенте Яньеса Пинсона, и вторую, возглавляемую его двоюродным братом Диэго Мартином Пинсоном, по кличке Старик, также имевшим жену и многочисленных сыновей-моряков. Кроме того, Мартин Алонсо находился в родстве со всеми знаменитыми семьями моряков, жившими в портах реки Тинто и реки Одиэль. Он занимался торговлей, плавая в Гвинею и на Канарские острова, и посещал различные порты западной части Средиземного моря, до берегов Италии и Сицилии.